потом, когда он заговорит о главном, полностью предоставить ему слово.
ты, наверное, знаешь, не в меру чадолюбивы. И мулу моему показалось, что во
время нападения волков кобыла плохо защищала своего жеребенка. Да и не
показалось! Такой она и была, волчья доля! Вот он и отхватил у нее пол-уха.
Да я ее, волчью долю, любил и безухой. И вот говорят мне: "Хасан, тебя
заживо схоронил конокрад из Дранды! Он не слезает с твоей кобылы!" Я поехал
туда. Вижу -- моя кобыла. Не отдает. Свидетелей выставляет, говорит: "Это
волк оторвал ей пол-уха". Можно подумать, что мы родились в лесу и не знаем,
что если уж волк прыгнет на кобылу, то он ухватится за глотку, а не за ухо.
деревенскому суду, как прикус моего мула точка-в-точку совпадает со следами
на рваном ухе моей кобылы. Но тогдашний деревенский суд даже в зубы моему
мулу не стал глядеть. Ты думаешь, взятки только сейчас берут? И тогда брали!
Конокрад подкупил старшину.
Мухус, только хахакал, а за дело не брался. Слишком мелкое, по их разумению.
Для них мелко, а у меня душа поперек горла. И дело длилось два с половиной
года, и я на всякие там хлопоты истратил столько денег, что мог купить на
них и трех лошадей по-ушастей зайцев, но ради правды, ради справедливости,
ради честности хотел найти суд на этого конокрада и не мог найти. А тут и
мул мой сдох, и теперь зазубрины на ухе моей кобылы стало не с чем
сравнивать, хоть и при жизни моего мула никто и не хотел свести его резцы с
ее ухом.
городского, и Кязым свел меня с твоим городским дядей, адвокатом. И он,
царство ему небесное, весь этот клубок распутал до ниточки и на суде
доказал, что кобыла моя, и всех свидетелей пристыдил и еще доказал, что
кобыла моя была жеребая, когда конокрад ее увел, так что тот вынужден был и
стригунка к ней пристегнуть. У него душа горела, у твоего дяди, -- закончил
старый Хасан эту историю, -- сейчас таких нет. Сейчас у адвокатов толстая
печень. Разве я его когда-нибудь забуду? Жалко, что ты его не застал,
царство ему небесное!
дядю Самада. В мое время он уже был горьким алкоголиком, и адвокатская
практика его сводилась к тому, что он в кофейне и на базаре писал прошения
неграмотным крестьянам. Платили натурой, и он каждый вечер приходил пьяный.
Потом он исчез, как исчезали многие люди в те времена -- ни единого письма,
ни открытки. Видно, жизнь его оборвалась вместе с алкогольной ниточкой, на
которой она еще тогда держалась.
знакомых, ни тем более клиентов, и вдруг в таком неожиданном месте вижу
человека, который пронес сквозь всю жизнь благодарность к моему невезучему
дяде.
языке.
его мелькнул неистовый огонь, может быть, искрой которого и была его память
о моем дяде. Рассказывая, он иногда вскрикивал, не столько пытаясь
перекричать водопад, как мне сперва показалось, сколько нашу человеческую
глухоту.
расскажу все, как есть. Ты наша кровь, ты должен знать правду. Сейчас многие
охорашивают его жизнь, но это непристойное дело. Все, что было дурного в его
жизни, шло не от него, а от других людей. Иногда даже родственников.
Охорашивая жизнь Хаджарата, люди на самом деле охорашивают себя. Потому что
стыдно и есть чего стыдиться.
увидел, он уже был абреком. Когда я его впервые увидел, я был крепким
мальчиком лет десяти. Я уже мог выгнать из загона двадцать -- тридцать коз,
от пуза выпасти их в лесу и к вечеру вернуться домой, не потеряв ни одной
козы и не заплутавшись.
германской войны. Большой Снег накрыл Абхазию по крыши домов, только
дымоходы, оттаяв, торчали. Большой Снег означал, что будет германская война.
правильно сказать. Мы говорили "лемцы". Понадобилась новая германская война.
