Герасимов испугался, как бы оно не развалилось под слоновой тяжестью д р у
г а; о чем я, одернул он себя, развалится - починят, у человека трагедия,
а я о мебели.
нападки отбили поначалу... А потом он сказал, что у него была встреча с
Лопухиным... И тот дал показания, что я... Что я... Вы понимаете?! Меня
теперь убьют!
словно маленький ребенок. - А у меня жена, Любочка! Дети... Вы понимаете,
что сделал ваш Лопухин?! Я же на него работа-а-ал, - чуть не завыл Азеф,
стараясь сдержать рыдание. - Он про меня все знает...
как не совестно! Не верю я вам. Не верю, и все тут! Он не мог, понимаете?
Он же давал государю присягу на верность.
мое имя Бурцеву... Ну ладно, их Чернов с Савинковым отвели - пешки! А тут
Лопухин!
жалости, он мне горло будет бритвой перерезать и в глаза заглядывать, чтоб
насладиться моим ужасом...
погнали с должности! Из-за того, что вы великого князя Сергея на воздух
подняли...
невольным виновником его позорной отставки! И за Плеве он вам мстит! Вы же
ставили а к т ы? Вы или нет?
лихорадочно раздумывая, что ответить Герасимову; признание такого рода
могло грозить петлей.
на Лисьем Носу?!
Азеф не говорил ни слова.
с Лопухиным играл двойную роль; только мне служил верой и правдой, ни разу
не подвел; в конце концов, генерала Мина я ему отдал - без слов, конечно,
но разве нужны слова единомышленникам, когда глаза есть?
что они меня настигли, когда я покончил с этой страшной двойной жизнью,
думал, вздохну спокойно, научусь засыпать без стакана ликера...
поезжайте домой к Лопухину. Адрес я вам дам. Я не верю Бурцеву. У меня
такое в голове не укладывается. Ну, жалься на правительство, брани
Столыпина - теперь это с в о и м не очень-то возбраняется, но чтоб
отдавать революционерам коронного агента?!
Васильевич... Я всего теперь боюсь, я раздавлен и сломан! Я погиб.
Герасимов отошел к сейфу, достал несколько паспортов - немецкий,
голландский, норвежский. - Берите все три. Абсолютно надежны. Дам еще три
русских. В деньгах вы не нуждаетесь. В крайнем случае - исчезнете... Это
бедному трудно исчезнуть, а с деньгами - плевое дело.
отпустили к тетке, что жила на островах; увидав Азефа, не сразу его узнал;
потом, вглядевшись в отечное, желтое, залитое слезами лицо провокатора,
сделал шаг назад и демонстративно прикрыл рукой ту дверь, что вела в
квартиру.
того хуже.
- всхлипнул Азеф. - Найдите для меня хотя бы полчаса.
отправить письмо, я отвечу, если сочту возможным.
действительно встречались с Бурцевым?
Лопухин ответил:
перестал, расправил плечи:
отдал с Савинковым? Чтоб петлю на их шеи поскорей накинуть? Честным
человеком?!
не догадался захлопнуть. - Вон!
Азефа; тот обмяк, оттого что до ужаса четко увидел проститутку Розу,
которую он, облегчившись, так же брезгливо выставлял из квартиры - в
студенческие еще годы.
постоянно грозившую ему опасность. Холодный сетчатый дождь был ему сейчас
радостен, - ж и з н ь; я живу, иду под дождем, ступаю, как в детстве, в
лужи; это же такое счастье - делать то, что запрещают, воистину высшее
счастье жизни, - у к р а д к а, т а й н а, ш а л о с т ь!
затрещало еще круче и обреченнее; закрыл глаза, потер веки; в
черно-зеленых кругах, как в каком-то ужасе, возникло лицо Каляева; я убил
его, услыхал он свой голос; и Фрумкину я убил, и Попову, и Зильберберга, а
он меня называл "дядя Ванечка"; ох, только б не думать об этом; не я их -
так они б меня убили. Жизнь - это борьба.
средоточие всего, потому что жив и борешься за то, чтобы жить как можно
дольше. Ты ни в чем не виноват, - уняли бы безумного Бурцева, и ты бы убил
царя; как пить дать, Герасимов этого же хочет, дураку не видно...
Теперь мне спасения нет. Он им скажет, что я был у него, а ведь я сюда из
Берлина нелегально уехал, ЦК убежден, что я сейчас работаю в Берлине,
проверить - раз плюнуть...
сказал:
к чему.
мной говорить? Отслужил свое - ив мусор, вон из дома...
возвращаться. Вам предстоит состязание, и вы обязаны его выиграть. И вы
его - с вашим-то опытом, с волей вашей - выиграете. Я в вас верю. Обещаю
вам локализовать Лопухина. Слово чести.
налетавший с залива, рвал полы пальто и нес по улицам мокрый снег с
дождем, Герасимов вылез из экипажа на Васильевском острове, рядом с
особняком графини Паниной, где жил Лопухин, и поднялся по широкой
лестнице, устланной красным ковром, на третий этаж.
кухарка готовила ужин, громыхая кастрюлями; звонка не слышала; Герасимова
поначалу не узнал - тот сильно похудел на водах, пальто висело на нем,
лицо осунулось, поздоровело; признав, искренне обрадовался:
ждал! Не с посланием ли от Петра Аркадьевича?
вернуться; как правило, все уволенные с больших должностей уповают на
чудо, совершенно лишаются логики, живут грезами, - вот что значит отойти
от дела, упустив из рук власть!)
в непростое время, огляд нужен, р а з м и н к а...
спросить кофе?
должен заметить.
Герасимова на оленьи рога. - Все под богом ходим, сколько кому суждено,
столько и проскрипит; тощий не станет толстым, склонный к полноте не
похудеет...
английского чаю и подали стакан молока, Лопухин провел Герасимова в
кабинет, сплошь завешанный фотографиями, маленькими миниатюрками,
акварелью, карандашными рисунками, и усадил его в старинное кожаное
кресло, стоявшее возле камина; сам устроился напротив, на атласном
треножнике, очень его любил, в детстве скакал на нем верхом, представляя
себе норовистым конем.