Чтение 27–й страницы книги ~Панкрат~

Как и у Панкрата, у него были абсолютно седые волосы, стриженые коротким
ежиком. Черты лица можно было бы назвать красивыми, если бы не
переломанный в нескольких местах нос. У Деда не было мочки левого уха.
Оторвало пулей чеченского снайпера. Еще у него не хватало безымянного
пальца на левой руке. Этот палец он потерял в плену у боевиков - его
обрезали, чтобы послать его родным.

С Дедом у Панкрата сразу же установились нормальные товарищеские
отношения. У них было много общего: оба воевали в Чечне с самого начала
первой кампании, оба служили в спецвойсках (Суворин, однако, не стал
распространяться о своей службе в отряде ?охотников?), и оба, как
оказалось, потеряли в Чечне самых близких людей.

Дед женился на войне. Его жена была полевым медработником, и история
их знакомства походила, как две капли воды, на историю Панкрата и Ирины.

Жена Николаева попала в плен к чеченцам. ?Там она погибла?, - сказал
Дед, но при этих словах стакан с водкой, который он держал в своей
огромной, огрубелой лапище, треснул, словно яичная скорлупа.

Суворин не стал расспрашивать. О таком либо говорят, либо нет. О
зверствах чеченцев в отношении русских женщин он был не только наслышан.
Доводилось многое видеть своими глазами, о чем он потом не мог вспомнить
без содрогания.

Еще одним человеком, с которым Панкрат довольно-таки неплохо сошелся,
был тот самый длинноволосый парень с замысловатой наколкой на правом
бицепсе. Его звали Андреем, но, как и у всех в группе, у него было свое
прозвище. Андрея прозвали Пикой. Пожалуй, никто в группе не мог
превзойти его в искусстве владения холодным оружием. Тут пасовали даже
Суворин и Дед. Андрей мог часами упражняться с ножом, демонстрируя самую
разнообразную технику, а когда он и Панкрат соревновались в метании по
цели, Пика регулярно умудрялся всадить свой нож в рукоять ножа Суворина.

Андрей был младше Панкрата на пять лет, но имел на своем счету уже
двенадцать боевых операций в тылу боевиков. Группа ?охотников?, в
которую он входил в настоящий момент, была уже третьей по счету из тех,
в которых он успел побывать. Что случилось с остальными, он не
рассказывал, а любопытствовать среди бойцов было не принято.

Пика часто просил Суворина поработать с ним в паре на тренировках по
рукопашному бою. Он довольно неплохо усваивал мудреные приемы и
комбинации, которые демонстрировал Панкрат, и на следующих тренировках
применял их уже в полную силу. Сам он, в свою очередь, охотно делился
неизвестными Суворину приемами работы с ножом и объяснял секреты
постановки дыхания и мгновенного расслабления, особенно важного для
осуществления точного и быстрого броска.

С Григорием Абатадзе по прозвищу Абрек у Панкрата сложились отношения
скорее нейтральные, чем дружеские. Грузин отличался чрезмерной
жестокостью, которую демонстрировал и на тренировках, и, по рассказам
бойцов, в бою. Причем зачастую - без нужды. Пытался он проверить ?на
крепость? и Суворина, но Панкрат ответил адекватно и демонстративно
продержал его в болевом захвате, пока Абрек не завопил. После этого
Абатадзе ограничивался косыми взглядами, которые время от времени бросал
в сторону Суворина. Чувствовалось, что он уважает в нем достойного
противника. Для Абрека достойным уважения казался лишь тот, кто умел
быть таким же жестоким, как он сам.

Абатадзе был единственным из ?охотников", кто имел семью, оставшуюся
на гражданке. Сам он не рассказывал Панкрату об этом, но со слов Пики и
Деда Суворин узнал, что жена Абрека, преподаватель Московского
литературного института, осталась дома с двумя детьми - близнецами,
которые родились за несколько дней до отъезда ее мужа в Чечню.

Совершенно не общался Панкрат с худым долговязым парнем с типичной
внешностью ботаника, которого называли Чудиком. Никто не обращался к
нему по имени. Суворин так и не узнал его настоящего имени. Чудик был
лучшем снайпером группы, и здесь с ним никто не мог тягаться. К тому же
он в совершенстве владел айкидо и был достаточно серьезным противником
даже для Суворина. Еще Чудик говорил по-английски, по-французски и
по-немецки. Кроме этого, он сносно понимал по-чеченски, хотя и говорил
несколько хуже, чем, например, Панкрат.

О прошлом этого парня никому ничего не было известно. Он так и не
сошелся ни с кем из членов группы, постоянно держался особняком, не
участвуя ни в совместных выпивках, ни в нехитрых развлечениях с
девчонками, которых раз в неделю доставлял на базу ?охотников? Алексеев
- для снятия напряжения.

В такие моменты Чудик уходил во двор, где практиковался в стрельбе по
пустым бутылкам и консервным банкам.

Суворин тоже не участвовал в развлечениях охотников, как, впрочем, и
Дед. Когда приезжали девочки, Панкрат и его теперешний командир брали
бутылку водки и выходили следом за Чудиком во двор, где наблюдали за его
упражнениями, меланхолично попивая горькую и смоля все тот же ?Десант?.

