сторону лестницы, по которой со второго этажа спускалась худенькая очень
смуглая кудрявая женщина с голым младенцем-девочкой на руках. За ней
испуганно прятались двое похожих на цыганят мальчиков лет шести-семи. Ран
пронзительно заорал что-то неестественно высоким голосом, делая быстрые и
непонятные движения пальцами прямо в лицо маленькой женщине. Та совершенно
не смутились и не испугались, но тотчас открыла свой красный рот и выдала
пронзительный речитатив одновременно с речитативом мужа, а Юрина внучка
вертела кудрявой головкой и радостно улыбалась, таращась в основном на
невиданную светловолосую тётю. Но стоило Инге сделать естественное движение,
чтобы погладить девочку по голове, как та вдруг закричала, заплакала и
забилась так, что Юрий и Инга невольно схватились друг за друга. Мальчики
тотчас брызнули вверх по лестнице и больше не появлялись. "Не обращайте
внимания, - махнула рукой Алла. - Они у нас все нервные. Мы их лечим...
После того, как их всех как-то взорвали..." "Что? - ахнула Инга. - Что
их?.." "Взорвали, - спокойно пояснила Алла. - Чему тут удивляться? Вы в
Израиле уже сколько? Два месяца? И не читали о террактах ООП? Мы все тут всю
жизнь живём в ожидании взрыва. И вокруг нашей мицпэ... это на иврите
дословно значит "наблюдение"... так вот вокруг нашего посёлка штук двадцать
арабских деревень. От них в любой момент можно ожидать всего..." "Но за
что?" "За что? За то, что мы живём на своей земле. Просто живём тут. Растим
наших детей. С точки зрения ООП, это само по себе является преступлением, за
которое наказывают смертью. Вы этого не знали?" "Знали, - решил, наконец,
взять реванш Лев. - Всё они прекрасно знали, когда обучали и вооружали
арафатовцев. Они ходили на первомайские демонстрации. А им кричали с
трибуны: "Братский привет палестинскому народу, борющемуся с сионистской
оккупацией," - козлиным плаксивым голосом скопировал он голос вождя с
трибуна. - А они в ответ кричали "Ур-р-ра!" - чуть не сорвал голос
мужичонка, со всей доступной ему страстью изображая, как Юрий и Инга,
никогда, кстати не ходившие на первомайские демонстрации из-за занятости на
даче, кричали свою поддержку врагам благородных и великодушных ватиков,
которым они же, когда в России для них кончилось сало, нагло навязались в
сожители...
Серёжа... Дожили, отец не понимает ни слова из речи родного сына." "Учи
иврит, - резонно заметила Алла. - Ран говорит на нашем родном языке в своей
стране, а вы говорите на никому в мире не интересном иностранном наречии.
Чем раньше вы в вашей семье забудете язык матершинников-антисемитов и
перейдёте на родной иврит, тем вам же будет лучше. И тогда ты со своим сыном
пообщаешься нормально. Впрочем, я сомневаюсь, что вам, Инга, будет легко
перейти на иврит." "Почему? Я в ульпане из лучших, - улыбнулась Инга и вдруг
сказала почти без акцента на иврите, обращаясь к Рану: - А вот вести себя
так по отношению к женщине, матери своих детей, по-моему, нехорошо. Это не
украшает мужчину." Лев и Алла вылупили глаза, а Ран разулыбался, притянул к
себе жену, взасос громко обцеловал крохотное лицо супруги и всю девочку с
головы до ног. А потом что-то горячо заговорил Инге на иврите. Та серьёзно
кивала и отвечала, как оказалось, впопад. "Я учила язык ещё до отъезда, -
пояснила она на иврите же растерявшимся хозяевам. - И вообще я с детства
круглая отличница. И у вас в ногах с тряпкой я ползать не буду в своём
Израиле, - добавила она совершенно ошеломлённому Льву. - И Юра уже прошёл в
Технионе два интервью. И ему уже дали место под стипендию Шапиро. Не
дождётесь, - зло добавила она по-русски и обратилась к растерянному мужу: -
Юра. Мне тут не нравится. Поцелуй свою семейку, и мы уходим. Унижения тоже
должны быть дозированными. Серёжа, - добавила она на иврите, - с папой
пообщаешься, когда вспомнишь русский. Вот тебе наш телефон. Шалом у
леhитраот, хаверим..." "Подождите... - засуетился Лев. - Отсюда нет никакого
общественного транспорта..." "Не ваша забота, - сверкнула на него Инга
волчьим взглядом, от которого несчастный Лев немедленно оцепенел. - Пешком
дойдём. Не старые." "Перестаньте, - пыталась преодолеть вновь охватившее её
бешенство и овладеть собой Алла. - Вы не представляете... Двадцать
километров до станции..." "Да я всю жизнь по тайге ходила столько к станции.
