августовская пресс-конференция на всю страну не транслировалась - прис-
лала обожженный кусок дерева. Ее дом сгорел, писала она, в огне погибли
муж и двое из пятерых детей. Пожарная служба города Шарлотт заявила, что
всему виной неисправная электропроводка, но она с такой версией не сог-
ласна. Дом наверняка подожгли. Она хотела, чтобы Джонни потрогал почер-
невший кусок дерева и определил, кто совершил поджог, и пусть это чудо-
вище остаток своей жизни гниет в тюрьме.
лившийся кусок дерева) за свой счет без каких-либо объяснений. Но он
таки п о т р о г а л некоторые. Большинство из них, в том числе
обуглившийся кусок стенной панели, присланный убитой горем женщиной из
Шарлотт, абсолютно ничего ему не говорили. Но иногда контакт порождал
тревожные образы вроде тех, от которых просыпаешься ночью. Чаще всего
было почти не за что зацепиться: картина появлялась и тут же исчезала,
оставив лишь смутное ощущение. Но один раз...
том. Шарф был белый, вязаный, ничем не отличающийся от миллиона других.
Но стоило ему взять его в руки, как отцовский дом внезапно куда-то ис-
чез, а звук телевизора в соседней комнате стал нарастать и убывать, на-
растать и убывать, пока не превратился в монотонный гул летних насекомых
и далекие всплески воды.
пробивались зеленоватые солнечные лучи. Он шел уже три часа, почва под
ногами стала вязкой, хлюпающей, почти болотистой. Он был напуган, здоро-
во напуган, но старался не поддаваться страху. Если потеряешься в без-
людных северных краях и запаникуешь, можно заказывать надгробную плиту.
Он продолжал двигаться на юг. Прошло два дня, как он расстался со Сти-
вом, Рокки и Логаном. Они раскинули палатки около...
ться.
упавшего дерева, белые омертвевшие сучья, подобно костям, проглядывали
тут и там сквозь зелень, да, он видел свой рюкзак, но не мог до него до-
тянуться, потому что отошел в сторону помочиться и угодил в самую топь,
его сапоги почти до верха погружались в грязную жижу, он попытался вер-
нуться назад и найти местечко посуше, чтобы сделать свое дело, но не
мог. Он не мог выбраться, потому что это была не грязь. Это было...
что-то другое.
будь, чуть ли не смеясь над своим идиотским положением: отлил водичку,
нечего сказать.
ный участок, в худшем случае зачерпнет в сапоги - и ладно, зато будет
что порассказать, когда его разыщут.
подниматься выше колен. Тогда он принялся барахтаться, позабыв, что если
уж угодил по дурости в болотную топь, то лучше не шевелись. Не успел он
оглянуться, как погрузился до пояса, теперь жижа была уже по грудь, за-
тягивала его словно большими коричневыми губами, затрудняла дыхание; он
крикнул, потом еще и еще раз, но никто не откликался, ничего не появи-
лось; только пушистенькая коричневая белка пробралась по мшистой коре
упавшего дерева, уселась на его рюкзаке и смотрела на него блестящими
черными глазками.
неумолимо сжимала ему грудь, и вскрики его становились все тише и судо-
рожнее. Порхали, пищали, ссорились птицы, лучи солнечного света с прозе-
ленью, словно патина на меди, пробивалась сквозь листву, а жижа подня-
лась уже выше подбородка. Один, он умрет один, он открыл рот, чтобы
крикнуть в последний раз, но не смог, потому что жижа потекла в рот,
просочилась тонкими струйками между зубов, протекла по языку, он уже
глотал эту жижу и крикнуть не мог...
свернутый шарф, дышал он учащенно и с трудом. Он бросил шарф на пол, где
тот свернулся белой змеей. Больше Джонни к нему не притронулся. Отец
вложил его в пакет и отослал назад.
нашли новый объект для публичного и тайного поклонения. Газетчики не
просили больше дать интервью, отчасти потому, что номер телефона был из-
менен и не значился в справочнике, отчасти потому, что все это уже стало
историей.
был редактором отдела очерков. Он объявил случившееся жестоким и безв-
кусным розыгрышем. Дескать, Джонни наверняка изучил прошлое некоторых
репортеров, которые могли прийти на пресс-конференцию, - так, на всякий
случай. Да, признал он, прозвище его сестры Анны было Терри. Она умерла
сравнительно молодой, и, возможно, амфетамины сыграли тут не последнюю
роль. Но эта информация была доступна любому, кто только хотел копнуть.
