меньше ей будет известно, тем лучше же для нее. - Я скривился. - Наверное,
для нее это было очень болезненное испытание.
нет? Ей что, не хотелось получить Бетси назад? Это был единственный способ
вернуть ребенка! А потом Бет начала вести себя со мной так, что можно было
подумать, будто я три раза в неделю режу женщин ради развлечения.
глядя внутрь. Он снова опустел. Да и мой тоже. Она почти навалилась на меня
всем своим весом, скинула туфельки, и ее голые ноги на фоне ворсистого ковра
выглядели даже еще более голыми и бесстыдными, чем ее полуобнаженная грудь.
Я ее ненавидел. Я ненавидел ее потому, что, прекрасно отдавая себе отчет во
всем происходящем, я ничего не мог с собой поделать и ужасно ее хотел - как
она это и задумала с самого начала. Как же ловко она все это сыграла:
сначала заговорила об этом, потом горько посмеялась над собой и замяла тему.
Она срежиссировала старую, как мир, сцену соблазнения вопреки традиционным
постановкам, хотя сюжет и персонажи остались те же. Что ж, я изображал
застенчивость достаточно долго.
жене, будет противно мое прикосновение.
положила себе на грудь. Это был изящный и трогательный жест, от которого
впору было заплакать, - если бы не ее секундное замешательство - это
мгновение холодного расчета, которое все испортило.
перехватило дыхание и она не отвернула лицо. И вот тогда меня охватил
настоящий гнев, и мне захотелось причинить ей боль, ударить ее - но я не
смог. Я был сильно пьян, наверное, но какой-то внутренний голос все
нашептывал мне: "Спокойно, спокойно! Берегись! Ты же сам знаешь, сколько
существует способов убийства во время таких вот игрищ!"
стащить с нее платье, помня, как она всегда дорожила этим бесценным
одеянием. Я с омерзением целовал ее в шею, плечи, голые руки и грудь, и все
тащил платье вниз, чувствуя, как эластик уже растянулся до предела. Она
вцепилась мне в руку, когда рукав и боковой шов треснули.
мерзкой маленькой дилетанткой - нечего ей было затевать игры с
профессионалом!
атлас на ощупь оказался гладким, холодным и твердым. Думаю, каждый мужчина
хоть раз в жизни испытал шальное желание посильнее рвануть такие вот
замысловатые шуршащие конструкции из атласа или тафты, с помощью которых
женщины любят привлекать внимание к своим бедрам или задним частям. В этот
вечер я дал своему желанию полную волю, и материал треснул по швам, жалобно
протестуя против моих посягательств. Казалось, она намотала ярды этого
шлейфа. К моему удивлению, большая часть ее платья размоталась вместе со
шлейфом. Она только тихонько вскрикивала, ощущая, как платье тает под моими
ладонями. Она перестала сопротивляться и покорно лежала, пока я разматывал
остатки ее одеяния, намереваясь раздеть ее донага.
не шевелясь, прислушивались к тарахтению за окном: на привокзальной площади
кто-то заводил мотороллер. У этих мотороллеров, которые так любят шведы,
вечно барахлят глушители, так что их слышно за несколько кварталов. А этот
парень, похоже, стоял прямо у нас под окном и никак не мог отъехать. Его
моторизованный ослик кашлял, чихал, плевался - и умирал. Он снова заводил
его - движок начинал тарахтеть, он поддавал газу, пока мотор не взревывал на
высоких нотах, так что я удивился, как это у него не летят клапана. Правда,
у этих дурацких двухцилиндровых штучек и клапанов-то нет. А потом он
наконец, попукивая, укатил, и все стихло.
под копной спутанных волос выражало последнюю степень умиротворенности.
терпишь.
вслух - и, кажется, была готова довести начатое до логического конца, даже
при том, что, возможно, уже услышала долгожданный сигнал и поняла, что ей
нет больше нужды удерживать меня в номере. И вдруг с меня слетели весь хмель
и гнев. Я почувствовал себя ненужным дураком, который почему-то остановился,
раздевая женщину, на полпути, потому что не мог сделать ей больно и не
хотел, - это я почувствовал особенно отчетливо, - ее насиловать. То есть,
иными словами, секс для меня не был оружием или инструментом ненависти. Ведь
секс есть нечто, что хочется разделить с желанной женщиной. По крайней мере,
можно так к нему относиться.
