чтобы ты ушла от него" навсегда... и вернулась к нам... Когда я об этом
узнал случайно, я ничего другого не мог придумать... не мог же я прямо
сказать тебе... Я все надеялся... все надеялся, что ты вернешься, и по-
тому подослал эту бедную женщину. Думал, она подтолкнет тебя. Она - не-
задачливая актриса, без ангажемента. Она отказывалась, а я настаивал...
теперь я вижу, - это было нехорошо... Но я хотел тебя вернуть. Неужели
ты не видела, что я готов, что я рад простить? Как ты не понимала?.. Но
до этого я не думал тебя довести... Мне самому еще тяжелее было все это
видеть... следить за каждым твоим шагом. Ради детей, пойми, только ради
детей я должен был заставить тебя... Но теперь все это прошло... Все бу-
дет хорошо...
лека, и она не понимала их. Все заглушал шум волн, набегавших изнутри,
сознание было помрачено полным смятением чувств. Она ощущала ласковые
прикосновения, поцелуи и свои собственные слезы, но внутри, звеня и гу-
дя, проталкивалась по венам кровь, и в ушах стоял неистовый гул, точно
перезвон колоколов. Потом все исчезло в тумане. Очнувшись от обморока,
она смутно почувствовала, что ее раздевают, как сквозь густую пелену
увидела ласковое и озабоченное лицо мужа. И сразу же погрузилась в чер-
ную пучину глубокого благодетельного сна без сновидений.
в ней самой тоже просветлело, пронесшаяся буря словно очистила и освежи-
ла кровь. Она пыталась вспомнить, что с ней произошло, но все казалось
еще сном. Она ощущала такую неправдоподобную легкость и свободу, с какой
паришь по воздуху во сне, и, чтобы увериться, что то смутное ощущение -
явь, она дотронулась одной рукой до другой.
не бывало. Те бессвязные слова, которые она и слышала и не слышала на
грани сознания, и те прежние неясные догадки, которые она не смела прет-
ворить в мысль и подозрение, теперь вдруг слились в стройное целое. Все
сразу стало ей понятно, - и вопросы мужа и недоумение любовника; петля
за петлей развернулись перед ней страшные сети, которыми она была опута-
на. Гнев и стыд овладели ею нервы вновь болезненно затрепетали, и она
уже готова была пожалеть, что пробудилась от этого сна без грез и без
страхов.
шиеся птенцы гомонили навстречу новому дню. Ирена ясно различала голос
сына и впервые с удивлением заметила, как он похож на отцовский голос.
Улыбка неприметно тронула ее губы и задержалась на них. Ирена лежала с
закрытыми глазами, чтобы лучше насладиться тем, что было ее жизнью, а
отныне и ее счастьем. Внутри еще тихонько щемило что-то, но это была
благотворная боль - так горят раны, прежде чем зарубцеваться навсегда.
кого парохода, произошел своеобразный несчастный случай, по поводу кото-
рого в газетах появились подробные, но весьма фантастические сообщения.
Хотя я сам был пассажиром "Океании", но, так же как и другие, не мог
быть свидетелем этого необыкновенного происшествия; оно случилось в ноч-
ное время, при погрузке угля и выгрузке товаров, и мы, спасаясь от шума,
съехали все на берег, чтобы провести время в кафе или театре. Все же я
лично думаю, что некоторые догадки, которых я тогда публично не высказы-
вал, содержат в себе истинное объяснение той трагической сцены, а дав-
ность события позволяет мне использовать доверие, оказанное мне во время
одного разговора, непосредственно предшествовавшего странному эпизоду.
возвращения в Европу на борту "Океании", клерк только с сожалением пожал
плечами: он не знает, можно ли еще обеспечить мне каюту, так как теперь,
перед самым наступлением дождливого времени, все места бывают распроданы
уже в Австралии, и он должен сначала дождаться телеграммы из Сингапура.
занять для меня одну каюту, правда не особенно комфортабельную, под па-
лубой и в средней части парохода. Я с нетерпением стремился домой, поэ-
тому, не долго думая, попросил закрепить за мной место.
хая - тесный четырехугольный закуток недалеко от машинного отделения,
освещенный только тусклым глазом иллюминатора. В душном, застоявшемся
воздухе пахло маслом и плесенью; ни на миг нельзя было уйти от электри-
ческого вентилятора, который, как обезумевшая стальная летучая мышь,
вертелся и визжал над самой головой. Внизу машина кряхтела и стонала,
точно грузчик, без конца взбирающийся с кулем угля по одной и той же
лестнице; наверху непрерывно шаркали шаги гуляющих по палубе. Поэтому,
сунув чемодан в этот затхлый гроб меж серых шпангоутов, я поспешил на
палубу и, поднимаясь по трапу, вдохнул, как амбру, мягкий, сладостный
воздух, доносимый к нам береговым ветром.
