время от времени, житель гор по временам нуждается в ласковом море.
LI
выстроить дом для истинных моих друзей, я бы не справился -- так он должен
быть огромен -- нет человека, который не был бы мне другом, хотя бы одной
своей малоприметной черточкой. Тот, кому по моему приказу рубят голову, тоже
мне друг, и в нем есть согласие со мной, но расчленить человека невозможно.
Друг мне и тот, кто считает, что ненавидит меня, и с удовольствием отрубил
бы голову мне. Не подумай, что я говорю из дешевого прекраснодушия,
снисходительности или пошлого желания понравиться, -- нет, я по-прежнему
тверд, суров и молчалив. Но дружественное мне и в самом деле обильно, оно
рассеяно повсюду и быстро наполнило бы мой дом, помоги я ему сдвинуться
доверяешь без опаски деньги, значит, дружба для тебя -- честность слуги.
Если того, к кому обращаешься за помощью и получаешь ее, значит, Дружба для
тебя -- выгода, которую можно извлечь. Если того, кто в нужный момент
встанет на твою защиту, значит, дружба -- долг чести. Но я презираю
арифметику и называю другом того, кого вижу внутри каждого из нас, он может
спать в глубинах естества, но при моем приближении проснется, узнает и
улыбнется мне, хотя, возможно, завтра этот человек предаст меня.
такую будущность и впрямь немного охотников.
у него были друзья, он умел любить их и не знал разочарований. Разочарование
в дружбе -- это обманувшееся корыстолюбие. Разочарование низко, куда же
подевалось в человеке все то, что ты полюбил? Ведь и вначале в нем было то,
что тебе не нравилось. Но и любимого тобой, и любящего тебя ты превращаешь в
раба и, если он не выдерживает тягот рабства, казнишь его.
Свободный дар любви стал долговым обязательством жить в рабстве и пить
цикуту. Но друг почему-то не рад цикуте. Ты разочарован, но в разочаровании
твоем нет благородства. Ты разочарован рабом, который плохо служит тебе.
LII
укоры. Например, от жены за то, что не принадлежишь ей одной. Жены убеждены,
вне дома ты отдаешь украденное в доме. Мы забыли о Господе и выучились
торговаться. Мы забыли, что, отдавая, не истощаешь, а расширяешь возможность
отдавать. Любящий в людях Господа любит любого из людей щедрее, чем тот, кто
сосредоточился на любви к единственному и поселил любимого в тесном садике
своего "я". Воин, преодолевающий вдали опасности, щедрее одаряет любовью
любимую, хотя, наверно, она не задумывается об этом, чем тот, кто день и
ночь при своей жене, но сам не сбылся.
сердце. Отдать -- значит перебросить мост через бездну своего одиночества.
стоит такого подарка". Как будто ты открыл лавочку и вознамерился торговать.
Знай, взявший без отдачи подарил тебе возможность бескорыстно послужить
Господу. И служит Ему не тот, кто поохал над раной ближнего, -- тот, кто, не
медля, пустился в далекий путь по горным тропам, чтобы вылечить рану слуги
своего слуги. Но если ты ждешь благодарности, ты низок, ты лакей больше, чем
все лакеи, вместе взятые, ведь за твое внимание не расплатиться и вырванным
из груди куском мяса. Через нуждающегося в твоей помощи ты послужил Господу,
так поклонись ему до земли, что он согласился взять у тебя.
LIII
Караван вез мне ее из такого дальнего далека, что дорогой успел состариться.
Ты видел когда-нибудь состарившийся в пути караван? Караванщики, что стояли
перед моими дозорными на границе, не знали своей родины. За время странствия
умерли те, кто еще помнил ее и мог о ней рассказать. Они умерли один за
другим, и их похоронили в песках. Пришедшие к нам хранили воспоминания о
воспоминаниях. Песни, которые они переняли от стариков, были легендами о
легендах. Ты видел чудо чудеснее, чем приближение корабля, который построили
и оснастили в открытом море? Юная девушка, что вышла из золотого с серебром
ковчега, выговорила слово "родник". Она знала: когда-то давным-давно в
счастливые времена существовали родники, и выговорила это слово, будто
молитву, но не ждала ответа, ибо и Господу молятся по памяти других людей.
Еще удивительнее было ее умение танцевать, танцам ее научили среди гранитных
скал пустыни, она знала, что танец -- тоже мольба и молитва, что на эту
мольбу может ответить царь, но в пустыне и на нее не ждала ответа.