Особняком от всех прочих держалась четверка самых молодых бойцов
группы, где верховодил - негласно - хамоватый Окорок с замашками
уголовного пахана. Окорок, которого на самом деле звали Олегом, был в
группе специалистом по подрывному делу, и иногда его еще называли
?пиротехником?. Его любимым занятием было изготовление всякого рода
хитрых взрывающихся штук, замаскированных под внешне безобидные
предметы: авторучки, детские игрушки, обыкновенные кирпичи.

С самого первого момента между ним и Панкратом возникла взаимная
неприязнь. Причиной ее стало то, что Суворин одержал над Окороком столь
явную победу - над ним, который считался в группе одним из самых сильных
бойцов-рукопашников. Подрывник не мог с этим примириться, даже несмотря
на то, что, как рукопашник, Панкрат был на голову выше прочих, кроме
самого Деда.

Поражение Окорока в поединке с Сувориным пошатнуло его авторитет
среди ближайшего окружения, и этого он Панкрату не мог простить. Еще
несколько раз он пытался взять реванш, но безуспешно, и после этих
попыток затаил в душе злобу на ?героя?, как он полупрезрительно называл
Панкрата. За глаза, конечно.

Суворин внешне не обращал никакого внимания на эту вражду, но
внутренне был начеку. Он понимал, что в боевых условиях вряд ли сможет
положиться на Окорока, и был почти уверен в том, что, подвернись тому
удобный момент - и можно ожидать чего угодно, вплоть до пули в затылок.

Окорок был негласным авторитетом для своих товарищей, молодых
выпускников спецшколы, существовавшей при отделе ?ноль? и готовившей
состав именно для таких подразделений - диверсантов, мастеров шпионажа и
тайных операций, гениев непрямого воздействия.

Правда, с точки зрения Панкрата, в отряд попали как раз не лучшие
кадры. Так, пушечное мясо.

Их было трое, они были одного года рождения, имели приблизительно
одинаковый ?рейтинг? в группе. Среди этих троих выделялся парень по
прозвищу Хирург, которое ему дали не столько за длинные чувствительные
пальцы (тут уместнее было бы - Пианист), сколько за особую склонность к
ненужному насилию. Он был единственным из ?охотников?, кто собирал уши.
Уши чеченов.

Панкрату приходилось сталкиваться с такими людьми, и где-то он, в
принципе, мог бы понять Хирурга, если бы у того были хоть какие-то
мотивы для собирания подобных трофеев. Но, насколько мог понять Панкрат
из рассказов других ?охотников?, страсть к коллекционированию ушей
возникла у Хирурга без какой бы то ни было особенной причины. У него не
погибали на этой войне ни друзья, ни близкие, так что назвать это хотя и
извращенной, но все-таки местью нельзя было. Просто ему это нравилось. В
характере Хирурга определенно были какие-то психопатические наклонности,
которые он до поры, до времени контролировал. Но в бою позволял им
проявиться в полной мере.

Среди ?охотников? до сих пор еще была на слуху история, происшедшая
во время последней диверсионной операции в тылу бандформирований Рашида,
когда Хирург разрядил магазин своего ?ингрэма? в бросившуюся на него с
ножом молодую беременную чеченку. Хладнокровно расстреляв женщину, он
так же неторопливо срезал ее уши и сложил их в банку со спиртом, к
прочим своим трофеям.

Естественно, что особой приязни к нему никто не испытывал. Но в
группе не принято было давать волю чувствам, и к Хирургу старались
относиться по большей мере нейтрально - даже Абатадзе, который сам
любил ?перегнуть палку?.

В одной компании с Окороком и Хирургом держались похожие, словно
близнецы, Игорь Ячнев и Денис Малахов. Пика почему-то обзывал их
?педерастами?, но Панкрат не находил никаких видимых подтверждений его
словам.

У Ячнева было прозвище Дикий, которое он получил вполне
заслуженно. ?Увидишь его в бою - поймешь, - как-то сказал Дед. - У
викингов таких называли берсерками. Как боец он крут?.

Дениса Малахова прозвали Пулей. Мастер стрельбы по-македонски и
?качанию маятника?, он несколько отличался от прочих в окружении
Окорока. У него был открытый честный взгляд, и казалось странным то, что
он затесался в ?свиту? подрывника. ?Первое впечатление обманчиво, -
сказал Пика, когда Панкрат поделился с ним своими соображениями насчет
Малахова. - У парня крыша съехала на бабах. В детстве, видно, дрочил
слишком много. Он всех чеченок в пределах досягаемости трахает, не
побрезгует и малолетками. В этом они с Окороком одинаковы?.

Суворин понимающе покачал головой в ответ, подумав, что, благодаря
Окороку, с этой четверкой у него еще будут проблемы.

Настроения эта мысль не поднимала.

***

Через полторы недели Алексеев сообщил, что группе следует готовиться к выступлению в самое ближайшее время. По данным разведки, отряд Исхаламова, потеряв изрядное количество людей, отступает к своей базе-укрытию в горах, чтобы отсидеться, зализать раны и набрать новых добровольцев. На полпути к укрытию ?охотникам? предстояло этот отряд перехватить и, не вступая в прямой конфликт, выкрасть Исхаламова. Или же уничтожить, но в самой безвыходной ситуации.