стороны, если я не хочу никого обижать, то ведь это потому, что я в других
признаю такие же живущие и страдающие существа, как я сам; но в таком случае
я, конечно, буду стараться по возможности избавлять эти существа от
буду и помогать им. Милосердие предполагает справедливость, а справедливость
требует милосердия, это только различные стороны, различные способы
проявления одного и того же48.
различие, но нет и не может быть противуположности и противоречия. Не
помогать другим - значит уже обижать их; человек последовательно
справедливый непременно будет исполнять и обяз анности милосердия, а человек
истинно-милосердный не может быть в то же время несправедливым. Эта
нераздельность двух альтруистических правил (при всем их различии) очень
важна как основание для внутренней связи права и нравственности, политики и
духовно й жизни общества.
поступали с тобою, - вовсе не предполагает материального или качественного
равенства всех субъектов. Такого равенства не существует в природе, и
требовать его было бы бессмысленно. Д ело идет не о равенстве, а лишь о
равном праве на существование и развитие своих положительных сил. Дикий
папуас имеет такое же право существовать и совершенствоваться в своей сфере,
какое имели Франциск Ассизский или Гете - в своей. Уважать это право мы
должны одинаково во всех случаях - убийство дикаря есть такой же грех, как
убийство гения или святого, но из этого не следует, чтобы они были
равноценны в других отношениях и чтобы мы должны были относиться к ним
одинаково вне пределов этого общечеловеч еского права. Материального
равенства, а потому и действительной равноправности (в смысле равной
правоспособности и дееспособности) нет не только между различными
существами, но и в одном и том же существе, - при перемене возрастов и
состояний определенн ые или особенные его права и обязанности не остаются
ведь одни и те же: в детстве они не те же, что в зрелом возрасте, в душевной
болезни не те же, что в здоровом состоянии; однако его основные или
общечеловеческие права, нравственная самоценность его ка к лица остается
неизменною, - точно так же не упраздняется она и бесконечным разнообразием и
неравенством отдельных лиц, племен и классов. Во всех этих различиях должно
сохраняться нечто безусловное и одинаковое, значение каждого как самоцели,
т.е. как ч его-то не могущего быть только средством для чужих целей.
и перегородок; и в этом он совпадает с тем чувством, на котором
психологически опирается альтруизм. Жалость, как мы видели, тактике
универсальна и беспристрастна, и в ней человек д оходит до "уподобления
Богу", потому что обнимает одинаковым участием всех без различия: и добрых,
и "врагов истины", и людей, и демонов, и даже "естество пресмыкающихся"49
52.
опирающиеся на чувство жалости, хотя включают в свой объем всю область живых
существ, но содержание этих правил не покрывает всех нравственных отношений
даже между человеческими лицами. Пре жде всего: каким должно быть нормальное
отношение малолетних, но уже способных понимать нравственные требования
детей к их родителям? Несомненно, здесь есть нечто особенное, специфическое,
несводимое к справедливости и человеколюбию и невыводимое из жало сти.
Ребенок непосредственно признает превосходство родителей над собою, свою
зависимость от них, он чувствует к ним благоговение, и отсюда вытекает
практическая обязанность послушания. Все это выходит из пределов простого
альтруизма, логическая сущность которого состоит в том, что я признаю
другого подобным и равным с собою, утверждаю за ним то же самое значение,
которое приписываю самому себе. Нравственное отношение детей к родителям,
напротив, не только не определяется равенством, но имеет даже прямо обратное
значение - оно основывается на признании того, в чем эти существа неравны
между собою. И психологическою осиновой нравственного отношения здесь
первоначально не может быть участие в чужом страдании (жалость), так как
родители непосредственно яв ляются для ребенка не со стороны их нужды в
чужой помощи, а со стороны их собственной помогающей силы в его нуждах.
