Чтение 27–й страницы книги ~Золото красных~

Сеня развалился, полусидя на койке:

- Слушай, если про слона сказать, что он слон или про бегемота, что
он бегемот - это оскорбление? А про осла - осел? Оскорбление?.. Нет, -
Сеня хмыкнул - констатация...

- А ты за что? - Полюбопытствовал оскорбитель.

- Вызовут - расскажут за что... - резонно предположил Ребров. - Может
соснем чуток?..

Сеня желал общаться:

- Еще надрыхнешься... Я вот один здесь куковал два месяца, не с кем
словом переброситься. - Сеня замер, сощурил глаза. - А ты, случаем, не
подсадной?..

- А ты? - В тон съязвил Ребров.

- Я? - Сеня рассмеялся в голос. - Да я в списках госдепа в первой
двадцатке... я Марченко знал... - Сеня догадался, что лишний треп
неуязвимости ему не прибавляет, сменил регистр: кто не знает чудеса
маскировки комитета? Наморщил лоб. - Я... нет!

- Тогда и я... нет! - Поддержал Ребров. - Часто на допрос таскают?

- Как у них настроение... но не лютуют, того, чего ты ждешь нет...
двухсотваттную лампу в морду... дергать по ночам... нет... Вроде
примарафетились, с пониманием, даже с сочувствием тебя разрабатывают, но
это видимость, внутри они те же ребята, что двадцать, сорок лет тому...
только свистни... и понеслась...

- И как же тебя разрабатывают? - не утерпел Ребров.

- Душеспасительными разговорами... и демонстрацией вольнодумства...
чтоб мог подумать что ты и они единомышленники... неподготовленных здорово
пробирает. Рассчитываешь биться головой о цементную стену... а на поверку
- вата... весь запал пшиком и выходит... Ушлые ребята, терпеливые... все
по-доброму да по-доброму... и вдруг, как врежут поддых, мало не
покажется...

- Бьют что ли? - Приподнялся Ребров на локте.

- Других, что ль, способов нет?.. Пруд пруди! - Сеня отпил холодного
чая, пояснил. - Человека в Лефортово не с облака привозят... каждый где-то
чего-то когда-то, они раскапывать мастера... так, мол и так... значит
анальный секс уважаете?..

Холин сидел в любимой белой гостиной своей квартиры в Цюрихе и
плакал, без стеснения и намека на мужественность:

- Уж и не мечтал, здесь оказаться. Ольгу жаль... вот попала.

Напротив, с обожаемым "чекистом за бугром", примостился верный Пашка
Цулко. Пашка принял свою дозу и нравоучительно заметил, показывая, что все
московские фокусы Холина ему известны:

- С Олькой ты здорово обтяпал... честно скажу, не ожидал... не верил,
что сможешь...

- Ты о чем? - Холин погрузился в привычную атмосферу вранья и
"несознанки", царящую в совколониях.

- Ладно... ладно... - Выпивка настроила Пашку на добрый лад.
Прогнусавил: - Не сыпь мне соль на раны!.. Не сыплю! Молчок! Твоего
предшественника Реброва конторские взяли в оборот... Я подкинул коллегам
тягостные для него бумажки, по дурости подмахивал, да подсовывал... Ребров
из наших с тобой грехов кое-что умыкнул в Москву, не поймет, дурья башка,
что грехи не наши персональные, а групповые... а в группе сам знаешь
кто!.. себя, а значит и нас, сожрать не дадут...

В кабинете следователя КГБ подполковника Грубинского тихо, и лишь
позвякивала ложка в стакане чая. Ребров сидел на стуле уже который час,
неспешно разговаривал с подполковником.

Грубинский отпил чай, предложил Реброву:

- Не хотите?

- Спасибо! - Отказался подследственный.

- Вчера, - сообщил Грубинский, - был в Вахтангова на "Турандот"... -
отпихнул лимон ложкой, сделал глоток, - не то... вот в шестидесятых,
помню... или моложе был, острее восприятие...

Ребров молчал. Перед Грубинским лежали бумаги - результаты допросов
вчерашних, позавчерашних, недельной и месячной давности.

- Мы уже четыре месяца с вами работаем? - Уточнил Грубинский, точно
зная день и час задержания Реброва. - Отчего вы не хотите сказать, где
документы?..

Ребров не скрывал:

- Это единственная гарантия, пусть слабая, моей безопасности...

- Весьма слабая... - Грустно улыбнулся Грубинский, прихлопнул бумаги
ладонью. - Не для протокола... Воруют?

- Еще как... - Подтвердил Ребров.

Грубинский пригубил чай:

- По вашим оценкам, сколько партийной валюты за рубежом... сотни
тысяч? миллионы?