запутавшись в каких-то лохмотьях, которые уже не имели даже отдаленного
сходства с платьем. Я почему-то поймал себя на воспоминании о том, как
выглядела Сара Лундгрен, когда Каселиус со своими молодчиками ее укокошил.
Лу, Лу-то, по крайней мере, была жива-живехонька, а я никогда и не
утверждал, будто у нас с Каселиусом нет ничего общего, в моральном смысле.
Теперь оставалось только понять, кто из нас двоих смелее и грубее.
Потом стал извиняться, что в моих устах звучало еще глупее. Для высокопарных
речей ни время, ни место не были подходящими. Тогда я просто повернулся и
вышел из номера.
Глава 22
приготовился толкнуть дверь и войти, как вдруг понял, что именно так многие
и встречают свою смерть. Они расстраиваются из-за женщины или из-за чего-то
другого, забывая учесть изменившуюся ситуацию, которая может таить в себе
смертельную опасность.
во всяком случае, так должен был думать Каселиус, что в данном случае имело
первостепенное значение, - и я очень хорошо помнил, что случилось с Сарой
Лундгрен, когда наш герой решил, что она ему больше не нужна.
сторону, я с силой распахнул дверь и подождал, пока она, ударившись о
стенку, закроется опять. Потом я подождал еще немного. Если в номере кто-то
V был, он должен был увидеть сноп света, упавший из дверного проема, и
догадаться, что последует дальше - то ли войдет человек, то ли бросят ручную
гранату. По-моему, это в любом случае было хорошей тренировкой его нервной
системы.
короткое мгновение, когда я появился на фоне освещенного коридора, стрелок
должен был быть опытным профессионалом. Я упал на пол и откатился к дальней
стене прихожей, но ничего не произошло. Чувствуешь себя полнейшим идиотом,
когда грохаешься на пол и катаешься в пыли, но уж лучше чувствовать себя
идиотом, чем получить пулю в лоб. Я пролежал, не шевелясь во тьме довольно
долго и решил, что уж коли я не один в номере, то мой невидимый гость уже
давно должен был окочуриться от задержки дыхания. Потом я встал, крадучись
подошел к окну, задернул шторы, стараясь не приближаться к стеклу" и включил
свет. Я не стал выглядывать в окно. Бледное лицо в окне - отличная мишень, а
любопытство меня не мучило. Если в кустах под окном спрятался снайпер, то и
хрен с ним. Он меня не волновал. Пока он там, мне до него не было дела.
большие пластины, похожие на исполинские кнопки дверных звонков. По ним надо
разок ударить, чтобы включить свет, и еще разок по той же самой кнопке -
чтобы снова оказаться во тьме. Потом я взглянул на комод - он был пуст.
Пленки исчезли. Не могу сказать, что я онемел от удивления.
остался след от ее губной помады, помада виднелась и на воротничке рубашки.
Лацканы были перепачканы ее пудрой. Запястья украшали царапины - это она
пыталась меня схватить. Больше она не нанесла мне никакого видимого урона. С
точки зрения физического ущерба, как любят говорить ребята с Мэдисон-авеню,
ею была проявлена односторонняя инициатива.
отражение всегда превращается после большой пьянки. Я заметил, что на щеках
в подбородке уже появилась щетина. Мне бы неплохо побриться. И принять
ванну. Мне требовалась хорошенькая порка - сеанс старомодного применения
кнута. Мне срочно нужна была новая внешность и новая легенда. Мне нужен был
двенадцатичасовой сон.
слышный, но я подскочил как ужаленный. Я снова достал нож, подошел к двери и
открыл ее, соблюдая привычные меры предосторожности. Стоявшего за дверью
гостя я менее всего ожидал сейчас увидеть. Я-то думал, что она уже
достаточно от меня натерпелась и ей требуется небольшая передышка. Я закрыл
нож и сунул его в карман. Этот вечер был полон сюрпризов, которые почему-то
душу не радовали.
Да, здесь побывали твои друзья. Поздравляю!
дважды в течение одного вечера.
реставрационные работы. В ней теперь невозможно было узнать девушку, которую
я некоторое время назад оставил лежать на кровати в лохмотьях. На ней был ее
старый костюм битника - обтягивающие черные штаны и свободный черный свитер,
- волосы расчесаны, а на губах свежий слой яркой помады. На подбородке