брюки за усики перерезанной упавшей нити. Отцепился.
так громко? А, это портфель у него чертит по земле.
Теперь лежит спираль Бруно. Перерезал её дважды, очистил дорогу. Режу нити
главной полосы. Мы, наверно, почти не дышим. Не стреляет. Дом вспоминает?
Или ему сегодня на танцы?
Режу. Не забыть и не запутаться: тут еще должны быть внешние наклонные
полосы. Вот они. Режу.
Коля. Отдышались. Скорее дальше! -- вот-вот смена, вот-вот собаки.
теперь. Коля рвётся скорей! поднимается на четвереньки. Осаживаю.
бесконвойных, их барак близко. Срываем номера с груди, с колена -- и вдруг
из темноты навстречу двое. Идут из гарнизона в поселок. Это солдаты. А на
спинах у нас -- еще номера!! Громко говорю:
прошли раньше, но -- прямо на солдат, и лиц не прячем. В двух метрах от нас
проходят. Чтоб не поворачиваться к ним спинами, мы даже почти
останавливаемся. Они идут, толкуют своё -- и мы со спин друг у друга срываем
номера!
наш великолепный план уже сломан. Мы бросаемся в степь -- просто дальше от
лагеря! Мы задыхаемся, падаем на неровностях, вскакиваем -- а там взлетают и
взлетают ракеты! По прошлым побегам мы представляем: сейчас выпустят погоню
на лошадях с собаками на сворках -- во все стороны по степи. И всю нашу
драгоценную махорку мы сыпем на следы и делаем крупные прыжки. *(1)
времени и труда. Коля начинает сомневаться, правильно ли я веду. Обидно.
Экибастуз поражает рассыпанными огнями и кажется таким большим, каким мы
никогда его не видели.
другой по другому. Пройдет поезд, и собаки по рельсам не возьмут следа.
кричать! Мы обнялись. Мы на самом деле свободны! И какое уважение к себе,
что мы решились на побег, осуществили его и обманули псарню.
главное уже совершено.
видно из-за фонарей. По Полярной мы пошли на северо-северо восток. А потом
подадимся правей -- и будем у Иртыша. Надо постараться за первую ночь уйти
как можно дальше. Этим в квадрат раз расширяется круговая зона, которую
погоня должна будет держать под контролем. Вспоминая весёлые бодрые песенки
на разных языках, мы быстро идём, километров по восемь в час. Но оттого, что
много месяцев мы сидели в тюрьме, наши ноги, оказывается, разучились ходить
и вот устают. (Мы предвидели это, но ведь мы думали ехать на машине!) Мы
начинаем ложиться, составив ноги кверху шалашиком. И опять идём. И еще
ложимся.
идём, а зарево всё стоит на небе.
только идти нельзя, нам даже спрятаться здесь нелегко: ни кустов, ни
порядочной высокой травы, а искать нас будут и с самолёта, это известно.
-- шириною в полметра, глубиною сантиметров в тридцать), ложимся туда
валетом, обкладываемся сухим колючим жёлтым караганником. Теперь бы заснуть,
набраться сил! А заснуть невозможно. Это дневное бессильное лежание больше
чем полсуток куда тяжелее ночной ходьбы. Всё думается, всё думается...
Припекает жаркое сентябрьское солнце, а ведь пить нечего, и ничего не будет.
Мы нарушили закон казахстанских побегов -- надо бежать весной, а не
осенью... Но ведь мы думали -- на машине... Мы изнываем от пяти утра -- и до
восьми вечера! Затекло тело -- но нельзя нам менять положение:
приподнимемся, разворачиваем караганник -- может всадник увидеть издали. В
двух костюмах каждый мы пропадаем от жары. Терпи.
размяться. Мало и сил: за весь день погрызли сухих макарон, глотнули
таблеток глюкозы. Пить хочется.
всюду сообщили по радио, во все стороны выслали автомашины, а в омскую
сторону больше всего. Интересно: как и когда нашли наши телогрейки на земле
и шахматы? По номерам сразу разберутся, что это -- мы, и переклички по
картотеке устраивать не надо. *(2)
отдыхать. Пить, пить! За ночь прошли не больше километров двадцати. И опять
надо искать, где спрятаться, и ложиться на дневную муку.
