в нем нет никакого прозрения и никаких интуиций; ни об каком "что" это
сомнение не говорит, ни к чему вне себя не относится, это совершенно чистое,
взятое лишь в себе, голое "как". Оно не говорит, ни "что", ни ""почему", ни
"зачем". Если Кратил, ученик Гераклита, в знак своего крайнего скептицизма
молчал и только водил пальцем , символизируя этим, что все объято вечным
течением - изменением и потому ничего достоверного нет, то это еще далеко не
полный скептицизм, ибо все-таки пальцем он водил и выражал этим движением
очень много объективного содержания. Но если б он перестал водить пальцем,
ибо усумнился бы в вечном течении вещей, и его сограждане, заинтересовавшись
его неподвижностью, спросили бы его, в чем он сомневается, - и он ответил:
"не знаю", почему он сомневается, - и он ответил бы: "не знаю", наконец:
сомневается ли он? - и он ответил бы: "не знав" - то не вправе ли были бы
они, по совету Шопенгауера, послать за врачом? И не вправе ли были бы мы:
или назвать подобного рода сомнение патологическим, как его справедливо
называет Л.М.Лопатин , или же скорее нигилистическим, имеющим основание в
той распущенной воле, которая, отказавшись от норм и морали, и мысли, и
чувства, просто-напросто потешается и, sit venia verbo! - хулиганствует .
органических функций, или нигилистическая настроенность, вернее
расстроенность воли. Но как бы мы положительно ни квалифицировали подобное
состояние и чем бы оно ни было, взятое само по себе, - ясно одно: для
рассуждающей мысли, ищущей определить чистое "как" своего исходного пункта,
оно не может представлять никакого интереса. "Я страдаю печенью", "я страдаю
водобоязнью", "я страдаю сомнением" (в разбираемом сейчас смысле) - для
чистой мысли это положения совершенно равноценные. Можно жалеть, любить,
ненавидеть, лечить страдающих водобоязнью или подобным сомнением, но
считаться с ними как с имеющими какую-нибудь точку зрения по основаниям
вышеуказанным не приходится.
и мысль, отразившая ее нападение, еще с большей силой сознает свою не
поддающуюся никакому разрушению цельность, свою универсальную власть, свою
абсолютную приложимость, свою внутреннюю, имманентно присущую
авторитетность. Мысль, так себя сознающая, есть то чистое "как" исходного
пункта, которое ею искалось.
Бога-Обманщика так, как разделалась с этой идеей живая, чистая мысль? Ответ
был нами уже дан, и теперь только приходится его подчеркнуть. Ratio, как не
носящий в себе начала движения, по природе своей не способен на то живое
самоутверждение, которое одно только и может победить химеру и свидетелем
которого мы только что были. Побивая химеру, чистая мысль пользуется не
отвлеченными гетерономными аргументами, а живым автономным сознанием своего
существа и природы.
Архимедовское притязание картезианства, притязание, являющееся предпосылкой
всей новой философии, - найти материальную точку опоры вне мира мысли, и
сдвинуть этим последний, и подчинить его чуждым началам какой-нибудь
механистической или вообще статической метафизики - есть предприятие
совершенно немыслимое - дело абсолютно призрачное. Символ мысли не
архимедовское "d?j p? st?" , не рычаг, имеющий точку опоры в каком-нибудь
"вне", а замкнутый, исполненный аутаркии - шар.
действительно данный и только данный пункт, свобода у мысли была бы отнята
принципиально и навсегда.
новой философии, никакое материальное "что" не может быть признано за
исходный пункт теоретической мысли. Другими словами: действительно
критическая мысль должна начать философствование с исследования своей
собственной природы и своего собственного существа. Только на основе такого
исследования возможно создание истинного критицизма, и всякая философия, не
могущая представить этого исследования, обличается в коренном догматизме.
самоопределения мысли в качестве ratio, мы должны констатировать, во-первых,
полную некритичность, случайность и только историчность этого
самоопределения, во-вторых, явное несоответствие этой концепции истинным
свойствам живой, рассуждающей мысли. Происходит громадной важности событие:
пред лицом декартовской химеры мысль принципиально и навсегда отвергает
отождествление себя с ratio и постулирует совершенно иное философское
самоопределение.
