стакан горячего виски. Я схожу погляжу, как он.
случаю отъезда гостей. И прежде чем кто-либо мог ее остановить, она уже была
на пороге и скрылась за дверью.
плечами.
серьезно.
образцового студента под угрозой".
не затрагивалась.
этого?
однажды видел пьяным отца в этой самой комнате. Мне тогда было не больше
десяти. Невозможно удержать человека, если он хочет напиться. Наша мать не
могла удержать отца.
знакомился с этой семьей, тем непостижимее они мне казались.
всякий раз как в семье оказывалось что-нибудь неблагополучно. У нее был
красивый голос и большая живость выражения. В тот вечер она читала "Мудрость
патера Брауна". Джулия разложила перед собой на табуреточке маникюрные
принадлежности и старательно перекрывала лаком ногти;
дела, рассматривая живописную группу, которую они составляли, и сокрушаясь
по своем отсутствующем друге.
заходить перед сном в часовню. Она как раз закрыла книгу и предложила пойти
туда, когда распахнулась дверь и вошел Себастьян. Он был одет точно так, как
при нашем последнем разговоре, только вместо румянца его лицо заливала
смертельная
леди Марчмейн.-- Мы успеем поговорить утром.
обошелся, а он мой гость. Мой гость и мой единственный друг, а я обошелся с
ним по-свински.
родные пошли к молитве. Наверху я заметил, что графин уже пуст.
будет, если я вас познакомлю. Почему вы шпионите за мной?
через двадцать лет. Наконец мне удалось его уложить, он уснул, и я печально
отправился к себе.
он раздернул шторы, и, проснувшись от этого звука, я увидел его -- он стоял
ко мне спиной, одетый, курил и глядел в окно туда, где длинные рассветные
тени лежали на росе и первые птицы пробовали голоса среди распускающейся
листвы. Я заговорил, он обернулся, и на лице его я не нашел ни малейших
следов вчерашнего опустошения -- это было свежее, хмурое лицо обиженного
ребенка.
конюшню, думал взять автомобиль, но там все заперто. Мы уезжаем.
закурил новую; руки его дрожали, как у старика.
отвернувшись, смотрел в окно. Потом вдруг сказал:
матерью.
скорее. Можете сговариваться с моей матерью о чем хотите, я не вернусь.
вас это хоть какое-то утешение, могу вам сказать, что я омерзителен самому
себе.
едете, передайте от меня привет няне.
принес чай, хлеб и масло и приготовил мою одежду для нового дня.
остались дома; я сидел у камина в ее комнате, она склонилась над рукоделием,
и побег плюща с распустившимися почками бился о стекло.
Мне не так страшно думать о том, что он был пьян. Это случается со всеми
мужчинами, когда они молоды. Я знаю и привыкла, что так бывает. Мои братья в
его возрасте были настоящие буяны. Мне было больно вчера, потому что я
видела, что ему плохо.
видите, Чарльз, я отношусь к вам совершенно как к родному, Себастьян вас
любит, -- когда ему не было нужды изображать веселье. И он не был весел. Я
почти не спала сегодня, и все время меня терзала одна мысль: ему плохо.
наполовину, но уже тогда у меня мелькала мысль:
всегда такой.
пил.
молилась, и ломала голову, как мне с ним говорить, а утром оказалось, что он
уехал. Это было жестоко -- уехать, не сказав ни слова. Не хочу, чтобы он
стыдился; из-за того, что ему стыдно, и получается все так нехорошо.
понимаю,-- добавила она, и легкий отсвет улыбки мелькнул среди туч,--
насколько я понимаю, вы и он занимаетесь тем, что дразните мистера
Самграсса. Это дурно. Я очень ценю мистера Самграсса. И вы тоже должны его
ценить после всего, что он для вас сделал. Впрочем, может быть бы мне было
столько лет, сколько вам, и я была юношей, мне бы и самой хотелось иногда
подразнить мистера Самграсса. Нет, такие шалости меня не пугают, но
вчерашний вечер и сегодняшнее утро -- это уже совсем другое. Видите ли, все
это уже было.
вместе с ним, но то, что было вчера, для меня совершенно внове.
уже прошла через это с человеком, который был мне дорог. Ну, да вы должны
знать, о ком идет речь -- это "был его отец. Он напивался вот таким же
образом. Мне говорили, что теперь он переменился. Молю бога, чтобы это было
правдой, и, если это действительно так, благодарю его от всего сердца. Но
нынешнее бегство -- тот ведь тоже убежал, вы знаете. Он, как вы верно
сказали, стыдился того, что ему плохо. Обоим им плохо, обоим стыдно -- и оба
обращаются в бегство. Какая прискорбная слабость. Мужчины, с которыми я
росла -- ее большие глаза оторвались от вышивания и устремились к трем
миниатюрным портретам в складной кожаной рамке, - были не такими. Я просто
не понимаю этого. А вы, Чарльз?