присматривать за приусадебным участком профессорской дачи, находя это
занятие для себя не слишком обременительным, тем более, что копаться в
земле доставляло Чудакову немалое удовольствие. Наш сыщик, помимо
основной страсти, определившей его участие в деле профессора
Красницкого, обладал еще одной, не менее сильной, -- любовью к цветам.
Может быть поэтому он почти весь свой участок засадил астрами,
хризантемами и розами, а вдоль забора выстроил аккуратный ряд сиреневых
кустов. А каким восторгом наполнялась его душа, какой заряд бодрости и
хорошего настроения он получал на целый день, когда рано утром, с
первыми лучами чистого, умытого росою солнца, он выглядывал в окно и
видел три приветливо кивающие ему головки ярко-желтых подсолнухов! Все
люди без исключения -- это можно сказать со всей определенностью --
любят цветы, но почему-то, получив приусадебный участок, с яростью и
одержимостью засевают его укропом, луком и картошкой, в крайнем случае
посадят анютины глазки -- где-нибудь на узкой полоске ни на что больше
не годной земли. Впрочем, их можно понять: всем хочется иметь на столе
свежую ароматную зелень, молодой рассыпчатый картофель без единого
намека на нитраты и пестициды и пахнущие еще солнцем, твердые, тугие,
вот-вот готовые лопнуть в руках от распирающей их зрелости красные с
прожилками помидоры. Кто знает, может быть и Максим был бы подвержен
этой всеобщей, всенародной тяге к вкусной и здоровой пище, по которой
так исстрадались наши желудки, если бы не его работа в овощном
магазине. По крайней мере, немороженный картофель, в спекуляции которым
обвинила его любезная чета Тютюнниковых, местами еще зеленая, хотя
далеко уже не свежая зелень, длинные, похожие на гигантские запятые,
безвкусные пресные огурцы и стандартных размеров восковые импортные
помидоры были ему доступны -- чего уж греха таить -- практически
круглый год. Возможно, именно поэтому он отдавал предпочтение цветам --
пищи скорее для души и глаз, чем для желудка и рта. (Впрочем, разве
может быть душа спокойна, когда желудок пуст?)
отдыхал, нежели помогал Анне Петровне, но зато на следующее утро, в
четверг, он принялся за дело с удвоенной энергией. Быстро разделавшись
с небольшим огородом -- прополка, полив, удаление больных и слабых
побегов, -- он с трепетом обратил свой взор к аккуратной клумбе, где
росли простенькие, но от того не менее прекрасные оранжевые ноготки,
пестрые анютины глазки и еще многие и многие другие, хорошо известные
Максиму, представители декоративной флоры среднерусской полосы.
Конечно, ни в какое сравнение с плантацией Чудакова эта миниатюрная
клумба не шла, однако требовала к себе не меньшего внимания и заботы.
За эти две недели буйные заросли лебеды и бурьяна заполонили крохотную
клумбу, словно почувствовав отсутствие хозяина. И теперь Чудаков
отчаянно боролся с мясистыми стеблями сорняков, крепко пустившими корни
в хорошо удобренной земле. И только к полудню, когда последний сорняк
полетел в кучу себе подобных, Максим смог разогнуться, и то лишь после
того, как спина его уперлась в деревянный сруб профессорской дачи. Он
выпрямился, и тут же черные мушки замелькали перед его глазами. Да,
последствия болезни еще давали о себе знать. Он оглянулся. Перед ним
было окно, занавешенное изнутри шторами. Максиму почему-то вспомнилась
та ночь, когда прогремел роковой выстрел. Тогда свет из единственного
освещенного окна профессорской дачи падал на цветочную клумбу. Значит,
освещено было именно это окно. А сразу за окном, как отчетливо помнил
Чудаков, располагался письменный стол профессора -- тот самый, за
которым его настигла смерть. Стол наверняка и сейчас там, но опущенные
шторы мешали любопытному взору Максима проникнуть внутрь кабинета.
Какое-то смутное чувство стало подниматься из глубин его души наружу,
рождая пока еще неоформившиеся, совершенно фантастические мысли. Из
страстного цветовода он моментально снова превратился в сыщика. Ему
вдруг вспомнились слова-напутствие следователя Щеглова, еще там, в
больнице, предлагавшего Чудакову найти причины загадочной смерти
профессора. Испуг, остановка здорового сердца, потрясение... Да, здесь
следовало поломать голову. Максим неожиданно ощутил небывалый
энтузиазм, прилив сил и неожиданную уверенность в успехе своих поисков.
Ведь всего лишь в двух шагах, за зашторенным окном, находится то
страшное место -- место совершения преступления. Или некие флюиды,
витающие в воздухе, действуют на него здесь, где, может быть, стоял?..
Стоп! В его мозгу как будто что-то перевернулось. Сдерживая яростное
сердцебиение, он попытался рассуждать спокойно.
