Чтение 269–й страницы книги ~Горение~

выступал не только Бурцев, но и бывшие чины тайной полиции Бакай и
Меньшиков".

Лопухин не то чтобы просил, но, скорее, требовал от премьера, чтобы
такого рода произвол, допущенный руководителем политической охраны,
никогда впредь не повторялся.

И когда поезд с Лопухиным и сопровождавшими его филерами отошел от
петербургского вокзала, Герасимов до конца уверился в том, что Алексей
Александрович вознамерился открыть все; служба наблюдения сообщила, что за
два часа перед отправлением паровоза он посетил нотариуса Хваленова и
сделал несколько копий со своего заявления для прессы, заверенных печатью,
разослав их по ряду адресов с указанием "н е в с к р ы в а т ь к о н в е р
т д о м о е й г и б е л и и л и п р я м о г о м о е г о н а т о у к а з а
н и я".

...По приезде в Лондон Лопухин разместился в одном из самых дорогих
отелей "Канот" (кухня славится устрицами, коллекцией французских вин и
вырезкой, которую делали на южнофранцузский манер, с кровью), отдохнул с
дороги полчаса и сразу отправился на прогулку по городу, красота которого
не была такой привычной, как Париж или Рим, но тем не менее по-своему
совершенно незабываемой; многие путешественники, раз посетившие столицу
туманного Альбиона, становились истинными патриотами затаенного города, в
котором могущество империи соседствовало с очаровательным лиризмом парков,
бесшабашное веселье старинных улочек Сохо с несколько надменным
спокойствием набережных, нищета портового Ист-Энда с воскресным гомоном
Гайд-парка. Филеры, следовавшие за Лопухиным неотступно, не зафиксировали
каких-либо контактов "Француза" (такая кличка была присвоена бывшему
директору департамента полиции за его манеру весьма франтовато одеваться);
в Британском музее сделал заказ, выписав десяток американских журналов и
книг, связанных с валютно-финансовой системой Северо-Американских
Соединенных Штатов, вышел на Пикадилли, внимательно посмотрел афиши
театров, взял билет в ложу на спектакль по пиесе Бернарда Шоу (в рапорте
филеров было написано "Шаву", Герасимов долго ломал голову, роясь в
энциклопедических словарях; подсказал Глазов, светлая голова, вот кого 6
посадить на департамент!), вернулся в отель и больше из него не выходил.

Назавтра с утра пошел в Британский музей, до двух часов работал (с
перерывом на ланч в маленьком ресторанчике, расположенном напротив), в три
часа отправился в банк Ллойда, заехав предварительно в отель, чтобы
переодеться в темный сюртук, как того требовал протокол...

Лишь на четвертый день филеры зафиксировали приход в отель "Канот"

Савинкова, главный бомбист, Чернов и Зензинов прибыли в Лондон,
прочитав коротенькое сообщение в "Гардиан" о приезде вице-директора
Петербургского банка для "консультаций о координации совместных операций
на Дальнем Востоке и Персии" - в свете недавнего англо-русского соглашения
в Ревеле.

...Савинков вошел в отель утром; швейцар провел его в холл; камин,
кресла вокруг столиков, картины французских художников (аляповатая мазня,
сплошной туман, ясное дело, импрессионисты, рисовать не умеют,
выдрющиваются); осведомился, что будет пить гость, выслушал заказ - херес
и миндаль в соли, сдержанно поклонился, выплыл; Савинков подошел к портье
в маршальской фуражке, попросил соединить его с аппаратом "мистера
Лопухина"; представился, сказал, что ждет внизу, будет весьма обязан
Алексею Александровичу, если тот уделит пять минут, чтобы договориться о
встрече на вечер.

Филер, знавший - с грехом пополам - язык, вошел в отель следом за
Савинковым, устроился за соседним столиком; нервничая, заказал пива и
углубился в чтение (понимая едва одну десятую часть напечатанного) "Тайм",
мучительно опасаясь того, что не сможет сдержать дрожи в пальцах.

Лопухин спустился в холл, сразу же узнал Савинкова, впился в его лицо
своими пронзительно-черными глазами, заметно побледнел; Савинков,
наоборот, улыбнулся бывшему директору департамента полиции, протянул ему
свою девичью ладонь с безжизненно длинными пальцами; рукопожатие его тем
не менее было цепким и сухим.

- Алексей Александрович, - сказал он, - за вами поставлена слежка. Этот
господин, - Савинков кивнул на филера, - один из трех, кто вас постоянно
сопровождает. Впрочем, возможно, это ваша охрана?

Лопухин резко оборотился; филер, замерев, сидел, уткнувшись в газету;
руки дрожали как у лихорадочного - будто человек в приступе малярии.

- В ресторан он за нами не пойдет, - усмешливо продолжил Савинков. - Их
же в черном теле держат, сплошная подотчетность у страдальцев, так что
давайте обговорим наш план за трапезой.