А по вашему-то куцему лесу..." "Так ведь через арабские деревни, вы с ума
сошли... Лёва, отвези их, пожалуйста." "Да нет уж, Лёвушка, вози кого
другого." "Юра! - крикнула Алла. - Ты-то чего молчишь?" "Кошмарный сон... -
сказал глухо Юрий. - Мне это уже как-то снилось... Я проснусь и всё..."
"Идиот, - начала было Алла, но осеклась, натолкнувшись на "таёжные глаза". -
Каким ты был, таким и остался... - сникла она. - Что делать? Мы вас
пригласили от всей души, а вы..." "Если это душа, - вдруг жёстко сказал
Юрий, - то что же такое грязь?.. А от любых нечистот надо держаться
по-возможности подальше. Жаль только, что сына ты мне угробила, Алла. Боюсь,
что навсегда. Надо было у тебя его всё-таки отнять, когда он от тебя сбежал
ко мне. Так Инга тебя пожалела..." "Инга?.. - взорвалась, наконец, Алла. -
Вот эта? Пожалела? Меня?.. Да я плевала на жалость всяких..." Она вдруг
замерла, не понимая, почему и родной дом, и сад за окном стали вдруг странно
неподвижными, словно отлитыми из разноцветного металла. Одновременно исчезли
абсолютно все мысли и эмоции. В мире больше не существовало ни гостей, ни её
семьи. Она видела, как странными рывками, словно на испорченной киноплёнке
двигались к открытым дверям какой-то знакомый вроде бы высокий парень в
приспущенных трусах и какие-то неизвестные ей люди, как парень пытался
затащить их в машину, как какой-то человек обнял Рана за плечи и стал
рывками уменьшаться в размерах рядом с какой-то женщиной по дороге... Через
несколько минут Алла судорожно рыдала в кресле, а Лев метался с лекарствами,
не зная, давать ли их жене или сначала принять самому. В памяти этих людей
не было и следа Хадасов, которые в это время бодро шагали по каменистой
обочине горячей асфальтовой ленты, проложенной через весёлый искусственный
ельник вниз, к трассе, отважно идущей через арабские деревни.
обиженных олим не на станцию, как они просили, а прямо домой, в Хайфу. Седой
обаятельный ватик внимательно слушал горячую исповедь плачущей от обиды Инги
и только разводил руками. Он взял с Хадасов обещание, что они проведут в его
семье следующий шабат. "Мы с женой заедем за вами утром, - сказал он. -
Сначала посетим очень интересный пляж, а потом к нам, идёт?" "В эту их
мицпэ? - взорвалась Инга. - Да ни за что!" "В нашу мицпэ, - мягко поправил
ватик. - Вы будете не их, а моими гостями." "А у вас в семье говорят
по-русски?" "Естественно!" "Даже взрослые дети?" "Конечно, - рассмеялся он.
- Мы все свободно говорим по-русски, по-английски и на иврите. Кроме того, я
говорю и пишу по-французски, а жена по-испански. Сейчас мы учим немецкий.
Лет через десять так же будет и в вашей семье. А ваши, простите,
родственники... как бы вам это повежливее сказать... Это у них как бы
осложенение после отказа. Патологические патриоты, muckrackers, сделавшие
сионизм, естественный израильский патриотизм своей как бы профессией. В
результате, они в сущености ни одного языка толком не знают. Вот, скажем,
ваш, Ури, сын уже много лет держит пиццерию у рынка. Клиентура у него
необразованная. С кем ему учить языки, кроме базарного иврита?" "А Лев кто?
- спросила Инга. - Ведёт себя, как профессор Техниона." "Как вам сказать...
Он какое-то время преподавал у нас свою квантовую механику, но не справился
с плотной нагрузкой. Он, по-моему, немножко лентяй. Последние четырнадцать
лет он работает в Технионе вахтёром. И как все люди его профессии привык
вслух выражать свои мысли, как бы шёпотом разговаривасть самим с собой. Так
что его высказывания насчёт вас - вовсе не наглый вызов на скандал, а просто
выражение его тайных мыслей. Он очень обиженный на всех господин.
Самовыражение он находит в политической деятельности, периодически меняя
свои пристрастия. Сейчас он крупный активист, как эти ни покажется вам
странным, движения новых репатриантов по созданию собственной партии. Я не
разделяю его убеждений, кроме его мнения об иврите. Вам, по-моему, все силы
надо бросить на его изучение, пока есть такая возможность, потом не будет.
Не потому, что с ивритом жить проще, это не совсем так. Со мной довольно
успешно работают американцы, не знающие на иврите ни слова. Просто высокий
иврит - красивейший в мире язык, язык Книги. Его добровольно изучали лучшие
люди России. Вы безусловно оцените благородство и красоту иврита. Но это
неевропейский, а потому непривычный для вас язык. Его освоение -титанический
труд, но когда придёт прозрение, когда вы окунётесь в его сверкающие пучины,
вы поймёте, что игра стоила свеч!" "А Алла? - осторожно спросил Юрий. - Я
даже не успел ничего расспросить... Она тоже работает в Технионе?" "Нет, она
все пятнадцать лет служит кассиром в банке. Она неплохо получает и тянет
семью. Так в шабат, друзья, в шесть утра мы с женой у вас! Не очень рано?
Тогда, коль тув, хаверим... Да, вот что я хотел бы вам сразу сказать. Мы,
израильтяне, очень гетерогенная масса. Вы встретите самых разных людей. Не
обобщайте, Бога ради! Нет деления на харедим и атеистов, левых и правых,
восточных и западных. Есть, как было и у нас в СССР деление на порядочных и
непорядочных людей. И точно так же - хороших много больше. Будьте
здоровы..."
и в последний раз появляющийся на страницах нашего правдивого повествования.
- Ты, как всегда неотразима, мама. Но... ты что, плакала? Неужели вас плохо
приняли?" "Прекрасно. Всё было просто замечательно, Мишенька."
привычно и весело обмениваясь старыми, доперестроечными ещё шутками. О
визите к бывшей жене, сыну и внукам Юрий рассказывал сводному брату Сергея
весело, как о забавном эпизоде. "Мама, я тоже хочу научиться делать "таёжные
глаза", - загорелся Миша. - Странно, что ни дед, ни ты меня не научили."
"Это очень опасное оружие, Мишенька, - нахмурилась Инга. - Тут чуть
передозируешь - и под суд. Но не исключено, что как-нибудь и научу. Во
всяком случае, к моменту призыва в армию точно научишься..."
выбора, выбрали Израиль. Израиль же, за неимением ничего лучшего, выбрал
Хадасов и им подобных. Что делать? Каждый в нашем мире, в конце концов,
пользуется располагаемым правом выбора - на свою голову...
Суворов Виктор
Сертаков Виталий
Мацумото Сэйте
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Шилова Юлия