остановки здорового сердца нужен внешний фактор. Медицинская экспертиза
установила, что ни химическому, ни механическому воздействию сердце
Красницкого не подвергалось. Никаких болезней, которые могли привести к
внезапному летальному исходу, он тоже не имел. Значит, остается одно:
стрессовая ситуация, потрясение, внезапный ужас -- и все это привнесено
извне. Откуда именно?
шестого на двадцать седьмое июня, когда он сидел за своим письменным
столом и писал письмо в органы госбезопасности. Смерть была внезапной
-- это бесспорно. Но вот откуда она пришла, остается пока загадкой.
Можно предположить следующее: профессор что-то увидел или услышал, и
это что-то послужило причиной его внезапного испуга, вызвавшего смерть.
Оно могло находиться либо в комнате, либо за ее пределами. Если оно
возникло сзади, то есть проникло в комнату через дверь, то вполне
вероятной реакцией профессора на это был бы его поворот навстречу
опасности. Но положение тела покойного недвусмысленно говорило о том,
что профессор либо не успел повернуться, либо вовсе не собирался этого
делать. Если предположить последний вариант, то это нечто должно было
возникнуть прямо перед ним, то есть в окне. Возможно, кто-то незаметно
подкрался в темноте к окну и -- умышленно или случайно -- напугал
профессора. Но если бы страх повсеместно вызывал исключительно только
смерть, то на земле давно бы уже никого не осталось, так как это
чувство знакомо каждому. Нет, не простой страх, а животный,
фантастический, всепоглощающий, разрушительный, ирреальный ужас,
парализовавший волю и разум, убил Красницкого. Но вот источник --
источник его пока совершенно не ясен. Впрочем, это только догадки... И
тем не менее необходимо осмотреть прилегающий к окну участок земли --
чем черт не шутит? Вполне возможно, что на этом самом месте, где сейчас
стоит Чудаков, совсем еще недавно стояло (лежало? висело? летало?)
нечто, убившее профессора.
квадратный миллиметр цветочной клумбы, но ничего такого, что могло бы
заинтересовать его, не обнаружил. За эти две недели прошло уже
несколько дождей, которые, даже если и были здесь какие-нибудь следы,
наверняка смыли их. Теперь стена. Максим стал внимательно осматривать
ее, заглядывая в каждую щелочку. Дом совсем недавно был выкрашен в
приятный небесно-голубой цвет и до сих пор еще пахнул свежей краской.
Ничего необычного, подозрительного...
стрела. Голубая стрела... Стрела... Уж не в ней ли кроется тайна смерти
профессора?
игра. Кто-то из детей, играя в индейцев, случайно выпустил не в ту
сторону стрелу из игрушечного лука -- вот и вся разгадка. Впрочем, лук
действительно мог быть игрушечным, но вот стрела... И не слишком ли
глубоко она впилась в дерево?
крепко сидела в своем гнезде, что нашему сыщику пришлось изрядно
потрудиться, прежде чем он добился успеха. Стрела была около метра
длиной, голубого цвета и с голубым же оперением (вот почему Максим ее
вначале не заметил на фоне голубого дома), в сечении имевшая квадрат со
стороной миллиметров в восемь-десять. Вся она, вплоть до наконечника,
была сделана из какой-то твердой породы древесины, металлический же
наконечник был отшлифован до зеркального блеска. На одной из граней
древка были четко выведены какие-то непонятные письмена. Нет, это не
игрушка, и не детская забава. С такой силой ее могла послать рука
только взрослого мужчины и только из настоящего, а не игрушечного,
лука.
снял его и... Нет, это была не бумага, а что-то тонкое, белое и
шуршащее, очень напоминавшее пергамент. На клочке были начертаны
совершенно незнакомые символы или буквы. Почти то же самое было
выведено и на древке -- по крайней мере, на том же языке. Но Максим
смутно, где-то в подсознании, чувствовал, что нечто похожее он уже
раньше видел. Но где? Когда?.. Он не помнил.
Если раньше загадки, с которыми ему приходилось сталкиваться, были
земного свойства, то есть вписывались в обычный уклад жизни окружающих
его людей, то эта стрела и таинственное послание казались ему
прилетевшими из глубины веков, из дикого средневековья с его колдунами,
магами, чернокнижниками и инквизиторами. Что это -- чья-то шутка или
след истинного убийцы? Как увязать эту таинственную стрелу со смертью
профессора Красницкого? Что за смысл кроется в странной клинописи на
пергаменте? И действительно ли все это имеет какое-то отношение к
смерти профессора?.. Вопросы... вопросы... И никакого ответа.
себе в дом, а затем вернулся обратно. Остаток дня прошел без
происшествий. Без каких-либо изменений пролетела и вся неделя, а за ней
и следующая. И лишь в конце июля, в один из выходных дней, произошло
событие, сдвинувшее наконец это загадочное дело с мертвой точки. На
Земляной Андрей
Володихин Дмитрий
Белов Вольф
Контровский Владимир
Володихин Дмитрий
Муркок Майкл