что все тело его стало мокрым и холодным. Он ненавидел себя сейчас.
не Чкалов. Беспомощный кутенок, который тыркается мордой и не может выйти
на радиопривод. У, сволочь какая!" - думал он о себе, ложась на новый
вираж.
глаза. Он почувствовал, что вот-вот заплачет, но не мог сдержать радостной
улыбки, потому что понимал, как это будет хорошо, если сейчас он посадит
машину к людям, попавшим в беду.
сюда сажать опасно и трудно, он был уверен в том, что сможет посадить
самолет на крохотный ледяной пятачок. Он видел вокруг разводья и трещины и
торосы невдалеке, но его это не пугало. Он вел машину на посадку.
приборами.
руку на штурвал.
трещину.
ли вверх, чтобы делать новый заход, или сажать машину сейчас, рискуя не
удержать ее и врезаться в торосы.
льда и заскользила прямо на гряду торосов.
торосы.
Самолет несся вперед, неудержимо и накатисто.
глаза и, резко опустив штурвал, дал машине свободное движение вперед. Мимо
промелькнули лица зимовщиков. Они что-то кричали, но из-за рева мотора не
слышно было, что они кричали, хотя можно было догадаться, о чем они сейчас
должны были кричать.
силы и сразу же ощутил, что машина останавливается. Теперь торосы уже не
неслись на него, а медленно наползали, как в панорамно-видовом фильме.
разворачиваться, Павел поднялся с кресла, секунду постоял, приходя в себя,
а потом обернулся к Струмилину.
А ты - молодец... Помоги мне выйти на лед.
обычный басок. Он говорил фальцетом, будто мальчик, у которого ломается
голос.
людей и пойдем обратно.
повторять, дружок...
расстегнул рубашку и приложился ухом к груди Струмилина. Сердце билось
медленно и неровно.
без движения лежал на носилках рядом и только тихонько, жалобно стонал; он
посмотрел на остальных зимовщиков, таких же заросших, замученных и серых,
как Морозов, и заставил себя улыбнуться.
что тем, кто стоит рядом, делается еще больнее от их улыбки. Струмилин
знал это. Он заставил себя улыбнуться не как больной, а как здоровый
человек, почувствовавший себя не совсем хорошо.
тоже поняли это. И, наверное, поэтому всем стало не так плохо и не так
страшно, как было.
фамилии. - Хотя нет, шесть. Сначала уйдут шесть человек.
эвакуируемых из-за него. - Я не могу сейчас лететь. Мне станет еще хуже,
потому что трясет. Я посплю на льду, и все пройдет, а потом Паша вернется.
И погода изменится.
Мне будет совсем худо, Пашенька... Ты скорее возвращайся, я ведь не один
остаюсь.
Струмилин.
- приборы с ценнейшими научными данными. Сначала Морозов снял со льдины
людей, а потом уже он решил увезти эти приборы.
следить за тем, как Богачев разворачивал самолет и готовил его к вылету.
Воронов приподнял голову Струмилину. Тот сказал:
Богачевым при взлете. Полог палатки был приоткрыт, и Струмилин слышал, как
Морозов быстро говорил в микрофон:
Понял?
упираться головой в ладони Воронова. Он приподнялся еще выше и услыхал
совсем рядом тонкое и жалобное повизгивание.
самолет понесся от торосов к чистой воде. У него было метров сто для
разбега. Это не так уж мало, хотя значительно меньше, чем следует по
инструкции. И потом там была трещина. Она была примерно на восьмидесятом
метре. Струмилин приподнимался тем выше, чем ближе к трещине был самолет.
Вот он подошел вплотную, в тот же миг Богачев слегка приподнял его,
самолет перескочил трещину, мотор взревел еще сильнее, и метрах в пяти
перед чистой водой, по которой плавал битый лед, самолет поднялся. На
какую-то долю секунды он замер в воздухе, а потом начал быстро набирать
высоту.
жизнь Морозову, Воронову и Сарнову.
пошли во льды - искать новую площадку для опробования последнего,
оставшегося ДАРМСа. Они отошли километра за три от лагеря. За ними
увязался пес. Воронов пытался его прогнать, но пес не уходил. Он поджимал
хвост, скулил и не уходил от людей.
быть.
ротмистра.
похожи на собак. Именно потому, что у итальянцев в "Генерале Делла Ровере"
страшно. А когда у нас показывают дураков-ротмистров или
кретинов-фашистов, тогда бывает смешно. И обидно - неужели у нас были
такие тупые враги? Тогда что же мы - этакая силища - и так долго с ними
возились, а не могли сразу прикончить!
скептики. Раз показывают дурака-ротмистра, значит так и было. Ты что,
искусству не веришь?
никто из них не знал, что идут они к гибели. К верной и страшной гибели,
которая надвигалась на них неумолимо и безостановочно.
Эльбруса, все видно.