В статье все выглядело вполне логично. Правда, в ней не объяснялось, как
Джонни, не выходя из больницы, мог получить эту "доступную информацию",
однако на это обстоятельство большинство читателей, похоже, не обратили
внимания. Джонни все это было безразлично. Инцидент исчерпан, и он не
имел никакого желания создавать новые. Стоит ли писать женщине, прислав-
шей шарф, что ее брат утонул, истошно крича, в болотной жиже, так как
пошел помочиться куда не следовало? Разве это успокоило бы ее или облег-
чило ей жизнь?
кузины Герберта из Оклахомы. Письмо от дамы, которая до этого прислала
распятие со словами "Сделано на Тайване", выбитыми крошечными золотыми
буковками на ступнях Христа. Коротенькая записка от Сэма Вейзака. И ма-
ленький конверт - с обратным адресом, который заставил его заморгать и
выпрямиться: С. ХЭЗЛИТ, ПОНДСТРИТ, 12, БАНГОР.
лезнованием. На обороте ровным, с наклоном влево почерком было написано:
"Джонни, я очень сожалею о случившемся. Я услышала по радио, что твоя
мама умерла. В определенном смысле самое прискорбное во всем этом то,
что твое личное горе сделали достоянием общественности. Ты, возможно, не
помнишь, но мы говорили о твоей маме в тот вечер, когда произошла ава-
рия. Я спросила тебя, как она поступит, если ты приведешь в дом грешную
католичку, а ты ответил, что она примет меня и всучит мне несколько ре-
лигиозных брошюр. По тому, как ты улыбнулся, я поняла, что ты ее любишь.
От твоего отца я знаю, что она изменилась, но скорее всего это произошло
от любви к тебе и от ее нежелания примириться с горем. Насколько я пони-
маю, ее вера была вознаграждена. Прими, пожалуйста, мое искреннее собо-
лезнование, и если я могу что-нибудь сделать сейчас или в будущем, расс-
читывай на своего друга Сару".
Сару за открытку и за память. Он тщательно взвешивал каждое слово, боясь
выдать себя. Теперь она замужняя женщина, и изменить что-либо не в его
силах. Но он помнил их разговор о матери - и многое другое. Ее открытка
вызвала в памяти весь тот вечер, и он ответил ей с горечью и нежностью,
хотя горечи было больше. Он по-прежнему любил Сару Брэкнелл, и ему пос-
тоянно приходилось напоминать себе, что Сары нет, а есть другая женщина,
пятью годами старше, мать двухлетнего малыша.
Сара с мальчиком собиралась на неделю в Кеннебанк к подруге, с которой
жила в одной комнате, когда училась на первом и втором курсах, ее фами-
лия сейчас Константин, а тогда она была Стефани Карслей. Сара писала,
что Джонни, возможно, помнит ее, но Джонни не помнил. Короче говоря,
Уолт застрял в Вашингтоне по делам своей фирмы, и по партийным тоже, и
Сара подумала, что могла бы на денек приехать в Паунал повидать Джонни и
Герберта, если это никому не помешает.
тым и двадцать третьим октября. Если же мой визит будет почему-либо
некстати, то позвони и скажи - сюда или в Кеннебанк. Я пойму. Люблю вас
обоих. С а р а".
красновато-коричневым и золотым буквально за последнюю неделю. Скоро
листья начнут опадать, придет зима.
лучше, думал он, не звонить, не писать, вообще ничего не делать. Она все
поймет. Что хорошего может принести ей его письмо, так же как той женщи-
не, которая прислала шарф? Зачем будить спящую собаку? Сара могла упот-
ребить это слово "люблю", особенно не задумываясь, но он так не мог. Для
него прошлое еще не отболело, а время оказалось грубо сжатым, сплюсну-
тым, исковерканным. По его внутренним часам всего полгода назад она была
его девушкой. Разумом он примирился и с комой, и с такой потерей време-
ни, но сердце противилось этому. Отвечать на ее открытку с соболезнова-
нием было нелегко, но письмо ведь можно просто скомкать и переписать,
если получится не то, что надо, если наметится выход за рамки дружеских
отношений, а только такие отношения они теперь и могли себе позволить.
Если же они встретятся, он, чего доброго, сделает или сморозит какую-ни-
будь глупость. Лучше не звонить. Пусть все заглохнет.
хромированной поверхности. Гравий на подъездной дорожке захрустел под