сказал он. - Я уполномочен довести до вашего сведения то, о чем я только что
говорил. Распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь. Теперь, когда я вас обо
всем предупредил, вы можете поступать по своему усмотрению, но не забывайте
об ответственности. Вам все понятно?
понимаю, - сказала Марина.
оживление. Он даже позволил себе слегка улыбнуться и сел немного свободнее,
перестав напоминать человека, которого донимает геморрой.
долдоном в пуговицах, но, поверьте, мысль прокатиться в Чечню была
неудачной. Не пройдет и двух часов, как вы окажетесь в подвале у
какого-нибудь Вахи. Учитывая ваше американское подданство, за вас попросят
не меньше миллиона. Так что не стоит испытывать судьбу, Марина
Александровна.
втолковывающего симпатичной, но глупой цыпочке, как себя вести, чтобы все
было тип-топ. Это было отвратительно и вызывало острое желание следовать его
советам с точностью до наоборот. Но, несмотря на владевшее ею раздражение,
Марина не могла не понимать, что старший лейтенант прав. Она была не готова
к этой поездке, это следовало признать, и единственное, что ей оставалось,
это несолоно хлебавши вернуться в Москву и снова обивать пороги, пытаясь
раздобыть официальную аккредитацию в Чечне. И еще - радоваться тому, что не
успела сообщить о своем решении в редакцию, наобещать, нахвастаться...
Марина спустилась по выщербленным бетонным ступенькам, мокрым от моросящего
дождя, натянула на голову капюшон куртки, поправила на плече ремень сумки,
отошла от комендатуры на полквартала и только после этого разразилась одним
из полузабытых выражений, усвоенных еще во времена проведенного в Рязани и
Москве золотого детства. Старательно договорив до конца, она испытала
странное облегчение. Ее раздражение волшебным образом улетучилось, словно
она была конденсатором, только что разрядившимся в короткой трескучей
вспышке. Мешал только акцент, от которого ее не избавило даже почти
двухгодичное пребывание в Москве. Переехав в Нью-Йорк, мама, а вместе с ней
и Марина, старательно чурались русскоязычных американцев - настолько
старательно, что, вернувшись в Москву, Марина обнаружила, что русский язык
действительно стал для нее чужим.
каждый день встретишь симпатичную девушку, которая стоит посреди улицы и
ругается самыми черными русскими словами с иностранным акцентом. Марина
поняла, что опять оказалась в глупом положении, и смущенно отвернулась.
одет в растянутые, пузырившиеся на коленях брюки, нуждавшиеся в хорошей
чистке ботинки и кожаную куртку с поднятым воротником. Плечи куртки
поблескивали от осевшей на них влаги, и в жестких черных волосах мужчины
тоже серебрились мелкие капли. Лицо у него было смуглое, с синеватыми от
проступившей щетины щеками и подбородком. Говорил он не так, как говорят в
Москве, а с каким-то непривычным акцентом. Марине приходилось общаться с
грузинами, армянами и азербайджанцами, но заговоривший с ней мужчина
наверняка не принадлежал ни к одной из этих народностей. Это обстоятельство
заставило Марину слегка насторожиться, поскольку совсем рядом была Чечня, а
предупреждение старшего лейтенанта насчет подвала какого-нибудь Вахи еще не
успело потускнеть в ее памяти.
означает, что он бандит. У бандитов сейчас предостаточно дел у себя в горах.
В конце концов, им надо воевать, а не воровать людей в двух шагах от военной
комендатуры Пятигорска.
приятелем.
Правда, совсем дурак.
взглянув на своего новоявленного ухажера, решила, что поголодает еще
немного, прежде чем согласится пойти с ним в ресторан. Недельки две, а может
быть, и месяц. Бандит он или нет, чеченец или лезгин, этот мужчина был
совершенно не в ее вкусе.
сигарету. Марина порылась в карманах и тоже закурила. Висевшая в воздухе
водяная пыль норовила промочить сигарету, и Марина взяла ее по-солдатски,
огоньком в ладонь, подумав мимоходом, что это делает ее похожей на бродягу.
