вздохнул:
всенепременно...
ей-ей...
дождался, пока лижущее пламя охватило их со всех сторон, наслаждаясь
болью, дал облизать огню пальцы, медленно разжал их; пепел, словно черный
снег, пал на каменный пол.
приходить и жечь. У меня с детства нездоровая тяга к огню.
испуганным недоумением:
деревянные колодки и, как шаловливый ребенок, прыгнул на тонкий матрац.
сложенные щепотью, как на молитве, под щеку; скула сделалась красной; в
бронхах клокотал кашель; если смеешься, он удерживается, как ни странно;
не надо, чтобы этот полковник слышал, как я кашляю, а пуще того видел, как
сплевываю ярко-красную кровь; нельзя радовать врагов, их надо пугать; нет
ничего страшнее веселого смеха узника...
идет работа по шалуну приданный делу Феликсом Эдмундовичем, каждый день
приносил новые результаты...
Европу: "Все, Александр Васильевич!
поедом, надобно сыграть перед ЦК обиду: "Ухожу из террора, хватит, вы меня
не в состоянии защитить, ставьте а к т ы сами".
тысячу рублей золотом будет поступать на счет Евгения Филипповича, как и
прежде, тщательно разобрал меру угрозы со стороны Бурцева: "Сплетни, у
него реального ничего нет; пустите через самых близких слушок, что, мол,
Владимир Львович сам состоит на службе в охране; шельмуя подвижников,
хочет опозорить целую эпоху русского революционного движения
социалистов-революционеров и его авангард - террористов"; интересовался,
чем намерен заняться Азеф в Европе; "только не политика, не надо, грязь;
биржа без информации тоже не очень-то надежна; впрочем, кое-какой
информацией могу снабжать, но - тридцать процентов за услугу, иначе
нельзя: все то, что бесплатно, - не надежно, я бы не поверил".
воспоминания; заметив в глазах собеседника жадный, т я н у щ и й с я
интерес, сразу же закрылся; встав, откланялся; трижды облобызались. Жаль,
заперев дверь, подумал Герасимов, действительно коронный агент, второго
такого не будет.
слег с сердечным приступом, левая рука словно онемела; закрывшись на
конспиративной квартире, тяжко думал про то, чему он не дал осуществиться
на одном из кораблей во время встречи императоров; пора иллюзий кончилась,
п о л к о в н и к; Глазова поздравил с Владимиром; сначала, впрочем, тоже
не хотели давать; написал рапорт:
последствиям.
есть балласт, развращающе действует на думающих офицеров"; хотел
присовокупить, что скандалы с изменой бывших чиновников департамента
полиции Бакая и Меньшикова, переметнувшихся к эсерам, были спровоцированы
начальством: этих людей многократно обходили чинами и наградами, вот и
результат, не надо обижать с в о и х.
утром приходил "Прохор Васильевич" агента охранки "Николая - золотые
очки", умер в Западном Берлине в 1949 году], начавший служить филером еще
тридцать лет назад; подавал завтрак в постелю; отправлялся на базар,
приносил продукты, напевая что-то протяжное, горестное; готовил обед;
сухонький, маленький, с лучистыми глазами, а ведь табуретку из-под ног
Софьи Перовской выбивал!
медом; так что после обеда был один, никто не мешал оставаться наедине с
собою самим; именно во время болезни до конца убедился: ничего путного в
империи не будет, развалится по кускам; царь боится новых людей, тасует
привычную ему колоду, - важно, чтоб были из хороших семей древнего роду, а
есть голова или нет - не имеет значения; не уставал дивиться тому, что
сферы все более страшатся деятельности тех, кто мог бы стать спасителем
монархии, - Милюкова, Набокова, Шингарева, словом, ведущих кадетов;
поступали запросы на компрометирующие материалы по Гучкову, а ведь друг
Столыпина, председатель Государственной думы!
исполнительной власти промышленникам вроде Путилова, понимающим, как
ставить дело; в двадцатом веке именно дело является неким цементом
империи, связует всех воедино. Читая данные наблюдения за Милюковым и
запись его бесед, сделанные агентурой, внедренной к кадетам (к ним-то не
трудно внедриться, никакой конспирации, да и что конспирировать, когда
душою и телом за государя, хотят только соблюдения декорума, основ
парламентаризма, идеал - Англия, конституционная монархия, покровительство
банкирам, промышленникам; ворочайте, милые, поднимайте державу, мы вам в
помощь, а не в помеху), поражался полнейшему совпадению своих мыслей с
тем, что говорил Павел Николаевич: "Если государь устранит мертвящий
панцирь бездеятельной бюрократии, если позволит монаршим декретом
сформировать правительство, состоящее из молодых, мобильных
предпринимателей, имеющих широкое европейское образование и опыт работы с
западными фирмами - великий Петр не зря своих оболтусов отправлял в
аглицкие земли, - тогда не кнут будет объединять Россию, но и н т е р е с!
Правые в Думе не ведают, что творят, провоцируют сепаратистские тенденции
своими воплями о превосходстве русского гения над всеми другими народами
империи, относя сюда не только евреев, поляков, финнов, закавказцев и
Туркестан, но даже и Украину; действие неминуемо родит противодействие,
неужели их нельзя осадить? !"
прожил полтора месяца на даче у приятеля, биржевого маклера Тасищенки
Андрея Кузьмича; твердо сказал себе, что справедливости ждать не
приходится; надежда только на собственную умелость; играл теперь на бирже
постоянно; деньги хранил в сейфе, в банк не передавал, - в империи все
подконтрольно, захотят опорочить - в два мига устроят. Покупал ценные
бумаги, золото, камушки; что бы ни случилось - положил в бархатный мешочек
и - адью, "все мое ношу с собою", пропади ты пропадом золотое шитье на
генеральских погонах! Ныне обиженным быть дальновиднее, чем осыпанным
благорасположительными знаками внимания, дело идет к краху, внешне-то
вроде бы все успокоилось, а внутри гниет, государственная чахотка, иначе и
не определишь...
надо сделать все, чтобы как можно дольше держаться в кресле шефа охраны,
ибо информация есть залог успеха на бирже; проверившись (не сразу даже
оценил комизм происходящего: от кого ему-то проверяться? Как от кого?! -
От своих! У нас свои страшнее чужих, ам - и нету!), отправился в ювелирный
магазин на Невском и, чуть изменив внешность, как обычно в таких случаях,
прихрамывая, купил роскошный перстень с брильянтом бурского производства;
пять каратов, десять тысяч рублей золотом, в л о ж е н и е; на
конспиративную квартиру вернулся радостный, сам себе заварил чай; удивился
неожиданному звонку в дверь; страх пришел через мгновенье, когда было
отправился отворять замок; на цыпочках вернулся в кабинет, достал из стола
револьвер, только потом осведомился - чуть изменив голос, - кто пришел;
поразился, услыхав Азефа.
синяки под глазами, нездоровая желтизна на висках, испарина, словно был в
жару.
замолчал, увидав, что Азеф плачет; поначалу-то подумал, что это капли
дождя у него на щеках.
верю! Ну-ка, раздевайтесь, пошли к столу, что ж вы здесь-то?!
ангорской шерсти, бросил его на подзеркальник и, шаркая ногами, словно
старик, пошел в залу; Герасимов отметил, что ботинки на Азефе были
малиновой кожи, самые дорогие, очень, видимо, мягкие, настоящая лайка.
Каменистый Артем
Махров Алексей
Березин Федор
Шилова Юлия
Василенко Иван
Херберт Фрэнк