заключает в себе нечто особенное. Общий принцип справедливости требует,
чтобы мы относились к другим так, как желаем, чтобы они относились к нам
самим. Под это можно логически подве сти и нравственное отношение детей к
родителям: любя свою мать или отца, ребенок, конечно, желает, чтобы и они
любили его. Но эти две формы любви - та, которую испытывает ребенок к
родителям, и та, которой он желает себе от них, - имеют между собою естес
твенное отличие, не вытекающее из общего начала: в первом отношении
господствует чувство преклонения перед высшим и долг послушания ему, причем
вовсе не предполагается, что ребенок требует и себе от родителей, такого же
почтения и повиновения. Можно, кон ечно, идти дальше по пути формальных
соображений и утверждать, что дети (разумеется, в сознательном возрасте),
почитая и слушаясь своих родителей, желают такого же отношения к себе со
стороны своих будущих детей. Но этим только установляется отвлеченная
дается основание этой любви в ее особенности. Помимо всякой проблематической
мысли о будущих детях нравственное чувство настоящего ребенка к его
родителям имеет вполне достаточное о снование в действительном
взаимоотношении между этим ребенком и его родителями, именно в его всецелой
зависимости от них как от своего Провидения - с этим неизбежно связывается
признание их существенного превосходства, а отсюда логически вытекает
обязанн ость послушания; таким образом, сыновняя любовь получает свой
совершенно особый характер почтения или благоговения (pietas erga parentes),
выводящий ее за общие пределы простого альтруизма.
жалость, представляющая первое коренное проявление альтруистических
отношений, предполагает тоже неравенство, только в обратную сторону. Но
здесь это неравенство не имеет существенного значения. Родители, жалея своих
беспомощных детей и заботясь о них, сами знают по собственному опыту те
страдания голода, холода и т.д., которые вызывают их жалость, так что здесь
в сущности есть сравнение или уравнение между состояниями другого и таким и
же своими; напротив того, ребенок вовсе не испытал, как свои собственные, те
преимущества зрелого возраста, которые вызывают в нем чувство почтения или
благоговения к родителям, заставляя видеть в них высшие существа. Родители
жалеют детей по подобию с собою, как однородных, хотя фактически неравных с
собою, - это неравенство здесь лишь привходящее; тогда как специфическое
чувство детей к родителям по существу определяется превосходством последних,
следовательно, прямо основано на неравенстве.
действительной или мнимой обиды, то легко заметить, что в его чувствах
преобладает гнев и негодование на оскорбителя святыни. Он не столько жалеет
обиженную, сколько сердится на обидч ика. Чувства этого ребенка существенно
сходны с теми, которые одушевляют толпу, защищающую своего идола. "Велика
Артемида Ефесская! Смерть нечестивцам!"53
обусловлены равенством, а неравенство является в них лишь случайным и
преходящим моментом. Жалея другого, я во всяком случае уподобляюсь ему,
мысленно ставлю себя на его место, вхожу, так сказать, в его кожу; этим уже
предполагается мое равенство с ним как с однородным. Признавая другого
равным себе, сострадающий сравнивает его состояние с такими же своими и из
их одинаковости выводит нравственную обязанность участия и помощи.
приравнять его к себе или себя к нему, тогда как предполагаемое существенное
неравенство, или инородность, исключая мысль об одинаковых состояниях, в
корне подрывает жалость и всякое альтруистическое отношение. "Дважды
рожденный" индус безжалостен к судрам и париям; основывая свое отношение к
ним на неравенстве, т.е. именно на невозможности приравнять себя к ним, он
не может ставить себя на их место, уподоблять их состояния своим, - не
может, следовательно, принимать в них участие. В этом случае, так же как и
во взглядах белых плантаторов на негров или наших старинных крепостников на
"хамово отродье"54, фактически образовавшаяся жестокость отношений искала
себе оправдания в мысли о существенном неравенстве, или разнородности.
существ, порождающее или оправдывающее всякие безнравственные отношения.
Другой характер имеет то положительное неравенство, которым определяется
сыновняя любовь или благочестие. Нер авенство брамина с парией или
плантатора с негром упраздняет солидарность чувств и интересов между ними;
преимущество родителей перед детьми обусловливает, напротив, их
солидарность, служит основанием особого рода нравственных отношений. Здесь
естественн ый корень религиозной нравственности, которая представляет
особую, важную область в духовной природе человека, независимо от
положительных религий и метафизических систем.
стало распространяться мнение, получившее большую популярность особенно в
недавнее время под влиянием позитивной философии Огюста Конта.
Первоначальною формой религии, согласно это му мнению, признается фетишизм,
т.е. обоготворение случайно обративших на себя внимание или произвольно
выбранных вещественных предметов, частию натуральных (камни, деревья),
частию даже искусственных. Зачатки или же остатки такого вещественного
культа,
фетишизма (могущего, впрочем, иметь более глубокий смысл, о котором сам
основатель позитивизма стал догадываться во вторую эпоху своей деятельности)
за основную и первоначальную религию человечества помимо несогласия с