с нервозностью, порожденной вынужденным бездействием, без умолку болтая,
расхаживали по палубе. Щебетание и трескотня женщин, безостановочное
кружение по тесным закоулкам палубы, назойливая болтовня пассажиров,
скоплявшихся перед креслами, - все это почему-то причиняло мне боль. Я
только что увидел новый для меня мир, передо мной пронеслись пестрые,
мелькающие с бешеной быстротой картины. Теперь я хотел подумать, привес-
ти в порядок свои впечатления, воссоздать воображением то, что воспринял
глаз, но здесь, на этой шумной, похожей на бульвар палубе, не было ни
минуты покоя. Строчки в книге расплывались от мелькания теней проходив-
ших мимо пассажиров. Невозможно было остаться наедине с собой на этой
залитой солнцем и полной движения пароходной улице.
одинаковое, пустынное и синее, и только на закате вдруг загоралось всеми
цветами радуги; а людей я уже через трое суток знал наперечет. Все лица
были мне знакомы до тошноты; резкий смех женщин больше не раздражал ме-
ня, и не сердили вечные споры двух голландских офицеров, моих соседей.
Мне оставалось только бегство; но в каюте было жарко и душно, а в салоне
английские мисс беспрерывно барабанили на рояле, выбирая для этого самые
затасканные вальсы. Кончилось тем, что я решительно изменил порядок дня
и нырял в каюту сразу после обеда, предварительно оглушив себя стака-
ном-другим пива; это давало мне возможность проспать ужин и вечерние
танцы.
темно и тихо. Вентилятор я выключил, и воздух полз по вискам, липкий и
влажный. Чувства были притуплены, и мне потребовалось несколько минут,
чтобы сообразить, где я и который может быть час. Очевидно, было уже за
полночь, потому что я не слышал ни музыки, ни неустанного шарканья ног.
Только машина - упрямое сердце левиафана, пыхтя, толкала поскрипывающее
тело корабля вперед, в необозримую даль.
над дымящейся башней трубы и призрачно мерцающим рангоутом, мне вдруг
ударил в глаза яркий свет. Небо сияло. Оно казалось темным рядом с бе-
лизной пронизывавших его звезд, но все-таки оно сияло, словно бархатный
полог застлал какую-то ярко светящуюся поверхность, а искрящиеся звезды
- только отверстия и прорези, сквозь которые просвечивает этот неописуе-
мый блеск. Никогда не видел я неба таким, как в ту ночь, таким сияющим,
холодным как сталь и в то же время переливчато-пенистым, залитым светом,
излучаемым луной и звездами, и будто пламенеющим в какойто таинственной
глубине. Белым лаком блестели в лунном свете очертания парохода, резко
выделяясь на темном бархате неба; канаты, реи, все контуры растворялись
в этом струящемся блеске. Словно в пустоте, висели огни на мачтах, а над
ними круглый глаз на марсе - земные желтые звезды среди сверкающих не-
бесных.
ющими алмазными гвоздями прибитое к небу; казалось, оно колышется, тогда
как движение создавал только ход корабля, пловца-гиганта, который, слег-
ка дрожа и дыша полной грудью, то поднимаясь, то опускаясь, подвигался
вперед, рассекая темные волны. Я стоял и смотрел вверх. Я чувствовал се-
бя как под душем, где сверху падает теплая вода; только это был свет,
белый и теплый, изливавшийся мне на руки, на плечи, нежно струившийся
вокруг головы и, казалось, проникавший внутрь, потому что все смутное в
моей душе вдруг прояснилось. Я дышал свободно, легко и с восторгом ощу-
щал на губах, как прозрачный напиток, мягкий, словно шипучий, пьянящий
воздух, напоенный дыханием плодов и ароматом дальних островов. Только
теперь, впервые с тех пор как я ступил на сходни, я испытал священную
радость мечтания и другую, более чувственную: предаться, словно женщина,
окружающей меня неге. Мне хотелось лечь и устремить взоры вверх, на бе-
лые иероглифы. Но кресла были все убраны, и нигде на всей пустынной па-
лубе я не видел удобного местечка, где можно было бы отдохнуть и помеч-
тать.
да, совершенно ослепленный светом, все сильнее изливавшимся на меня со
всех сторон. Мне было почти больно от этого резкого звездного света, мне
хотелось укрыться куда-нибудь в тень, растянуться на циновке, не
чувствовать блеска на себе, а только над собой и на залитых им предме-
тах, - так смотрят на пейзаж из затемненной комнаты. Спотыкаясь о канаты
и обходя железные лебедки, я добрался, наконец, до бака и стал смотреть,
как форштевень рассекает мрак и расплавленный лунный свет вскипает пеной
по обе стороны лезвия. Неустанно поднимался плуг и вновь опускался, вре-
заясь в струящуюся черную почву, и я ощущал всю муку побежденной стихии,
всю радость земной мощи в этой искрометной игре. И в созерцании я утра-
тил чувство времени. Не знаю, час ли я так простоял, или несколько ми-
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Мурич Виктор
Сертаков Виталий
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман