кровлями государевых дворцов уже светлело небо.
не стала.
четырьмя кэраями, Кэнске и Бэнкеем. В повозке ехала Норико и везла
свое неожиданное богатство - свертки шелка, изумительной красоты
циновки и посуду, ларчики с нарядными расписными гребнями и золотыми
шпильками для волос. Все это ей подарили госпожа Акико, Фудзивара
Нарихира и Минамото Юкинари.
ей наконец, что именно благодаря трехцветному пушистому оборотню
Рокуро-Куби чуть не погубили саму Норико. Девушка изумилась, но не
испугалась. Во всяком случае, теперь она понимала, что за чудеса
творились с ней в заброшенной усадьбе и во дворце Кокидэн. Она только
спросила - не пойдет ли вмешательство оборотня во вред здоровью. Монах
посоветовал ей, добравшись до дома, показаться хорошему заклинателю
злых духов, и она вроде бы успокоилась.
вел с кэраем очень приятный для обоих разговор о засадах и нападениях,
отступлениях и долгих ночных переходах, о колчанах из вишневого дерева
и тисовых луках, о стрелах из бамбука и стоячих щитах... Монаху и
старшему кэраю было что вспомнить.
сказали ни слова. Это было, когда проезжали поворот дороги, ведущий к
заброшенной навеки усадьбе Рокуро-Куби.
доблестях, причем старшего кэрая очень интересовало, как обучают
отряды монахов-воинов, и делается ли это так, как в прославленных
китайских монастырях.
не успеют затемно добраться до монастыря, и расположились на ночлег у
хижины лесорубов.
хижину в распоряжение Норико, а сами легли у костра. Кэнске строго
предупредил молодых кэраев, что если кто-то полезет с утонченными
нежностями к девушке, то он, старший кэрай, приласкает такого жениха
на свой лад.
свадьбе. Другая бы там, во дворце, обузой нам была - а Норико спасла
молодого гоподина Фудзивара. Послушай, благочестивый наставник...
Утром-то все равно расстанемся и больше не свидимся... Что это такое
притащил в корзине твой приятель?
когда и Китая еще не было, а была какая-то другая страна, государь
Хуан-Ди велел отлить пятнадцать таких зеркал. На них выбиты такие
знаки, каких ни в одной книге не увидишь. Шлифовали их, разумеется,
монахи. А что с ними сделали, чтобы они стали нечисть сжигать, этого я
не знаю, врать не стану...
проворчал Бэнкей, и Кэнске понял, что лучше поговорить о чем-нибудь
попроще.
прогоревшего костра, перебирая возвращенные старшим кэраем хрустальные
четки, - и было ему тоскливо, куда тоскливее, чем в те часы, когда он,
хоронясь среди государевых дворцов, выслеживал Рокуро-Куби.
ожидании неизвестно чего. Разумеется, он сделает то, что собрался
сделать, - вернется в монастырь и спросит отца-настоятеля, правильно
лы выполнен приказ, а если да - то каким образом следует продолжать
столь необычный для монаха путь.
примешалось еще что-то - давнее, щемящее, больное. Если бы Бэнкей
писал стихи, то наверняка в них к печали путника прилепился бы аромат
разлуки. Но Бэнкей, простая душа, тосковал без всяких тонкостей.
поднял голову.
костра оборотень, пусть и прелестный в своей пушистой шубке, изящный
большеглазый оборотень. А тем не менее обрадовался, протянул руки - и
через мгновение прижал к груди милого зверька.
шейку.
мордочкой и громко замурлыкала. Потом, извернувшись, соскочила наземь
и повела его за собой к дверям хижины.
силы отказаться, отвернуться, остаться у костра. Кошка проскользнула в
дверь, приоткрывшуюся, казалось, по приказу ее требовательного
взгляда, и Бэнкей вошел следом.
медленно садилась, в упор глядя на монаха. И это уже была не Норико.
Прозрачные узорные одеяния возникали прямо на глазах у монаха, лицо
еще менялось, но уже обрело ту поразительную белизну и красоту,
которые он уже видел и запомнил.
тонким ароматом.
не дождавшись утвердительного кивка, добавила: - Я - Оно-но Комати.
красавица. - Я умерла сто лет назад, или даже больше, наверно...
ты - призрак, и должен прочесть над тобой заклинания. А твое имя я
действительно однажды слышал, о тебе рассказывали целую историю...
возразила она. - И все же я не дождалась от тебя ни одного заклинания.
читают, чувствуют, как на каждое слово что-то отзывается. А я не
чувствую. Я вижу, что получилось, и сам удивляюсь - откуда это
взялось? Мне бы чего попроще делать.
навела? - строго спросил Бэнкей. - Тебе-то что - а ее бы загрызли... И
меня с ними стравила, между прочим.
тобой неправа. Я заставила тебя сражаться с Рокуро-Куби, потому что не
видела другого способа спасти Юкинари! А девочке ничего не угрожало. Я
бы при опасности вышла из ее тела - и Рокуро-Куби отступились бы от
нее. Они же мое лицо запомнили!
я действовала, не подумав! Но я сейчас все тебе объясню!
искала? О чем тосковала?
сверкающее нездешней белизной лицо, отвечал монах. - Над тобой
заклинания читать надо... И шла бы ты оттуда, откуда появилась...
ты, услышав мою историю, прогонишь меня прочь, - я уйду. Без единого
слова...
голову не приходило, что я могу утратить красоту. Я писала стихи, и
даже предположить не могла, что настанет день - и я не смогу сложить
танка... Но все это случилось.
приходит.
воскликнула Комати. - Если бы знал, каково это - владеть красотой,
покоряющей страны, и талантом, равным которому нет в столице! И в
отчаянии чувствовать, как они понемногу покидают тебя... А как меня
любили, как меня желали! Ливень сердечных посланий и любовных просьб
обрушивался на мою глупую голову - и вся моя модлодость была чередой
летних яростных ливней. Но теперь я вижу - мое сердце не ведало тогда
приливов искренности, ни капли правды не было в моих ответных письмах.
Нужно было дожить до самой убогой и отвратительной старости...