скажет, но глаза у нее опять будут красные.
раздражающих меня тайн. В субботу, перед тем как отправиться во Дворец, я
заглянул к Лашому, чтобы послать розы на Орлеанскую набережную. Я взял
такси, которое не отпустил, заскочив в магазин. Я отчетливо помню, как
указал продавщице на темно-красные розы. Она знает меня и поэтому
осведомилась:
признать, что у меня провалы в памяти. На улице водитель препирался с
постовым - тот требовал, чтобы такси уезжало, но, в свою очередь узнав меня,
сменил тон:
и ничего не заметил. Пробыв с Иветтой недолго, предупредил, что вынужден
обедать в городе и вернусь около одиннадцати вечера.
нахмурился, перехватив ироническую улыбку Вивианы, сидевшей за туалетом.
пиджак, посмотрел на ее отражение в зеркале.
предположила, что они от тебя. Я не ошибаюсь?
напомнило мне, что Иветта ничего о них не сказала и я не заметил цветов в
квартире.
какой-нибудь повод посылать ей цветы. Не понимаю, как могла получиться
ошибка. Я раздумывал об этом больше, чем следовало бы, потому что подобные
тайны не дают мне покоя, пока я не нахожу им правдоподобного объяснения. У
Лашома - я не сомневаюсь в этом - правильно указал фамилию - Иветта Моде - и
до сих пор вижу, как продавщица вывела на конверте эти слова. Неужели я,
диктуя затем адрес, машинально назвал Анжуйскую набережную вместо
Орлеанской?
надпись на конверте и, не найдя в нем карточки, выбросил его в мусорную
корзинку. А Вивиана, которая наверняка пришла к тем же выводам, что и я,
пошла и порылась в ней.
были закрыты, сходить же на цветочный рынок в двух шагах от нас мне просто
не пришло в голову. К Иветте я отправился лишь после второго завтрака,
потому что все утро работал, и она объявила мне, что отпустила Жанину
навестить сестру, содержащую вместе с мужем ресторанчик в Фонтенесу-Буа.
жила на улице Понтье, и которой дорожит больше, чем любым другим из своих
приобретений - это ее первая меховая вещь. Может быть, ей и погулять-то
захотелось, чтобы пощеголять в обнове?
начиная с улицы Риволи, нас затянуло на тротуаре в своего рода шествие,
сопровождавшееся шарканьем ног по асфальту, этим особым воскресным шумом,
который производят люди, идущие не торопясь и останавливаясь у каждой
витрины. Скоро Рождество, и повсюду выставлены соответствующие товары.
с площадки у входа световой феерией, озарявшей весь фасад.
Лафайет" и в "Прентан"?
семьи. Вполне возможно, что Иветта выступала сегодня в новой роли. Похоже,
ей нравится копировать мелкобуржуазные пары, за которыми мы следовали, и нам
не хватало только вести с собой за руку детей.
без всякого волнения, как будто оно стало для нее чем-то привычным. Подобно
мужчине, она не находит в этом ничего таинственного или страшного. Она
беременна и впервые не избавляется от ребенка - вот и все. Смутило ее на
мгновение лишь одно - что я потребовал его оставить. На это она не
рассчитывала.
себя в положительной роли, которую ей предстоит сыграть, Иветта предложила
эту прогулку, столь противоречащую как ее, так и моим привычкам?
двигались дальше, опять останавливались через несколько метров, и ароматы
разных духов смешивались на тротуаре с запахом пыли.
тому же оно никак не было связано с Иветтой. Я назвал бы свое тогдашнее
состояние космической меланхолией, навеянной унылым шарканьем толпы.
доводилось наслаждаться кислой капустой, после чего я предложил сходить в
кино, но Иветта предпочла вернуться домой.
повернулся ключ, и я впервые увидел принаряженную Жанину, выглядевшую очень
элегантно в юбке цвета морской волны, белом лифе, голубом пальто и красной
шляпке. Косметика была у нее теперь другая, духи - тоже.
чтобы мы выпили грогу, и в половине двенадцатого все в квартире спали.
Нужно ли признаваться, что от него осталось ощущение, которое я предпочитаю
не анализировать?
Эстереля [8] и синевы моря, где маленькие белые лодки кажутся словно
подвешенными в небе.
подругой, с которой она не виделась много лет и встретилась в день нашего
приезда в холле "Карлтона". Их знакомство началось еще до меня, и,
столкнувшись, они бросились друг другу на шею.
Передо мной лежит календарь, но я не нуждаюсь в нем - и без него не
запутаюсь в воспоминаниях. Страницы, на которых я пишу, иного формата,
нежели раньше, потому что пользуюсь гостиничной бумагой.
19 декабря, мне показалось, что это происходило в другом мире или, во всяком
случае, очень давно; мне надо сделать над собой усилие, чтобы поверить, что
Рождество, которое я встречаю, - это тот самый праздник, за подготовкой к
которому мы с Иветтой наблюдали на улицах Парижа в воскресенье.
они попали к ней, и когда в полдень забежал ее поцеловать, увидел, что она
понастоящему растрогана. Я никогда не дарил ей цветов - все недосуг было о
них подумать, - если не считать случайных букетиков в кафе или на террасе,
причем почти всегда это были фиалки.
Посмотри, какие они красивые!
пораньше, потому что этим вечером у нас дома должно было состояться то, что
мы именуем "обедом старшины сословия", - обед, ежегодно даваемый нами всем
старым хрычам из адвокатуры.
всего несколько минут. Случилось так, что, пересекая мостик, связывающий
острова Сите и Сен-Луи, я бросил взгляд на окна нашей с Иветтой квартиры,
что обычно мне несвойственно Они отсвечивали розовым, и помню, как отметил
про себя, что это создает впечатление уютного, теплого гнездышка, местечка,
где хорошо жить вдвоем. Молодые пары, гуляющие по набережным и двигающиеся
как бы боком, потому что парень и девушка держат друг друга за талию,
наверняка поглядывают подчас на наши окна и вздыхают:
лестнице, Жанина распахнула дверь, и я понял: что-то стряслось.