неожиданно в степи, валуны. Нет ли в их выемках воды? Нет... Под одним
валуном щель. То ли шакалы прорыли. Протиснуться в неё было трудно. А вдруг
обвалиться? -- раздавит в лепешку, да еще не умрёшь сразу. Уже холодновато.
До утра не заснули. И днём не заснули. Взяли ножи, стали точить о камень:
они затупились, когда копали яму на прошлой стоянке.
с нами проехал казах, бормотал что-то. Выскочить нагнать его, может у него
вода? Но как брать его, не осмотрев местности -- может быть, мы видны людям?
осмотрелись снизу. Метрах в ста какое-то сломанное строение. Переползли
туда. Никого. Колодец!! Нет, забросан мусором. В углу труха от соломы.
Полежим здесь? Легли. Сон не идёт. Э-э, блохи кусают! Блохи!! Да какие
крупные, да сколько их! Светло-серый бельгийский Колин пиджак стал черен от
блох. Трясёмся, чистимся. Поползли назад, в шакалью щель. Время уходит, силы
уходят, а не движемся.
чтоб раньше выйти к Иртышу. Ясная ночь, небо чёрно-звёздное. Из созвездий
Пегаса и Персея сочетается мне очертание быка, наклонившего голову и
напористо идущего вперед, подбодряя нас. Идём и мы.
видим насыпь. Железная дорога. Ракет больше нет, но вдоль рельс
засвечивается прожектор, луч покачивается в обе стороны. Это идёт дрезина,
просматривая степь. Вот заметят сейчас -- и всё... Дурацкая беспомощность:
лежать в луче и ждать, что тебя заметят.
от насыпи в сторону. А небо быстро заволакивает тучами, и мы, с нашим
бросанием вправо и влево, потеряли точное направление. Теперь идём почти
наугад. И километров делаем мало, и может они -- ненужный зигзаг.
моего кривого турецкого ножа нет. Я потерял его, когда лежал или когда резко
бросился от насыпи. Беда! Как можно беглецу без ножа? Вырыли ямку Колиным.
восьми лет. Моряку трудно не быть суеверным. Но наступившее утро двадцатого
сентября -- мой день рождения. Мне исполняется сегодня тридцать девять.
Предсказание больше меня не касается. Я буду жить!
заснуть! -- не спим. Если б дождь пошёл! растянуло. Плохо. Кончаются
[третьи] сутки побега -- у нас еще не было капли воды, мы глотаем в день по
пять таблеток глюкозы. И продвинулись мы мало -- может быть, на треть пути
до Иртыша. А друзья там в лагере радуются за нас, что у зелёного прокурора
мы получили свободу...
"Ва-ва-ва-ва!" Что это? По рассказу опытного беглеца Кудлы -- так казахи
отгоняют волков от овец.
подумали пить кровь. А здесь -- только дай.
встреча с людьми -- это след. Крадёмся к саманной кошаре. Да, это казашка
кричала, отгоняя волков. Переваливаемся в кошару, где стена пониже, нож у
меня в зубах. Ползком -- охота на овцу. Вот слышу -- дышит рядом. Но --
шарахаются от нас, шарахаются! Мы опять заползаем с разных сторон. Как бы за
ногу схватить? Бегут! (Позже, будет время, объяснят мне, в чем была ошибка.
Мы ползем -- и овцы принимают нас за зверей. Надо было подходить во весь
рост, по-хозяйски, и овцы легко бы дались.) Казашка чует что-то неладное,
подошла, всматривется в темноту. Огня при ней нет, но подняла комья земли,
стала бросать ими, попала в Колю. Идет прямо на меня, вот сейчас наступит!
Увидела или почувствовала, заверещала: "Шайтан! Шайтан!" -- и от нас, а мы
от неё, через стенку и залегли. Мужские голоса. Спокойные. Наверно, говорят:
почудилось бабе.
накинули на неё ремень. Жданка я подсадил, а сам не могу вскарабкаться, так