новое самоопределение должно быть ведено в таких масштабах и в такой
принципиальной глубине, чтоб возвыситься над рационализмом не только в
грубых его формах, но самых утонченных и сложных. Другими словами, критика
новой философии должна быть направлена не против тех или других форм
рационалистической мысли (т.е. не против отдельных философских систем нового
времени), а против самого ее существа, т.е. против скрытой предпосылки
всякого рационализма. Другими словами, постулируется выход из самых коренных
принципов новоевропейского философствования.
. Когда ее берутся решать практически - льются потоки крови. Когда в нее
углубляются теоретически - заходят в такие дебри умозрения, что становится
трудным связать исходные пункты рассуждения с результатами.
сложностью? Видит ли он ее коренную трудность?
творить историю, тогда действующие общественные силы дадут желаемый
сознательный результат. Это переход человечества из царства необходимости в
царство свободы" . Одно из течений социалистической мысли, анархизм, говорит
о свободе еще решительнее и энергичнее. Ему мало свободы социализма; Маккай
говорит о периоде осуществления социализма в таких презрительных словах:
"Это будет скучный период обыденности, нивелирования в смирительной рубашке
равенства, период взаимного контроля, мелких раздоров вместо великой борьбы,
беспрерывных переворотовї Четвертое сословие станет тогда третьим, рабочий
класс "подымется" до класса буржуазии и будут носиться отличительные
признаки: будничность дней, фарисейское довольство, сытые добродетели! И
тогда-то восстанут истинные революционеры, великие и сильные борцы за свое
собственное "я"" .
"идеал, - говорит Реклю, - обнимает будущее во всей его полноте, ибо друзья
и враги все знают, что дело идет уже не о больших частичных революциях, а об
одной общей революции, которая преобразует все общество во всех его
проявлениях": Поэтому Реклю договаривается даже до идеи абсолютной свободы.
Он говорит: "Наш идеал состоит в требовании для всякого человека полной
абсолютной свободы выражать свои мысли во всем" .
"Центральной идеей анархизма является конечное освобождение личности". "Во
всякой правительственной форме, во всякой организации власти анархизм видит
насилие и протестует против них во имя абсолютной личной свободы" .
освобождение личности - вот что является, таким образом, верховной и главной
целью социализма и анархизма.
желании действительной свободы покоится их страстная, проникнутая скрытым
огромным моральным пафосом критика существующего строя. Свобода - эта одна
из тех основных идей социализма, которые сильнее всего приковывают к нему
симпатии масс и привлекают к нему с каждым годом все больше и больше сил и
сторонников из подрастающих поколений.
важно напрячь все свои силы, чтобы выяснить: что из себя представляет
свобода, к которой стремятся социализм и анархизм? может ли она
удовлетворить человека вполне? чего же хотят люди, когда их озаряет мечта о
полной, универсальной свободе? В каком отношении эта свобода находится к
свободе социализма или анархизма?
безжалостным образом. Эта истина не нова. Ее не раз выдвигали сторонники
свободы воли в философской полемике с детерминизмом, в полемике, которая в
истории философии возгоралась и утихала несколько раз. Я не пущусь в
метафизические размышления и не стану доказывать, свободна ли воля
человеческая. Я хочу только подчеркнуть одну бесспорную мысль.
стоят на почве теоретического позитивизма. Позитивизм все доступное
человеческому познанию подчиняет закону причинной обусловленности. Все, что
мы знаем, имеет свои причины, хотя бы причин этих мы не знали. Душевный мир
так же крепко и во всех частях своих скован законом причинности, как и мир
физический. Форма психической обусловленности иная, нежели форма физической
обусловленности, но сущность та же. Здесь действуют причины внешние, в форме
толчков. Там действуют причины внутренние, в форме мотивов. Мотивы можно не
сознавать. Они могут быть неуловимыми и не поддающимися констатированию, но
они всегда есть, ибо действий без причины не бывает. Но то, что
Афанасьев Роман
Флинт Эрик
Быков Василий
Скальци Джон
Шилова Юлия
Афанасьев Роман