Чтение 28–й страницы книги ~Тайна Урулгана~

-- Иншалла, -- торжественно сказал геолог и медленно ввел
руку со счетчиком в темное отверстие, когда-то пробитое
Красовским в стене пирамиды.

Никакого эффекта! Счетчик молчал. Было слышно только наше
взволнованное сопение.

Сабир зажег фонарик и, пригнувшись, нырнул в штольню. Мы
полезли за ним. Сделав несколько шагов, он остановился -- счетчик
молчал. Геолог поднял его над головой и приложил к потолку, потом
к стенам и даже, присев на корточки, к пыльному полу. Никаких
признаков радиоактивности!

Мы растерянно переглянулись.

Счетчик первый раз довольно робко подал голос лишь тогда,
когда мы вошли в коридор, непосредственно проходивший, как вы
помните, прямо над погребальной камерой. И теперь с каждым метром
щелчки все учащались! А когда через отверстие, пробитое древними
грабителями в полу коридора, мы один за другим спустились в
погребальную камеру, неистовый треск непрерывных теперь уже
щелчков заставлял мурашки пробегать по коже.

"Вот же все-таки причуды психологии! -- подумалось мне. --
Ведь пока я не знал, что камера наполнена радиоактивным
излучением, чувствовал в ней себя совершенно спокойно. И теперь
знаю, понимаю умом, что такое кратковременное пребывание в ней не
представляет никакой особой опасности, -- и все же неприятно.
Умом понимаю, но с какими-то там мышцами совладать не могу -- так
и норовят поскорее увести отсюда. У них своя логика поведения.
Словно выработался сразу какойто условный рефлекс на этот
проклятый треск. Стыдись, посмотри, как спокоен Сабир".

Геолог буквально прилип к стенам. Он постукивал по ним
молоточком, проводил какие-то царапины, невнятно бормоча под нос:

-- Настуран, несомненный настуран... Вкрапления арсенидов,
любопытно!..

Так вот в чем она заключалась, губительная месть фараона,
разившая даже через тридцать веков!

Я заставил себя присесть на край саркофага и дожидаться,
пока Сабир не кончит колдовать.

В камере ничего не изменилось с тех пор, как я побывал тут.
Вудсток, кажется, не оставил никаких следов, чего я, по правде
говоря, немножечко опасался после вечернего рассказа раиса. Хотя
что они могли унести отсюда? Пустой саркофаг, весящий несколько
тонн, или никому не нужную крышку?

Сабир закончил свои манипуляции, отколол с помощью Андрея
несколько кусков от облицовки стены в том месте, где ее и так уже
повредили грабители, пробивая вход. Потом мы все торопливо
выбрались на свежий воздух, уселись прямо на солнцепеке, от
которого некуда деться в пустыне, и наскоро подвели итоги.

Итак, поразительная гипотеза Моргалова полностью
оправдалась. Сама пирамида сложена из глыб обычного песчаника, и
лишь для облицовки погребальной камеры строители применили
гранит, отличавшийся сильной радиоактивностью. Значит, Хирен в
самом деле сделал это совершенно сознательно. Он знал о
губительных свойствах этого зловещего черного камня, добытого
где-то в глубине его родных Нубийских гор!

Теперь надо искать те древние, заброшенные каменоломни,
которыми пользовались строители пирамиды. И может, новая ниточка
удивительных открытий, как и мечталось, приведет нас и к потайной
гробнице Хирена: уж для ее-то защиты он наверняка использовал тот
же радиоактивный гранит.

А может быть, этот фараон-строитель придумал нечто совсем
иное? Изобретательности и выдумки у него, видать, хватало.

-- Я должен опечатать вход в пирамиду и установить здесь
охрану, -- вставая, сказал Сабир. -- Так что вы не ждите меня,
возвращайтесь в лагерь и пришлите двух рабочих понадежнее.

За обедом старый повар несколько раз подходил к столу и
как-то странно поглядывал на меня.

-- Вы что-то хотите сказать, Ханусси-ака? -- наконец спросил
я.

-- Как вам нравится рыба, йа хавага? Это та, что вы хотели.

-- Мормирус?!

Ханусси слегка поклонился:

-- Я приготовил ее под чесночным соусом, йа хавага. Вам
понравилось?

Я только вздохнул и посмотрел на тарелку, где осталось лишь
несколько обглоданных косточек.

Что же теперь сказать Моргалову? Что я сожрал злополучного
мормируса, даже не разглядев? Но на вкус он был отменным!..