Ребров смотрел сквозь зарешеченное окно, прислушивался к трамвайным
перезвонам:

- Сотни миллиардов!

- Да бросьте! - Грубинский оторвался от чая. - Не поверю... нет,
ерунда какая-то... конечно, есть нечистоплотные партработники... один,
другой... украдут сотню тысяч, но чтоб, как вы утверждаете...

- Я не утверждаю, - поправил Ребров, - вы спросили, я предположил...

- Верно, верно... - охотно согласился Грубинский, потянул на себя
листок из стопки. - Фамилия вашей матери Ястржембская?

- Я уже говорил. - Подтвердил Ребров.

- Полька... - подполковни задумался. - Я сам вот тоже не без польских
кровей... с поляками круто взяли одно время, да и не только с ними... Ваша
мать сидела... - Полуспросил, полупотвердил Грубинский. - Все
отворачивались от таких... А ваш отец не отвернулся... - Грубинский
замолчал.

- Ребров, фамилия вашего отца?

Подследственный кивнул.

- Он и мать давно развелись?

- Давно, - подтвердил Ребров, - мне стукнуло восемнадцать, я хорошо
отношусь к отцу... несмотря на его новую семью, на детей... он никогда не
повышал голос... любил меня... сколько себя помню, не поднимал на меня
руки...

- Естественно... не поднимал руки... - Грубинский постучал ложечкой
по стакану. - Ребров же не ваш отец, наказывать чужого... не каждый
способен...

- Что? - Ребров вскочил, перевернув стул, перед глазами поплыло,
решетка на окне стала изгибаться, задрожала, как горизонт в мареве жаркого
дня и побежала складками, будто крупноячеистая сеть.

- А вы не знали? - Грубинский паузой, потупленными глазами выразил
сожаление. - Вот видите... Ребров усыновил вас в полтора года...

- Значит, он и есть отец, - выдохнул подследственный.

- Так-то оно так... - мудро заключил подполковник, - но есть и
настоящий отец... чтоб там ни было, узнай я такое о себе, непременно б
умолял... скажите кто отец?

- Кто отец? - Повторил Ребров и поразился сухости во рту,
непослушанию языка.

- Интересно? - Повеселел Грубинский. - А когда узнаете... У-ух! Нет,
не буду раньше времени. Давайте заключим договор. Мы вам фамилию
настоящего отца... вы нам документы... и разойдемся по-хорошему... суд вам
вынесет символическое наказание... с учетом предварительного заключения -
на свободу прямо из зала суда... живите - наслаждайтесь...

- Нет. - Отрубил Ребров.

- Зря. - Грубинский налил в стакан заварку из гжельского заварного
пузанчика пальца на четыре, сверху огулял струей крутого кипятка,
перочинным ножиком отрезал ломтик лимона, опустил в чай, туда же перстами,
три куска рафинада из коробки:

- С сахаром перебои... беда!.. не могу без сахара... мозги не
работают, тяжело, работа умственная... - рассмеялся, - небось клянете
меня?.. вот, мол, дурак, сам про свою работу заявляет - умственная! Чего ж
умственного?.. Хлестать чай с утра до ночи и ворошить протоколы...

Грубинский отпил чай, фыркнул - горячо, неожиданно поинтересовался:

- Вы давно в Вахтангова были?

- А что? - С трудом разжал потрескавшиеся губы Ребров.

- Да нет, ничего... - нотки извинения прозвучали в голосе
подполковника: простите, мол, покорнейше, отрываю не ко времени, от
созерцания решетки на окне. - Зря, эх, зря... - бормотнул Грубинский и
хитро прищурился. - А хотите, скажу про отца?.. За так... по дружбе... -
Огляделся, скользнул к входной двери, приоткрыл, шуганул охранника, чтоб
не дремал, дернулся, сел, отпил глоток, будто призывая на помощь все
отпущенное мужество, выдохнул шепотом:

- Каганович!

В комнате повисла тишина.

Ребров с трудом унимал дрожь в пальцах, смирял желание выплеснуть
остатки чая в лицо через стол.

- Пошутил... неудачно... - признал Грубинский, - хотел, сказать, что
сам отец народов... потом вспомнил, ко времени вашего рождения у него уж
не фурчало, поди, лет десять как, а может больше... кстати... - оживился
подполковник. - Вы-то как переносите вынужденное воздержание?..

Ребров молчал, в сотый раз пересчитывая число квадратов в решетке по
вертикали и по горизонтали, и перемножая их.

- Извините, что вторгаюсь в интимную сферу... но у нас есть данные,
что вы весьма активны в смысле... ну сами понимаете...

- Чьи данные? - Ребров спросил только, чтобы унять дрожь и подавить