к новому началу, за грань боли и бессонных ночей?.
дрожь, и как под волной нахлынувших воспоминаний рушится броня, в которую он
заковал свое сердце. Поцелуй на улице, под фонарем, когда ночь грозит
вот-вот перейти в утро, ее скуластое лицо, широко расставленные, чуть
раскосые глаза, прекрасные вспухшие губы. Боль ушла из него и вместе с нею -
мертвенное спокойствие, которое он осознал только тогда, когда его лишился.
прошептал: ?Лорин?.
засиявшее в свете ламп, губы ее приоткрылись. Она не отрывала глаз от его
лица, а оно все приближалось, приближалось, и она ощутила его губы на своей
шее.
волосы, он ощущал ее всю, чувствовал дрожь, пробегавшую по ее спине.
из прошлого, выплыли сцены их любви. Он вспомнил, какие ласки она любила, и
губы его скользнули вниз, к третьей расстегнутой пуговице блузки. Он
чувствовал, как солона ее кожа, а она откинула голову и закрыла глаза.
оттолкнул ее руки, и когда она хотела задать вопрос, он запечатал ее рот
таким страстным поцелуем, что она чуть не задохнулась, и сам начал
расстегивать ей пуговицы блузки.
грудь, а рот припал к тому месту, которое так жаждало его.
мускулы ее напряглись, и ртом, уже полным ее влаги, он вновь стал ласкать ее
соски.
владея собой и выкрикивая его имя, бесстыдно подняла ноги вверх.
его голову. А потом, вздохнув, упала на подушки.
ощутила его божественную упругость. Она гладила и гладила его, пока он сам
не начал стонать, и тогда она стала перед ним на колени и одним легким
движением сняла с него брюки.
все то, что было у него между ног. Она чувствовала языком и губами его
длину, нежность и силу, к ней снова вернулось предвкушение оргазма - она и
не предполагала, что так может быть, и когда он закричал, когда она
проглотила все то, чем он одарил ее, она сама почувствовала, что кончает.
желания. И никогда еще так остро не хотела жить.
***
старого дуба и клена, росших на дальнем конце полосы, за которой начиналось
поле.
птица, ни одна лесная тварь - будь то кролик, мышь-полевка или бурундук - не
скользнула прочь с его тропы. Лес принял его, и потому не замечал.
сел, по-турецки скрестив ноги. Прямо над ним на ветке сидела сова и
бесстрастно изучала его своими желтыми глазами-плошками.
одним растением. Он был надежно укрыт лесом и ночью.
как бесшумно скользил Преа Моа Пандитто по лесным тропам, как сливался он с
окружавшей его жизнью. Сквозь тонкие штаны он чувствовал влажность почвы,
мягкость листвы. Это был его дом, его мир. Он начал повторять про себя
священные слова, чтобы очистить разум и, что гораздо важнее, душу. Он
воззвал к виненаканам, духам предков, чтобы они собрались вокруг него и
придали ему сил. Он почувствовал их, он поднял голову и вытянул губы, чтобы
поцеловать небеса.
Арахато, Самма-Самбудасса! Намо тасса Бхагавато, Арахато, Самма-Самбудасса!
словно звезды в ночи.
бумаги. На каждом был нарисован круг, разделенный на двенадцать секторов.
Внутри некоторых были вписаны иероглифы, столбики иероглифов сбегали по
правым сторонам каждого листка.
гороскопы, изготовленные им несколько дней назад. Слева лежал его гороскоп,
указывающий биение его жизни, взлеты и падения, тропы и тупики. Подобно всем
таблицам, они не предсказывали будущее, но указывали личные склонности. Об
этом следует помнить всегда - это был первый урок в трудном искусстве,
преподанный ему в детстве. Эта наука нелегка, поскольку допускает слишком
много интерпретаций, особенно на примитивном уровне. И требуются долгие годы
упражнений и, помимо них, особое чутье, чтобы прочесть то, что
предначертано.
место рождения Мойры Монсеррат. Но ему и этого было достаточно: с помощью
двух таблиц он смог вычислить точный день и час, когда их пути должны
пересечься.
почувствовал чье-то присутствие. Он повернул голову: на краю поля сидел
маленький бурый заяц. Его длинные ушки нервно вздрагивали, он тяжело, как
после долгого бега, дышал.
странным движением повернул голову, прислушиваясь, как поворачивают ее
бродячие аскеты-слепцы в грязных плащах.
блеснул в глазах зверя. И вдруг лиса сорвалась с места. Зайчишка перестал
тереть мордочку лапами, приподнялся - но было поздно.
в пасти лисы.
мошкары, да на краю поля виднелся влажный след, который скоро поглотит
земля.
ласково, словно материнская рука. Он по-лисьи поднял голову. На луну
набегали облака. Скоро луне конец. Скоро начнется дождь.
звезды. Ветерок раскачивал фонарики у входа в дом - казалось, они приглашают
его. Природа знала, что должно произойти.
***
охоте, гнал по небу штормовые облака.
по-прежнему было жарко. Она проглотила таблетку снотворного и лежала,
ожидая, пока лекарство подействует. Но сон не приходил.
стучит сердце. Подошла к окну, отдернула штору, выглянула.
большой и такой пустой постели постоянно напоминал ей о Джоне.
шептала она. - Почему ты меня оставил?? В этот момент она даже ненавидела
его, больше, чем кого бы то ни было в своей жизни. И этот удар ненависти
буквально сбил ее. Она обессиленно села на ступеньки, чувствуя спиной
прохладу дерева. Положила голову на руки, погрузила пальцы в густые
волосы. ?О, Боже?, - взмолилась она.
настоящей взрослой любовью, и теперь, когда любовь ушла, она чувствовала
такую боль, будто ее оскорбили, отняли у нее последнюю гордость.
стороны в сторону. Она отдала ему всю себя, открыла ему свое сердце, а он
оставил ее, оставил наедине со всей болью, со всеми желаниями.
теперь будет?
***
компьютера ?Атари?. На экране дисплея, стоявшего в изножье кровати, в
электронную пыль рассыпались четыре зловещих корабля пришельцев.
же длинными, как и его дни. К тому же во время его греховных визитов к
Кэтлин работа скапливалась, и надо было с ней разобраться. - Прекращай.
компьютерные игры, особенно ?про войну?. Его радовало, что подрастающее
поколение уже пристрастилось к этим играм, как к наркотику. И все же ему