ГЛАВА XIV. В ГОРАХ

Вечером мы с Сабиром расстелили прямо на полу палатки
геологические карты и начали совещаться. Мне эти пестрые,
разноцветные пятна и полоски, условные значки и химические
формулы, щедро рассыпанные повсюду, мало что говорили. Но геологу
они как бы помогали заглянуть под землю.

-- Все-таки не могу понять, откуда брал он этот гранит! --
проговорил Сабир, теребя свои усики. -- Правда, вдали от Нила
детальной разведки пока не производилось, а с воздуха небольшое
месторождение можно и не заметить. Ближайшие промышленные
скопления урановых руд вот здесь, в районе Эль-Козейра. Но там
совсем другие породы, нет такого гранита. Просто не знаю, что вам
посоветовать, йа устаз.

Я решил все-таки начать поиски от той долинки, где весной
Павлика укусила змея, заставив нас срочно свернуть работы.

На следующий день Сабир показал нам, как обращаться с
приборами, и отправился в Асуан, увозя с собой образцы облицовки
из погребальной камеры. А мы двинулись в пустыню.

На этот раз я раздобыл еще одну автомашину и мог захватить в
поход нескольких самых опытных рабочих. Все они давно занимались
раскопками, для многих это стало даже наследственным промыслом,
продолжавшимся из поколения в поколение. Для нас они были не
просто землекопами, а талантливыми помощниками и даже порой
весьма знающими консультантами.

По уже разведанному весной маршруту проехали без остановок.
Вечер застал нас еще в пути; и когда мы добрались, наконец, до
злополучного "змеиного места", как окрестил его Павлик, лагерь
пришлось разбивать уже в полной темноте.

Проводником я снова взял Азиза. Бедуин привел по моей
просьбе двух верблюдов: они могли очень пригодиться для разведки
в горных долинах, куда не пройдет машина.

Я собирался тут задержаться хотя бы на денек, чтобы
закончить осмотр окрестностей. Но когда утром, в ожидании
завтрака, не утерпел и заглянул к нашему весеннему раскопу, то
сразу понял: здесь уже явно кто-то рылся после нас.

Мы всегда, уходя, закрываем раскоп бумагой, а потом засыпаем
песком, чтобы не принять его по ошибке за новый, еще не
исследованный и не копаться впустую. Теперь песок был разрыт,
бумага куда-то исчезла -- вероятно, ее давно унес ветер. На дне
ямы валялось несколько окурков, из груды песка торчало донышко
бутылки -- весьма красноречивые "визитные карточки"...

Неподалеку зияли еще две ямы. Их мы весной не копали. Они
были пусты, и оставалось только гадать, что мог найти здесь и
украсть Вудсток со своими товарищами?

Нам тут, во всяком случае, уже нечего было делать. Да, и
честно говоря, как-то не хотелось копаться после этих
проходимцев. Сразу после завтрака мы погрузились в машины и
поехали дальше, поближе к заветным горам, серыми складками
маячившим вдали.

Как горы ни отступали, стараясь спрятаться в пыльной дымке,
к полудню мы все-таки добрались до них. Выбрали узкую долинку с
крутыми склонами и решили здесь устроить базовый лагерь. Эта
работа заняла у нас весь остаток дня, но зато ночевали мы уже
вполне комфортабельно, даже послушали радио.

Под вечер мы с Павликом поднялись на вершину ближней горы.
Насколько хватал глаз вокруг тянулось унылое хаотическое
нагромождение серых и голых скал. Ни кустика, ни цветка, даже
верблюжья колючка, похоже, тут не росла. Не было видно ни одной
птицы. Кругом -- мертвые скалы.

-- Если бы устроить конкурс на самое печальное место на
земле, то более подходящего не найти, -- пробормотал Павлик. --
Веселенький он себе выбрал уголок, этот Хирен...

С утра опять началась будничная работа, привычные разговоры
за завтраком:

-- Смотри, Толик, ты уселся на место шефа. Выдаешь свои
тайные намерения?

-- Отличный кебаб, Ханусси! Добавьте, пожалуйста...

-- А я бы съел сейчас окрошечки... С ледком!

-- Казимир Петрович, когда же, наконец, будут готовы
позавчерашние снимки?

-- Сразу после завтрака берусь за них.

-- Ханусси, найдется ли у вас еще чашечка кофе?

-- Скажите Павлику: я пошла на третий раскоп...