Старший лейтенант был прав: ей здесь совершенно нечего делать. Разговор с
незнакомцем в кожанке не выходил у нее из головы, и только теперь Марина
поняла, что все-таки была напугана. Если она шарахается от каждого
встречного мужика уже здесь, в Пятигорске, то в каком-нибудь Урус-Мартане
она просто умрет от разрыва сердца, увидев мелькнувшую в развалинах тень.
Она была голодна, промозглая сырость пробирала ее до костей, выбившиеся
из-под капюшона светлые пряди намокли и лезли в глаза. Капитулировать еще до
того, как началось настоящее сражение, было ужасно неприятно, но Марина
решила, что лучше вернуться, пока мнимые неприятности не превратились в
настоящие.
слишком поздно.
распахнулась, и она увидела в проеме лицо мужчины, который совсем недавно
разговаривал с ней возле комендатуры.
возьмем, клянусь!
слишком близко от машины, и только-только собралась отступить подальше, как
ее собеседник, стремительно выбросив вперед длинную руку, ухватил ее за
запястье и сильно рванул на себя. Марина вскрикнула, а в следующее мгновение
сильные руки обхватили ее поперек туловища, и пахнущая табаком ладонь зажала
ей рот, больно сдавив щеки. Марину рывком втащили в тесный салон, дверца
захлопнулась, и зеленая ?шестерка? резко рванула с места.
***
камешек, шурша и постукивая, покатился вниз по склону, высоко подпрыгнул,
ударившись о камень побольше, и с шорохом упал в кусты. Шедшие по тропе люди
остановились, настороженно озираясь и держа оружие на изготовку. Их было
пятеро. Судя по их виду и до предела облегченной амуниции, это были
разведчики, и время, когда они служили срочную, осталось в далеком прошлом.
Глядя на них, Глеб вынужден был признать, что здравый смысл понемногу
проникает даже в российские вооруженные силы: это были матерые, прошедшие
через все региональные конфликты последних бурных лет вояки-контрактники -
не супермены, но крепкие профессионалы, способные оказать достойное
сопротивление любому противнику. Это было очень хорошо, но в данный момент
Глеб предпочел бы увидеть на тропе полк желторотых новобранцев, а не этих
пятерых головорезов.
мог думать, что эти ребята забираются так далеко от своей базы? Глеб
посмотрел на антенну портативной радиостанции, торчавшую над плечом одного
из контрактников, как тараканий ус, и от души понадеялся, что разведчики не
станут сразу, не разобравшись в обстановке, вызывать на этот район
массированный артиллерийский огонь. Впрочем, подумал он, неизвестно, что
лучше - артиллерийский огонь или эти ребята. Не стрелять же в них, в самом
деле, только потому, что один жутко засекреченный агент ФСБ неловко двинул
локтем, потревожив камешек!
Разведчики, похоже, работали не за страх, а за совесть. Сейчас они молча
растягивались редкой цепью, повернувшись лицом к склону, на котором засел
Слепой. Коренастый крепыш с волосами морковного цвета и растрепанной
бородкой жестами отдавал приказания, держа указательный палец правой руки на
спусковом крючке автомата. Быстро оценив свои шансы, Глеб понял, что нужно
уносить ноги, если он не хочет познакомиться со следователем военной
прокуратуры. Он представил себе, какое лицо будет у Малахова, когда ему
сообщат две новости: во-первых, что Слепой жив, а во-вторых, что его
задержали в горах армейские разведчики, - и криво усмехнулся. ?Не поверит?,
- решил он.
склону, внимательно осматривая каждый валун и заглядывая под каждый куст.
Обстоятельность, с которой они действовали, очень не понравилась Глебу, тем
более что позади них обнаружился оператор с видеокамерой, который вел
съемку. На операторе был пятнистый армейский бушлат, но из-под бушлата
торчали синие джинсы и туристские ботинки. Глеб усмехнулся еще раз. Если его
задержат, Малахову волей-неволей придется поверить в провал своего агента
после того, как лицо капитана Суворова покажут в программе вечерних
новостей.
понял, что медлить больше нельзя, бесшумно поднялся и, пригибаясь, двинулся
вверх по склону, прячась за камнями и кустарником. Это не помогло: его
Нортон Андрэ
Акунин Борис
Акунин Борис
Лукьяненко Сергей
Ильин Андрей
Андреев Николай