Безответно молишься и ты до самой смерти, танцуя свой танец перед Господом.
И еще одно чудо: жизнь будто и не прикасалась к ней, будто только сейчас
вылепили ее теплые, словно голубки, груди, ее гладкий живот, чтобы рожала
царству сыновей. Да, казалось, она родилась совершенной -- безупречное
зернышко, принесенное из заморских стран, прекрасное, переполненное дарами,
которые самому ему не нужны, -- мы станем такими после смерти, собрав все
свои дела, заслуги, усвоенные уроки как доказательство, что мы сбылись.
Жизнь не посягала на ее приданое, девственным было ее тело, девственными --
танцы без зрителей, девственным оставался родник, которого не касались ее
губы, цветы, которых она никогда не видела, но из которых ее научили
составлять букеты. Совершенство моей нареченной не нуждалось в свершениях,
ей оставалось одно -- умереть.
LIV
своем сердце умение любить. Если Господь тебе откроется, ты истаешь в Нем и
сбудешься. Зачем тебе тогда расти и возвышаться? И вот тот, кто отыскал
Господа, видит женщину, огородившуюся гордыней, подобно моему треугольному
военному лагерю, -- как спасти ее? В безнадежности он печалится о
человеческом жребии. "Господи! -- говорит он. -- Я обо всем догадался и
думал, она расплачется. Слезы -- дождь, отводящий грозу, они умягчают
гордость, молят о прощении. Если бы она почувствовала себя слабой и
заплакала, я простил бы ее. Но она стала хищной куницей, кусается и
царапается, защищаясь от несправедливостей Твоей Вселенной, она больше не
умеет не лгать".
людях: "Ты внушил им страх перед клыками, когтями, шипами, ядами, острыми
ракушками и скалами Твоей Вселенной. Пройдет немало времени, прежде чем они
успокоятся и вернутся опять к Тебе". Он ведь знает, в каких далях плутает
эта лгунья и как долго ей придется идти, чтобы вернуться!
Господа, а они о нем и не подозревают.
распущенности. Но он-то знает, что ничему не потакает. Он молится: "Господи!
Я не судья им. Бывают времена судилищ, тогда любого -- и меня тоже -- могут
сделать судьей. Но лгунью я взял с собой, потому что она боится, а совсем не
для того, чтобы наказать ее. Видано ли, чтобы спаситель, сочтя спасенного
недостойным, столкнул его обратно в воду? Спасаешь, и все. Спасаешь не
человека, а Господа в нем. А когда спасешь, человека можно и наказать. Ведь
и смертника, если он болен, лечат, прежде чем повесить. Нет права
пренебрегать человеческим телом, хотя тело -- возможность осуществить кару".
ничтожна!" -- я отвечу: "Царство очеловечивается не результатом поиска --
усердием в поиске. Никто не требует от врача оправдания за то, что он
вмешивался в жизнь больного. Необходимо предпринять попытку, пуститься в
путь, цель всегда приблизительна, на дороге множество случайностей, ты не
можешь знать, куда придешь. С одной вершины горы видна другая. Кроме
человека, ты спасаешь и еще что-то, если воодушевлен чистой верой в
спасение. Но если ты стараешься ради платы, если работаешь за
вознаграждение, словно нанятый по контракту, ты -- лавочник, а не человек.
слова и ничего больше. Значимо только направление пути. Важно идти, а не
прийти куда-то, ибо приходим мы только в смерть.
пути. Важно идти, а не прийти куда-то, потому что дом наш в смерти".
хотят удержать. Беспутность -- тоже не жизнь. И еще отчаяние:
Цветок увял и оставил семечко, но ты-то думал, что он будет цвести вечно, и
теперь ты в безнадежности и тоске. Я уже говорил, что зову оседлым не того,
кто в молодости любил девушек, потом завел дом, женился, качал детей, учил
их, растил и на старости лет оделял житейской мудростью, -- этот человек всю
жизнь шел и шел вперед. Оседлому хочется стоять возле женщины и восхищаться
ею, как прекраснейшим из стихотворений, черпать сокровища, будто из
сокровищницы, но вскоре он видит: усилия его тщетны, нет на земле
неисчерпаемых источников -- пейзаж, увиденный с вершины горы, радует, пока
сохраняет вкус победы.
Акунин Борис
Земляной Андрей
Володихин Дмитрий
Марко Джон
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс