сить максимальный выигрыш до двадцати центов, а Дик, которому отчаянно
не везло, - он уверял, что ухитрился проиграть целых четыре доллара
шестьдесят центов, - жалобно молил кого-нибудь сорвать банк, чтобы было
чем заплатить завтра утром за освещение и уборку комнаты. Грэхем, проиг-
рав с глубоким вздохом свою последнюю мелочь, заявил Эрнестине, что
пройдется по комнате "для перемены счастья".
Ваш вызов уже не может удержать меня. Кроме того, мистер О'Хэй ждет ва-
шей ставки.
ла она или выиграла, с таким волнением следила она за Грэхемом, когда он
шел в другой конец комнаты, хотя отлично видела, что Берт Уэйнрайт пе-
рехватил ее взгляд и, в свою очередь, следит за ней. Однако ни она, ни
Берт, да и никто из играющих не заметил, что и от Дика, который, весело
блестя глазами, нес всякий вздор и вызывал непрерывный смех гостей, не
укрылась ни одна деталь этой сцены.
полнеть, была цветущей светлой блондинкой с тонкой кожей, окрашенной
нежным румянцем, какой бывает только у восемнадцатилетних девушек. Блед-
но-розовая кожа на пальцах, ладонях, запястьях, на шее и щеках казалась
прозрачной. И Дик не мог не заметить, что, когда девушка смотрела на
пробиравшегося в конец комнаты Грэхема, она вдруг залилась жарким румян-
цем. Дик заметил, что в ней словно вспыхнула какая-то мечта, но какая
именно, он догадаться не мог.
откинутой головой и небрежно зачесанными, выжженными солнцем золотисто-
песочными волосами идет по комнате, как ей казалось, поступью принца, -
впервые почувствовала нестерпимое до боли желание ласкать шелковистые
пряди его волос.
но появившейся в печати оценки Гарольда Бауэра, не спускала глаз с иду-
щего к ней Грэхема. Она тоже с радостью отметила особое изящество его
движений, гордую посадку головы, волнистые волосы, нежный бронзовый за-
гар щек, великолепный лоб и удлиненные серые глаза, чуть прикрытые века-
ми и по-мальчишески сердитые, причем это выражение тут же растаяло, ког-
да он, улыбаясь, приветствовал ее. С тех пор как они встретились, она не
раз замечала эту улыбку: в ней было какое-то неотразимое очарование, -
дружеская, приветливая, она отражалась особым блеском в его глазах, а в
уголках рта появлялись веселые добрые морщинки. На эту улыбку нельзя бы-
ло не ответить, и Паола молча улыбнулась ему, продолжая излагать Уэйру
свои возражения против слишком снисходительной рецензии О'Хэя на музыку
Бауэра. Затем, исполняя, по-видимому, просьбу Уэйра, она заиграла вен-
герские танцы, снова вызвав восхищение Грэхема, усевшегося с папиросой в
амбразуре окна.
торые то укрощали Франта, то рассекали подводные глубины, то летели по
воздуху, как лебеди, с сорокаметровой высоты, смыкаясь уже у самой вод-
ной поверхности над головой купальщицы, чтобы защитить ее от удара о во-
ду.
возвратился к гостям и вызвал их шумный восторг, непрерывно проигрывая
пятаки счастливому и гордому директору из Мексики, превосходно при этом
имитируя жадность и отчаяние скряги-еврея.
"Патетической сонаты" Бетховена, иллюстрируя его каким-то гротескным
фокстротом, который Дик тут же назвал "Любовь на буксире", и довели Пао-
лу до того, что и она наконец расхохоталась и бросила играть.
Доналду Уэйру пришлось уступить свою монополию на Паолу молодежи, явив-
шейся к ней под предводительством Джереми Брэкстона. Грэхем и О'Хэй усе-
лись в оконной нише и затеяли разговор о критике.
стала петь Паола, под собственный аккомпанемент. Она исполнила несколько
немецких романсов. Пела она, видимо, только для окружавшей ее молодежи,
а не для всего общества, и Грэхем почти с радостью решил, что, кажется,
наконец-то отыскал в ней несовершенство: пусть она замечательная пиа-
нистка, прекрасная наездница, отлично ныряет и плавает, но, - невзирая
на свою лебединую шею, она не бог весть какая певица. Однако ему скоро
пришлось изменить свое мнение. Она все-таки оказалась певицей, настоящей
певицей. Правда, в голосе у нее не было мощи и блеска, но он был нежен и
гибок, с тем же теплым трепетом, который пленял и в ее смехе. И если ему
не хватало силы, то это искупалось точностью звука, выразительностью и
пониманием, художественным мастерством.
го не скажешь. Это был голос настоящей женщины, он звучал всей полнотой
страсти, всем зноем пылкого темперамента, хотя и укрощенного непреклон-
ной волей. Восхитило его также умение певицы, хорошо понимающей особен-
ности своего голоса, искусно пользоваться им, не напрягая его, - тут она
выказала настоящее мастерство.
о состоянии современной оперы, он спрашивал себя: владеет ли Паола и в
сфере более глубоких чувств и страстей своим темпераментом с таким же
совершенством, как в искусстве? Этот вопрос занимал его "из любо-
пытства", как он твердил себе, - но здесь говорило не одно любопытство:
в Грэхеме было затронуто нечто большее, чем любопытство, нечто более
стихийное, заложенное с незапамятных времен в существе мужчины.
маться и окинуть взглядом эту длинную комнату с высоким потолком из ог-
ромных балок, висячую галерею, украшенную трофеями, собранными со всех
концов света, и наконец самого Дика Форреста - хозяина всех этих матери-
альных благ, мужа этой женщины, который сейчас играл так же, как он ра-
ботал, - от всего сердца, и весело смеялся над Ритой, пойманной в плу-
товстве: она не сдала карту в масть, - ведь Грэхем никогда не закрывал
глаза на суровую правду. А за всеми этими вопросами и абстрактными рас-
суждениями стояла живая женщина - Паола Форрест, блестящая, прелестная,
необыкновенная, воплощение подлинной женственности. С той минуты, когда
он увидел Паолу впервые и был поражен образом всадницы на тонущем жереб-
це, она словно заворожила его мужское воображение. Ведь он меньше всего
был новичком в отношении женщин и обычно держал себя, как человек, утом-
ленный их убогим однообразием. Встретить незаурядную женщину было все
равно, что найти великолепную жемчужину в лагуне, опустошенной многими
поколениями искателей жемчуга.
время обратившись к нему.
на, Берт, Джереми Брэкстон и Грэхем, а О'Хэй и Бишоп уже склонились над
шашками.
на своего конька, - продолжала Паола.
Льют. - Это единственное, в чем он действительно ничего не понимает. Он
может прямо с ума свести...
щены. Дик сейчас шепнул мне, чтобы я на завтрашний вечер позвала филосо-
фов. А вы знаете, как они любят поговорить о музыке! Музыкальный критик
- это их законная добыча.
мя года, - добавила Льют.
должала Паола, - не говоря уже о Дар-Хиале с его цинической теорией ис-
кусства, которую он, конечно, в опровержение всего, что будет сказано,
ухитрится применить к музыке. Сам-то он не верит ни на грош в свою цини-
ческую теорию и относится к ней так же несерьезно, как - помните? - к
своему танцу. Просто это его манера веселиться. Он такой глубокомыслен-
ный философ, что надо же ему когда-нибудь и пошутить.
ласила Льют, - я уже заранее вижу, как Терренс берет его под руку, спус-
кается с ним в бильярдную и там подкрепляет свои аргументы самой невооб-
разимой смесью напитков.
ватила, посмеиваясь, Паола.
хему. - Просто у нас в доме уж такой дух. Дику шалости нравятся, он сам
постоянно придумывает всякие шутки. Это его способ отдыхать... Именно он
шепнул Льют насчет того, чтобы Терренс потащил О'Хэя в бар, я уверена.
идея принадлежит не мне одной.
рается спать. Пожелайте ей спокойной ночи, и пусть уходит.
Андреев Николай
Самойлова Елена
Орловский Гай Юлий
Витковский Евгений
Прозоров Александр
Шилова Юлия