дверные ручки, а другой за переборку, мы по сигналу Хансена одновременно
поднатужились и подняли дверь на четыре дюйма. Но она осталась открытой.
Еще одна попытка. Снова те же четыре дюйма - и я понял, что на большее
сил у нас не осталось.
ухватился обеими руками за нижнюю скобу двери, лег спиной на палубу,
уперся ногами в порожек и судорожно рванулся... Дверь с треском
захлопнулась.
опасность миновала. На какое-то время. Я оставил Хансена задраивать
оставшиеся запоры, а сам принялся отпирать дверь в кормовой защитной
переборке. Едва я справился с первым запором, как остальные начали
освобождаться сами.
надо было подсказывать, что мы стремимся поскорее отсюда вырваться.
Дверь рывком распахнулась, в ушах у меня щелкнуло от перемены давления.
Потом я услышал ровный несмолкающий рев: это сжатый воздух врывался в
балластные цистерны. Я только приподнял Миллса за плечи, а сильные,
умелые руки уже подхватили его и перенесли через порожек, спустя пару
секунд мы с Хансеном последовали за ним.
там стряслось?
палубе торпедного склада. Я бросил только короткий взгляд на лейтенанта
Миллса большего и не требовалось - и последовал за Хансеном. Бежать я не
стал.
быстро пустели, но "Дельфин" продолжал стрелой уходить вниз, в темную
глубь Северного Ледовитого океана: даже мощные компрессорные установки
нашей субмарины не могли так скоро нейтрализовать воздействие десятков
тонн забортной воды, все еще поступающей в носовой торпедный отсек.
Когда, крепко держась за леера, чтобы устоять на бешено кренящейся
палубе, я проходил коридором мимо кают-компании, то вдруг почувствовал,
как вся подводная лодка затряслась у меня под ногами. Сомневаться не
приходилось: Свенсон приказал запустить главные турбины и дать полный
назад, теперь гигантские бронзовые винты бешено месили воду, пытаясь
остановить погружение лодки.
как учуял я, когда вошел в то утро в центральный пост "Дельфина". Пока я
проходил мимо сонаров, на меня никто даже не покосился. Им было не до
меня.
застывшие, они, точно сидящие в засаде охотники, не отрывали глаз от
единственного, что их сейчас интересовало, - от падающей стрелки.
обычная субмарина, на которых мне приходилось раньше бывать, не смогла
бы действовать на такой глубине. Да что действовать - даже просто
уцелеть.
скрывалось за этой цифрой, и у меня мороз пробежал по коже. Мороз по
коже бежал не только у меня, во и у молодого моряка, занимавшего
внутреннее кресло у пульта глубины. Он сжал кулаки так, что побелели
суставы, щека у него дергалась, а на шее судорожно пульсировала жилка,
словом, выглядел он так, будто уже видел перед собой старуху-смерть,
призывно манящую костлявым пальцем.
слыхал, чтобы субмарина нырнула на такую глубину и уцелела. Никогда не
слыхал, очевидно, и коммандер Свенсон.
него звучал спокойно, даже безмятежно, и хотя он был слишком умен, чтобы
не осознавать смертельной опасности, в его поведении и интонациях не
проскальзывало ни тени страха. - Насколько мне известно, это рекордное
погружение... Скорость падения?
исключением воздушной подушки... - Свенсон внимательно присмотрелся к
шкале и задумчиво постучал по зубам ногтем большого пальца - похоже, он
делал это тогда, когда впору было забиться в истерике. -Продуть цистерны
с дизельным топливом! Продуть цистерны с пресной водой!
свидетельствовало, что Свенсон, как никогда, близок к отчаянию: за
тысячи миль от базы он решился отправить за борт топливо и питьевую
воду, ставя тем самым корабль на грань жизни и смерти. Но сейчас, в этот
момент, выбирать не приходилось: надо было любым способом облегчить
подводную лодку.
снизился примерно на семьдесят пять процентов, наступившая относительная
тишина казалась пугающей, зловещей и наводила на мысль о том, что
"Дельфин" отказывается от дальнейшей борьбы.
топлива и пресной воды, но "Дельфин" продолжал погружаться, и я уже
сомневался, понадобятся ли нам эти запасы. Хансен стоял рядом со мной. Я
заметил, что с левой руки у него на палубу капает кровь, и,
присмотревшись повнимательнее, понял, что два пальца у него сломаны.
Наверно, это случилось еще в торпедном отсеке. В тот момент это не имело
особого значения. Для Хансена это и сейчас не имело значения, он,
казалось, даже не замечал этого.
"Дельфину" нет. Прозвенел звонок. Свенсон взял микрофон, нажал кнопку.
уменьшить обороты. Главные подшипники уже дымятся, вот-вот загорятся.
глубины, тот, у которого дергалась щека и пульсировала жилка на шее,
забормотал: "Господи, помилуй. Господи, помилуй...", не останавливаясь
ни на минуту, сначала тихо, потом все громче, почти впадая в
исступление. Свенсон сделал два шага, коснулся его плеча.
парень застыл, точно гранитное изваяние, только жилка на шее по-прежнему
билась, как молоточек.
легко и небрежно, но получилось что-то вроде кваканья придавленной жабы.
- Боюсь, мы продвигаемся в область неизведанного, - невозмутимо ответил
Свенсон. - Тысяча футов, чуть больше. Если шкала не врет, то мы уже на
пятьдесят футов глубже критической отметки, когда корпус должен уступить
напору. В данный момент на лодку давит столб свыше миллиона тонн.
Безмятежность Свенсона, его ледяное спокойствие просто поражали, не
иначе как пришлось обшарить всю Америку, чтобы найти такого человека.
Нужный человек в нужное время и в нужном месте - именно так можно было
сказать про Свенсона, находящегося в центральном посту терпящей бедствие
субмарины, которая неумолимо погружалась на глубину, на сотни футов
превосходящую ту, на которую рассчитаны подводные лодки любого класса.
торопилась снизить скорость. Было странно, что прочный корпус еще
выдерживал такое огромное давление. На секунду я попытался представить
себе, каким будет наш конец, но тут же отбросил эту мысль: проверить,
как это будет на самом деле, я все равно не успею. Здесь, где давление
достигает примерно двадцати тонн на квадратный фут, нас раздавит, точно
камбалу, раньше, чем наши органы чувств сумеют на это отреагировать.
Снова зазвенел звонок из машинного отделения. На этот раз голос звучал
умоляюще.
раскалилась докрасна. Прямо на глазах.
в ответ Свенсон.
они на ходу, он собирается выжать из них все, чтобы спасти лодку и ее
экипаж.
матросская столовая. Сюда начинает поступать вода...
центральном посту оторвались от пульта глубины и обратились в сторону
динамика. Под сокрушительным весом воды, под этим чудовищным давлением
корпус лодки, кажется, начал сдавать. Одна крохотная дырочка, одна
трещинка не толще паутины - и все, этого достаточно, чтобы прочный
корпус подводной лодки начал продавливаться, разваливаться и
сплющиваться, точно детская игрушка под ударами парового молота. Я
окинул взглядом собравшихся: все думали примерно одно и то же.
усиливается... О Господи, капитан, что нам делать?