Чтение 27–й страницы книги ~Завоеватели~

- А что ее жалеть? - беспечно отозвался Ингольв. - На наш короткий
век хватит.

Синяка открыл крышку кастрюли, и оттуда повалил густой пар.

- Пусть еще поварится, - сказал Ингольв.

- Я горчицы положу, - сказал Синяка. - Тогда будет такой запах, будто
с мясом.

Синяка полез на полку и поковырял щепкой в банке с засохшей горчицей,
после чего опустил щепку в кастрюлю.

- Откуда ты это взял, а?

- Так делал повар у нас в приюте.

Ингольв выпрямился, держа топор в опущенной руке.

- Давно хотел спросить тебя, почему ты вырос не в обычном сиротском
доме?

- Я неполноценный, - спокойно сказал Синяка.

- Позволь тебе не поверить, - возразил Ингольв. - Сколько я ни смотрю
на тебя, парень, ничего в тебе неполноценного не вижу.

- А вы искали? - усмехнулся Синяка и с удовольствием заметил, что
капитан слегка покраснел.

- Искал, - ответил он хмуро.

Синяка рассмеялся.

- И не нашли?

- И не нашел.

Ингольв заметно разозлился. Он тюкнул топором менее удачно и заехал
себе по ногтю большого пальца. Усевшись на корточки, Ингольв мрачно
принялся смотреть, как ноготь чернеет прямо на глазах. Синяка подсел к
нему.

- Можно я посмотрю, господин капитан?

Ингольв сунул руку ему под нос.

- Вот черт, теперь дня два пальцем будет не пошевелить.

Синяка встал и взял топор. Несколько минут он сражался с ящиком, пока
Ингольв не решил снять с плиты бурно кипящий суп. В тот же миг больной
палец, о котором он забыл, подвел его; Ингольв выронил кастрюлю, и крутой
кипяток обварил ему колени. Слезы сами собой брызнули у него из глаз. Он
расставил ноги пошире и тихо, со стоном, принялся ругаться.

Синяка, не раздумывая, бросил топор, схватил ведро и окатил ноги
капитана холодной водой. Тот взвыл, потом тяжело задышал и посмотрел на
Синяку глазами, полными боли. Синяка ножом разрезал на нем штаны и
осторожно принялся снимать их лоскутьями с колен Вальхейма. Тот тихонько
шипел от боли, но терпел. Один лоскут Синяка снял вместе с куском кожи, и
тогда Ингольв беззвучно заплакал.

Подняв глаза от обваренного колена, Синяка вдруг увидел бледное лицо
Анны-Стины. Она прибежала на шум и теперь стояла в дверях кухни. Ингольв
тоже смотрел в ее сторону.

- Все в порядке, мама Стина, - сказал он. - Только вот плохо, что
супа больше нет.

- Ничего, мы еще не успели его посолить, - утешил, как мог, Синяка.

Ингольв криво усмехнулся.

- А ты, брат, весельчак.

Вместо ответа Синяка наклонился и принялся разглядывать рану. Потом
потрогал рукой. Анна-Стина содрогнулась.

- Руки! - крикнула она. Синяка вскинул голову. - Руки грязные, ты с
ума сошел! Весь чумазый, в золе! Отойди от него немедленно.

Синяка повиновался с видимым равнодушием.

Она решительно схватила ведро.

- Ингольв, сиди здесь. Сейчас я принесу воды, согрею кипяток,
приготовлю чистое полотно. Все будет в порядке. А вечером сбегаю к Ларсу,
он что-нибудь придумает.

До колодца было недалеко. Она даже не набросила на плечи шаль. Обычно
ей нравилось выбегать на мороз с непокрытой головой, чувствовать, как
холод пропитывает одежду и волосы, а потом возвращаться домой, к теплой
печке. На этот раз она спешила. Ожог - дело очень серьезное. Демер не
захочет переносить сроки восстания. Но без Вальхейма, единственного
профессионального военного среди заговорщиков, они обречены. Впрочем, они
и так были обречены, но присутствие капитана давало малую надежду на
успех, хотя бы временный.

Чтобы лучше заживало, нужен жир, соображала Анна-Стина, пробегая по
дорожке, а где его сейчас достанешь?

Как только дверь за Анной-Стиной захлопнулась, Синяка заговорил.

- Теперь молчите и терпите, господин капитан. Я не знаю, будет ли вам
больно, потому что никогда еще никого не лечил. По правде говоря, я даже
не пробовал этого делать, но уверен, что умею. Вам нельзя оставаться с
ожогом.

- Без тебя знаю, - проворчал Ингольв. В глубине души он был уверен,
что парнишка опять чудит, но сил возражать у него не было.