И когда раненые стали возвращаться, мы поняли, что "лемцы" говорить
неправильно. Надо говорить "немцы". А что толку? Из наших мальчиков мало кто
вернулся. Но теперь ошибаться в имени врага стало стыдно, и мы начали
говорить "немцы".
в Ачандарах. Почему мы переехали жить в Чегем, ты поймешь, если будешь идти
за моими словами.
Омар. Омар был ровесником Хаджарата... Нет! Он был старше года на
три-четыре. Почему так думаю? Потому что Омар долгое время не замечал
Хаджарата, а потом, когда Хаджарат вошел в мужской возраст, он начал ему
завидовать.
первым. А потом Хаджарат шагнул вперед. Омар был сильным. Хаджарат был еще
сильней. Но Омар был на голову выше ростом, и потому камень с его плеча
летел дальше.
бросался в глаза. Он был как барс. До Большого Снега в наших лесах
попадались барсы. А потом, говорят, ушли в Азербайджан. Там, говорят, нефть
греет землю, но я там не был, не знаю.
скачки, стрельба, прыжки, борьба на конях -- Хаджарат.
прыжке, не притрагиваясь к лошади, мог сесть на нее верхом. Но не на
казацкую лошадь, она намного выше наших. На абхазскую горную лошадь он мог
вскочить в прыжке. Как было, так и говорю.
корточки и подоить корову или козу. Эта сила сама его выбрасывала вверх, и
он выпрямлялся с пустым подойником. В этом мире сильные часто остаются с
пустым подойником.
любил. Выпрямлялся и отбрасывал подойник. Зато когда пахал сохой, обгонял
собственного вола, такую силу в руках имел. Пахать любил. Но доить коров и
коз -- гуж! мыж! гуж! мыж! -- не любил. В те времена у нас, у абхазцев,
женщины редко доили скот. Сейчас женщины доят, если есть, что доить.
сестры. Словами не передашь, как они его любили. И он их так любил. Отец и
мать Хаджарата к этому времени умерли, оставались в доме только сестры. А у
Омара в доме к этому времени была только мать. Княгиня.
потому что завидует. Зависть -- черная повязка на глазах разума. А Хаджарат
крепко держит себя в руках. Почему? О сестрах думает. Погибнет -- сестры
умрут от горя. Убьет князя -- придется уйти в абреки, а сестры останутся
одни. Этот княжеский род даже в те времена считался чересчур свирепым.
могу схватить этот водопад и перекинуть его назад? Это природа! Смирись с
природой! Толкай себе свой камень! Нет, цепляется и цепляется к Хаджарату.
фамилии Акузба. Другой по фамилии Ахьба. Они прислуживали в доме князя.
коня. Взамен -- любого из его косяка или деньгами.
этого коня его отец незадолго до смерти пригнал из Черкессии. Хаджарат сам
его объездил и берег как память об умершем отце. Это был хороший конь. Но
князь не понимал, что если в борьбе на конях Хаджарат опрокидывает его
вместе с конем, то тут дело в наезднике, а не в коне. И хорошего коня надо
уметь разгорячить! Хаджарат умел. Этого кичливый Омар не понимал.
его теперь не оставит. Или порчу наведет на коня, или конокрадов напустит,
или еще что. За себя он не боялся, боялся за сестер. Что с ними будет, если
он схлестнется с князем и уйдет в абреки?
тебе любые деньги и любых лошадей из косяка. Смирись! Иначе ты, может, и
уцелеешь, но нас он изведет! Мы же твои родственники все-таки!
через месяц обещал деньги. Но, когда родственники вывели коня из конюшни, он
пенял, что опустела его жизнь. Места себе не находит, по ночам не спит. Он
был привязчивый, Хаджарат! Что лошадь, что собака, что человек -- прикипал
душой. И это его сгубило в конце концов!
еще три дня, а на четвертый наполнил карман патронами, сунул за пояс свой
смит-вессон, так называли тогда николаевский пистолет, и явился на княжеский
двор. Прислужники так и шныряют по двору.