Как только бывший директор департамента полиции и бомбист,
приговоренный к повешению, покинули отель, филер - лица нет, белая маска -
пробкой выскочил из холла, бросив на столик серебряную монету; официант
подивился такой щедрости:

даже племянник шведского короля, останавливавшийся здесь на прошлой
неделе, давал в два раза меньше, не говоря уже о мистере Ротшильде.

...Когда назавтра завершились официальные переговоры Лопухина, возле
банка его поджидал в кебе Зензинов - в прошлом террорист, ныне член ЦК,
отвечавший за финансы и нелегальную транспортировку в Россию партийной
литературы.

Он привез Лопухина не на Чаринг-кросс, справедливо полагая, что
Петербургу известен адрес явочной квартиры партии, а в район Хайгейта, в
ресторанчик, который содержал симпатизант партии, выходец из Киева,
женившийся на англичанке.

На двери висела табличка, уведомлявшая, что ресторан откроется в восемь
часов вечера, никого посторонних, таким образом, не было, только секретари
ЦК Чернов, Зензинов и Савинков; всех троих Лопухин знал с девятьсот
четвертого года - по фотографиям; ничуть не изменились, только разве
Чернов несколько осунулся; хотя неудивительно: партию обвиняют в том, что
одним из ее руководителей был полицейский провокатор, - это косвенное
обвинение и самого ЦК: хороша революционная партия, которая допустила в
свои ряды агента, ну и атмосфера у революционеров, если они многие годы
жили бок о бок с предателем, напрочь отвергая все те обвинения, которые
выдвигались против Азефа в течение последних четырех лет.

- Господин Лопухин, - сказал Чернов, подвигая гостю стакан с чаем, -
во-первых, мы благодарны вам за то, что вы решились на эту встречу.
Во-вторых, мы должны сразу же заявить, что являемся членами революционного
суда, который создан по решению ЦК для разбирательства обвинения Азефа в
провокации - после того как вы якобы встретились в поездке с Владимиром
Бурцевым. И, в-третьих, отдаете ли вы себе отчет в том, что ваши показания
могут быть преданы гласности и, таким образом, вы можете подвергнуться
гонениям в России?

- С Бурцевым я действительно встречался, - ответил Лопухин, словно бы
превозмогая самого себя. - Вы правы, в поезде он подсел в купе около
К"льна...

Что касается моей судьбы после возвращения на родину, то пусть вас это
не обременяет: время обниматься и время уклоняться от объятий, моя забота,
моя, не ваша. Словом, я готов ответить на вопросы. Приобщите, кстати, к
делу мое письмо Столыпину, я его отправил перед выездом.

- Благодарю, - ответил Чернов, сглотнув сухой комок в горле; было
видно, как он волновался, начиная разговор; какой-то момент Савинкову даже
казалось, что Виктор Михайлович был бы несказанно рад, откажись Лопухин
давать развернутые показания, - тогда д е л о Азефа можно прикрыть за
недостаточностью доказательств. - Вы можете повторить под присягой, что
член ЦК и руководитель боевой организации Азеф был вашим агентом?

- Он не был агентом. Если бы он был агентом, я бы не стал открывать вам
его имя.

Агент есть лицо, освещающее преступную, антиправительственную
деятельность запрещенных организаций. Ни одна политическая система не в
состоянии обойтись без такого рода институции. Я называю Азефа
провокатором, двойником, изменником:

вас он предавал тайной полиции, а сановников убивал, чтобы держаться на
плаву в вашей среде. Азеф - это исчадие ада.

- Вы знали, что Азеф готовил а к т против Плеве? Великого князя?

- Да, но он заверял, что это игра.

- Он вам сообщал об этом?

- Да.

- Вы можете представить суду хоть один документ, написанный им
собственноручно?

- Когда я прочитал первое разоблачение Бурцева, мне захотелось
пересмотреть личный формуляр Азефа в департаменте. Как вы понимаете, у
меня остались кое-какие связи. Мне удалось прийти туда ночью; открыл шкаф,
где хранились дела "коронной агентуры" - Азеф относился к этой категории
провокаторов.

Однако, к вящему удивлению, его дело исчезло, никаких следов. Во всяком
случае, я твердо помню, что получил от него письмо из Германии: "В Россию
едет Егор Сазонов для постановки а к т а, установите за ним самое
пристальное наблюдение".

- За Егором действительно смотрели с первой минуты, как он оказался в
России, - заметил Савинков, обернувшись к Чернову.

- Почему Сазонов не был арестован? - спросил Зензинов. - Если вы
получили сообщение, что едет опасный бомбист, отчего департамент, поставив
за ним слежку, не арестовал его? Вы знали, что он едет в Россию не в
крокет играть, а, жертвуя жизнью, взрывать бомбу, приводя в исполнение
приговор над одним из высших сановников царского правительства. Как же вы
оставляли бомбиста на свободе?

- Мы имели заверения от Азефа, что акт не будет приведен в исполнение.

Можно было арестовать одного человека, но мы бы упустили сеть. Вы ведь
никогда не действовали в одиночку.

- Вы знали от Азефа про всех участников акта?

- Это вы Азефа спросите. Он отдавал департаменту обычно три-четыре