Синяка на мгновение прикрыл глаза, потом двумя ладонями коснулся
ожога на колене Вальхейма, и больше ни один, ни другой ничего не помнили.

Когда Анна-Стина взлетела по черной лестнице, несколько раз плеснув
водой из ведра, и отворила дверь на кухню, ее брат и Синяка спали прямо на
полу, рядом с лужей, среди щепок и золы. Оба лица - бледное и смуглое -
были смертельно усталыми, будто эти двое не отдыхали по меньшей мере
неделю. Синяка во сне беспокойно вздрагивал, Вальхейм вытянулся
неподвижно, как труп.

Анна-Стина поставила ведро на скамью и наклонилась над братом, желая
поближе взглянуть на его колено.

Ожог уже затянулся тонкой розовой кожей.

Анна-Стина опустилась на лавку рядом с ведром. Ноги отказывались
держать ее. С суеверным страхом она уставилась на Синяку, и губы у нее
задрожали. Она поняла вдруг, что Демер знал, что говорит, когда намекал на
синякины странности. "Но ведь колдунов не бывает, - в смятении подумала
она. - А если и бывают, то разве они такие?"

Синяка заметался и вдруг сильно ударился головой об угол плиты. Он
грязно выругался и открыл глаза.

- Я спал? - спросил он очень громко и, как показалось Анне-Стине,
испуганно.

Она кивнула.

Он сел, потер затылок, высморкался двумя пальцами и вытер их о
полено. Потом вспомнил о том, что на него смотрит госпожа Вальхейм, и
пробормотал извинение.

Она глубоко вздохнула и поднялась с лавки.

- Давай перенесем его на кровать, - сказала она, кивая в сторону
Вальхейма. - Помоги мне.

- Входи, брат долгожданный, - величественно произнес Ларс Разенна.

В избушку Великого Магистра бочком протиснулся великан Пузан. Он еще
не до конца привык к высокопарной манере обхождения, принятой в среде
Ордена, и потому смущался.

- Садись, - продолжал Разенна, выкатывая ногой из-под стола тяжелый
чурбан. Великан поставил чурбан и уселся, прилежно сложив на коленях
огромные лапы.

- Ты пришел кстати, брат долгожданный, трапеза поспела.

- Ему бы человечинки, брат кормилец, - вставил Тагет, свешиваясь с
печки. - А ты его зайчатиной потчуешь.

- Молчи, брат недомерок, - беззлобно огрызнулся Ларс.

Тагет подскочил в ярости, стукнувшись макушкой о низкую закопченную
балку.

- Издеваешься над Уставом? Высмеиваешь Орден? Смотри, Разенна...

Боги, сидевшие рядком на лавке против Великого Магистра, нервно
заерзали. Видно было по всему, что им очень хочется поддержать оппозицию в
лице маленького демона, но не решаются они. Против Ларса, как известно, не
попрешь, потому как потомок этрусских царей и нравом бывает свиреп.

Тагет сполз с печки и запустил пальцы в общую кастрюлю, выбирая
кусочек поинтереснее.

- Тагет, нельзя ли потише, - сказал Сефлунс, забрызганный соусом.

Демон проигнорировал это замечание с поразительным равнодушием. Он
деловито обкусал заячью ножку и, как бы между прочим, сказал:

- А я знаю, почему наш дорогой магистр стал злее, чем ядовитая жаба с
Черного Болота.

Ларс усмехнулся и отправил в рот основательный сноп кислой капусты.

- Влюбился наш Ларс, - безжалостно продолжал Тагет, - и не знает,
бедняга, что ему делать.

Разенна смутить себя не позволил.

- А ты, конечно, знаешь.

- А я, представь себе, знаю, - объявил Тагет. - Я, если хочешь знать,
во время проведения рекогносцировки утащил у тролльши Имд ее полное
собрание шпаргалок, именуемое "Книгой заговоров и заклинаний".

- Форточник, - сказал Ларс с оттенком восхищения в голосе. - А ну,
почитай братьям долгожданным, что там написано.

Тагет поучающе поднял сухонький пальчик.

- Ибо щекочущая нервы беседа много способствует пищеварению, -
процитировал он из Устава, после чего обтер об одежду пальцы и полез на
печку за книгой. Через минуту он высунулся снова и захрустел старыми
страницами. Спустя некоторое время он уяснил себе содержание прочитанного
и изрек:

- Древний маг Сунтаппур делит мужчин на семь типов. - Он похрустел
еще немного толстой пожелтевшей бумагой и объявил замогильно: - Да, Ларс,
ты у нас "ципунда".

Разенна подавился капустой, но справился с собой, поднялся, сохраняя
достоинство, и подошел поближе к Тагету, развернув корпус так, чтобы тому
лучше была видна его мускулатура. На маленького демона эта демонстрация