свободы и вошел в комнату, где, к своему удивлению, Уимпол увидел у
маленького столика лорда Айвивуда с костылем, спокойного, как Джон Силь-вер.
Человек с тяжелыми веками сел напротив него, и они поговорили, но Уимпол
ничего не расслышал. Он прошел в соседнюю комнату, где заказал кофе и ликер,
такой хороший, что он выпил несколько рюмок.
ждал, что будет. Странным ему казалось одно: время от времени все помещение
оглашал звонок. Когда он звонил, лорд Айвивуд кивал, словно был к нему
подключен. Когда же он кивал, молодой человек взбегал наверх, как горец, но
скоро возвращался. На третий раз поэт подметил, что убегают и другие, из
других комнат, и возвращаются помедленней, с сознанием хорошо выполненного
долга. Однако он не знал,
Кэмберленда или Корнуолла доходит до слуха короля.
услышал, что, записывая слова Айвивуда, он повторил: "Спиртные напитки
нельзя продавать, если полиция не извещена за три дня". Проведем, конечно.
Приходите через полчаса".
идет, опираясь на грубый костыль, он испытал те же чувства, что и Джоан.
Вскочив из-за столика, он тронул его за локоть и произнес:
Сосновый лес и камера не способствуют спокойствию, но ты в них не виноват.
Не знал, что ты сегодня выйдешь, все ж нога... Побереги себя, Филип. Присядь
на минутку.
поймут лишь тогда, когда вообще поймут подобных людей. Как бы то ни было, он
осторожно отцепил костыль и сел напротив кузена, а тот стукнул по столу,
зазвеневшему, словно гонг, и кликнул лакея, как будто сидел в людном
ресторане. Потом, прежде чем Айвивуд что-нибудь скажет, он заговорил:
очень хочу ее послушать. Мы не всегда соглашались, но теперь просто нечего
читать, кроме твоих речей. Как это у тебя? "Смерть и железный звон дверей
поражения". После Страффорда так никто не говорил. Разреши мне послушать.
Кстати, я ведь тоже член парламента.
короткой. - И он посмотрел на стену над головой Уимпола, сильно хмурясь. Ему
было нужно, чтобы никто не выступил после его поправки.
Айвивуда. Тот наотрез отказался что-либо выпить, но кузен его спросил ликеру
и снова заговорил:
сам выступлю. Почти весь день и почти всю ночь я думал о них. Вот что я
сказал бы на твоем месте: "Начнем с того, можете ли вы уничтожить кабак?
Достаточно ли вы сильны? Худо ли это, хорошо ли, но почему вы запрещаете
крестьянину пить пиво, если я пью шартрез?"
точнее, услышал то, что его не касалось.
чтобы отпустить слугу. - Вспомните того священника, которого попросили
сказать проповедь о трезвенности, и он начал словами: "Да не покроют нас
воды потопа". Не вам вызывать потоп. Вы запретили пиво! Вы отнимите у Кента
хмель, у Девонши-ра - сидр! Судьба кабака решится в этой комнате!
Берегитесь, как бы ваша судьба не решилась в кабаке. Берегитесь, не то
англичане сядут судить вас, как судили многих. Берегитесь, не то
единственным кабаком, от которого бегут, как от чумного, станет тот, где я
сейчас пью, ибо хуже его нет и на большой дороге. Берегитесь, не то это
место сравняется с тем, где матросы бьют девок". Вот что я сказал бы. - И он
весело встал. - Вот что я скажу. Не вывеску "Старого кабака" сметут с земли,
- пылко закричал он, по-видимому, лакею, - не вывеску, а вашу булаву!
озарила его плодоносный ум. Он знал, что поэт возбужден, но не пьян, и может
сказать речь, даже очень хорошую. Он знал, что любая речь, хорошая или
плохая, разрушит его планы и даст кабаку возможность летать, где он хочет.
Но он помнил, что бдение
естественное.
Пошли за мной. Я забыл, как тут что делается, и очень устал. Ты пошлешь?
помогают.
Почти в тот же миг сонливый член кабинета появился в дверях и вяло махнул
рукой.
проковылял по комнате, оставив в ней спящего. Впрочем, оставил он не только
спящего, но и незажженную сигару, и свою честь, и Англию своих предков -
словом, все, что отличало дом над рекой от грязного кабака. Он поднялся
наверх и ушел через двадцать минут. То была его единственная речь без тени
красноречия. И с этого часа он стал фанатиком, чья пища - одно лишь будущее.
найдете домик, и в нем старичка. Пока что все естественно; вы познакомитесь
с благодушным, даже шумным человеком преклонных лет, чье лицо похоже на
яблоко, а борода подобна снегу. Он покажет вам своего отца, с бородой
подлиннее, но тоже вполне бодрого. А потом они вместе покажут неофиту див-
старичков охотно и подробно расскажет вам о молочном питании. Остальные его
радости сводятся к арифметике. Некоторые считают свои годы с ужасом;
марки; он собирает дни. Репортеры расспрашивали его о временах, которые он
прожил, но ничего не почерпнули, кроме того, что он перешел на моло- ко
примерно в том возрасте, когда все мы приобщаемся к другой пище. На вопрос,
помнит ли он 1815 год, он отвечал, что именно тогда обнаружил целебные
свойства особого молока, впоследствии названного горным. Его арифметическая
вера не помогла бы ему понять вас, если бы вы сказали ему, что за морем, на
большом лугу, недалеко от Брюсселя, его школьные товарищи обрели в том году
любовь богов, умерев молодыми.
на нем свою философию питания, не говоря о домиках и молочных фермах
Миролюбца. Философия эта привлекала многих из богатого, избранного круга -
молодых людей, готовящихся к старости, старцев в зародыше. Мы преувеличим,
если скажем, что они ждали первой седины, как ждал усов несравненный
Фледжби; но мы вправе сказать вам, что они презрели красоту женщин,
дружеские пиры и славную смерть на поле брани ради призрачных радостей
второго детства.
ферм и каких-то мастерских вписывалось кольцо хорошеньких домиков, и все это
располагалось на лоне природы. Без сомнения, такая жизнь полезней, чем
фабрики и дома наших городов, и отчасти поэтому, главным же образом - из-за
горного молока, д-р Мидоус и его питомцы выглядели неплохо. Деревня
наслаждаться тишиной небес, прохладой лесов и методами д-ра Мидоуса, пока в
самую середину Миролюбца не въехал однажды маленький грязный автомобиль.
Остановился он у треугольного островка травы, и два человека в больших
очках, один - высокий, другой - низенький, встали на этот островок, как
клоуны на арену; что недалеко от истины.
водопадом спадавшего в речку. Там они сняли куртки, поели хлеба, купленного
в Уиддингтоне, и запили его водой из реки, которая текла к Миролюбцу.
боялся. В теории ее нужно давать только тем, кто упал в обморок. Она
полезней им, чем бренди, да и стоит ли тратить бренди на людей, упавших в
обморок? Теперь я не так строг. Я не думаю больше, что воду надо отпускать
по рецепту. Юность сурова, невинность нетерпима. Я полагал, что, поддавшись
искушению, стану запойным пьяницей. Но теперь я вижу, чем хороша вода. Как
приятно ее пить, когда мучает жажда! Как весело она журчит и сверкает! Да
она совсем живая. Собственно говоря, после вина это лучший напиток.
послан он, Не сказав худого слова, Дружно выплесните вон!
благодарен, Что его еще и пьют!
тучи, Как возмездье за грехи:
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Березин Федор
Куликов Роман
Глуховский Дмитрий
Суворов Виктор