Чтение 27–й страницы книги ~Пнин~

Джоан поднялась и накрыла узкой ладонью стакан, который собрался
наполнить Пнин. Миссис Тейер посмотрела на часики, после -- на мужа. Мягкий
зевок растянул Лоренсов рот. Бетти спросила у Томаса, не знает ли он
человека по фамилии Фогельман, специалиста по летучим мышам, который живет в
Санта-Кларе на Кубе. Гаген попросил стакан воды или пива. Кого он мне
напоминает? -- внезапно подумал Пнин. -- Эрика Винда? Но почему? Внешне они
совершенно различны.

11

Финальную сцену сыграли в прихожей. Гаген никак не мог отыскать трость,
с которой пришел (она завалилась за баул в стенном шкафу).

-- А я думаю, что оставила сумочку там, где сидела, -- говорила миссис
Тейер, легконько подталкивая задумчивого мужа к гостиной.

Пнин и Клементс напоследок разговорились, стоя по сторонам двери,
словно чета раскормленных кариатид. Они втянули животы, пропуская
безмолвного Тейера. Посреди комнаты стояли Томас и Бетти, -- он, заложив
руки за спину и время от времени привставая на носки, она с подносом в
руках, -- и беседовали о Кубе, где, по сведениям Бетти, какое-то время жил
двоюродный брат ее нареченного. Тейер слонялся от кресла к креслу и вдруг
обнаружил, что держит в руке белую сумку, так, впрочем, и не поняв, где он
ее подцепил, -- голова его была занята составлением строк, которые он
запишет сегодня ночью:

"Мы сидели и пили, каждый с отдельным прошлым, скрытым внутри, с
будильниками судьбы, поставленными на разобщенные сроки, -- когда, наконец,
изогнулось запястье, и взоры супругов сошлись..."

Между тем Пнин спросил у Джоан Клементс и Маргарет Тейер, не угодно ли
им взглянуть, как он обставил верхние комнаты? Мысль пришлась им по вкусу.
Он повел их наверх. Его так называемый kabinet теперь выглядел очень уютно,
драный пол укрылся более или менее пакистанским ковром, который он когда-то
купил для своей комнаты в колледже и который недавно вытянул, сохраняя
решительное безмолвие, из-под ног изумленного Фальтернфельса. Шотландский
плед, кутаясь в который Пнин пересек в 40 году океан, и несколько подушек
местной выделки прикрыли недвижимую кровать. Розоватые полки, на которых он
обнаружил поколения детских книг, начиная с "Чистильщика Тома, или Пути к
успеху" Горацио Алджера младшего (1869), минуя "Рольфа в лесах" Эрнеста
Томпсона Сэтона (1911) и кончая "Комптоновской энциклопедией в картинках",
изданной в 1928 году в десяти томах с туманными маленькими фотографиями, --
отягощались теперь тремястами шестьюдесятью пятью единицами хранения
библиотеки Вайнделлского колледжа.

-- Как подумаешь, что все это я проштамповала, -- вздохнула миссис
Тейер, в шутливом ужасе закатывая глаза.

-- Некоторые проштампованы миссис Миллер, -- сказал Пнин, приверженец
исторической истины.

В спальне посетителей сильнее всего поразили: складная ширма,
защищавшая кровать о четырех столбах от пронырливых сквозняков, и вид из
выстроившихся рядком окошечек -- темная каменная стена, круто вздымающаяся в
пятидесяти футах от зрителя, с полоской бледного звездного неба над черной
порослью вершины. Через лужайку за домом по отпечатку окна прошел в темноту
Лоренс.

-- Наконец-то вам по-настоящему удобно, -- сказала Джоан.

-- И знаете, что я вам скажу, -- ответил Пнин доверительно приглушая
голос, задрожавший от торжества. -- Завтра утром я под занавесом тайны
встречусь с джентльменом, который хочет помочь мне купить этот дом!

Они спустились вниз. Рой протянул жене сумку Бетти. Герман нашел свою
трость. Стали разыскивать сумочку Маргарет. Вновь появился Лоренс.

-- Гуд-бай, гуд-бай, профессор Вин! -- пропел Пнин, щеки его румянил и
круглил свет фонаря над крыльцом.

(Все еще не покинув прихожей, Бетти и Маргарет Тейер дивились на трость
гордого доктора Гагена, недавно присланную ему из Германии, -- на суковатую
дубинку с ослиной головой вместо ручки. Голова могла шевелить одним ухом.
Трость принадлежала баварскому деду доктора Гагена, деревенскому пастору.
Согласно записи, оставленной пастором, механизм второго уха испортился в
1914 году. Гаген носил ее, как он сказал, для защиты от одной овчарки с
Гринлаун-лэйн. Американские собаки не привычны к пешеходам. А он всегда
предпочитает прогулку поездке. Починить ухо невозможно. По крайней мере в
Вайнделле.)

-- Хотел бы я знать, почему он меня так назвал, -- сказал Т.В. Томас,
профессор антропологии, Лоренсу и Джоан, когда они подходили сквозь
синеватую тьму к четверке автомобилей, стоявших под ильмами на другой
стороне дороги.

-- У нашего друга, -- ответил Клементс, -- собственная номенклатура.
Его словесные вычуры сообщают жизни волнующую новизну. Огрехи его
произношения полны мифотворчества. Обмолвки -- пророчеств. Мою жену он
называет Джоном.

-- Все же меня это как-то смущает, -- сказал Том.

-- Скорее всего, он принял вас за кого-то другого, -- сказал Клементс.
-- И насколько я в состояньи судить, вы вполне можете оказаться кем-то
другим.

Они еще не перешли улицу, как их нагнал доктор Гаген. Профессор Томас,
храня озадаченный вид, уехал.

-- Ну что же, -- сказал Гаген.

Чудесная осенняя ночь -- сталь на бархатной подушке.

Джоан спросила:

-- Вы правда не хотите, чтобы мы вас подвезли?

-- Тут ходьбы десять минут. А в такую прекрасную ночь прогулка -- это
обязанность.

Они постояли с минуту, глядя на звезды.

-- И все это -- миры, -- произнес Гаген.

-- Или же, -- зевая, сказал Клементс, -- жуткая неразбериха. Я
подозреваю, что на самом деле -- это флуоресцирующий труп, а мы у него
внутри.

С освещенного крыльца донесся сочный смех Пнина, досказавшего Тейерам и
Бетти Блисс историю о том, как он однажды тоже нашел чужой ридикюль.

-- Ну пошли, мой флуоресцирующий труп, пора двигаться, - сказала Джоан.
-- Приятно было увидеться с вами, Герман. Кланяйтесь от меня Ирмгард. Какая
чудесная вечеринка. Я никогда не видела Тимофея таким счастливым.

-- Да, спасибо, -- рассеянно ответил Гаген.

-- Видели бы вы его лицо, -- сказала Джоан, -- когда он сказал нам, что
намерен завтра поговорить с агентом по недвижимости о покупке этого чудного
дома.

-- Что? Вы уверены, что он это сказал? -- резко спросил Гаген.

-- Вполне уверена, -- сказала Джоан. -- И если кто-то нуждается в доме,
так это конечно Тимофей.

-- Ну, доброй ночи, -- сказал Гаген. -- Рад был повидаться. Доброй
ночи.

Он подождал, пока они заберутся в машину, поколебался и зашагал обратно
к освещенному крыльцу, где Пнин, стоя как на сцене, во второй или в третий
раз обменивался рукопожатиями с Тейерами и с Бетти.

("Я никогда, -- сказала Джоан, сдавая машину назад и выкручивая руль,
-- то-есть никогда не позволила бы моей дочери отправиться за границу с этой
старой лесбиянкой." -- "Осторожней, -- сказал Лоренс, -- он, быть может, и
пьян, но не так далеко от нас, чтобы тебя не услышать.")

-- Ни за что вам не прощу, -- говорила Бетти веселому хозяину, -- что
вы не позволили мне вымыть посуду.

-- Я ему помогу, -- сказал Гаген, поднимаясь по ступеням и стуча о них
тростью. -- А вам, детки, пора разбегаться.

И после финального круга рукопожатий Тейеры с Бетти удалились.

12

-Прежде всего, -- сказал Гаген, входя с Пниным в гостиную, -- я, пожалуй,
выпью с вами последний бокал вина.

-- Отменно! Отменно! -- вскричал Пнин. -- Давайте прикончим мой
cruchon1.

Они расположились поудобнее, и д-р Гаген заговорил:

-- Вы -- замечательный хозяин, Тимофей. А эта минута -- одна из
приятнейших. Мой дедушка говорил, что стакан доброго вина надо смаковать
так, словно он -- последний перед казнью. Интересно, что вы кладете в этот
пунш. Интересно также, действительно ли вы намереваетесь, как утверждает
наша очаровательная Джоан, купить этот дом?

-- Не то, чтобы намереваюсь, -- так, потихоньку присматриваюсь к этой
возможности, -- с булькающим смешком ответил Пнин.

-- Я сомневаюсь в разумности этого шага, -- продолжал Гаген, нянча в
ладонях стакан.

-- Естественно, я надеюсь в конце концов получить постоянный контракт,
-- с некоторым лукавством сказал Пнин. -- Я уже девять лет, как внештатный
профессор, или как это здесь называют "помощник профессора". Годы бегут.
Скоро я буду заслуженный помощник в отставке. Гаген, почему вы молчите?

-- Вы ставите меня в очень неловкое положение, Тимофей. Я надеялся, что
вы не поднимете этого вопроса.

-- Я не поднимаю вопроса, я лишь говорю, что надеюсь, ну, не на
следующий год, так хотя бы к сотой годовщине отмены рабства Вайнделл мог бы
принять меня в штат.