- это был он... Наверно, все дело в том, что наш мозг функционирует иначе,
собственно, мы уже не люди, лишь вместилище для чужого разума...
сейчас я: Часто я сама не могла определить, какие мысли принадлежат мне,
какие им. Наше сознание - это неразрывное целое. Иногда город кажется мне
наполненным чужими враждебными существами, я, как рыба, смотрю на него
сквозь стекло аквариума.
рассыпались по плечам, она сидела совершенно неподвижно, словно заледенев.
И вдруг в какую-то долю секунды я понял, что она ощущала в эту минуту...
Она сказала уже все, положила последний камень в стену, разделявшую нас, и
теперь ждала лишь окончательных слов, которые должны были разрушить все,
что у нее еще оставалось в этом мире. Я не испытывал к ней жалости. Только
огромное удивление и восхищение перед мужеством этой женщины.
царевиче, который поймал русалку?.. Русалка не была похожа на обыкновенных
девушек, а царевич полюбил ее и хотел на ней жениться. Людские пересуды
помешали их счастью... Но на самом-то деле он поймал в свою сеть не
русалку, а чудо. То самое необыкновенное, сказочное чудо, которое каждому
из нас попадается всего лишь раз в жизни, только не все умеют его
распознать: то рыбья чешуя мешает, то еще что-нибудь... Так вот, я бы не
хотел повторить ошибку царевича...
знаю, сколько нам оставлено времени, никто этого не знает.
сокровенные мысли. Я знал, на что иду, и легкий мороз пробежал у меня по
коже. Я ждал ответа, но она лишь спросила:
момента, как встретил на ночной дороге эту странную девушку. Я притянул ее
к себе и крепко поцеловал в горячие, потрескавшиеся губы, и в эту секунду
стеклянная стена, разделявшая нас, перестала наконец существовать.
Лонгар холодно с ним простился и, захватив пробы, оставил одного на
пристани. В те дни, когда удачей не пахло, он был ему нужен, как каторжный
сутками сидел в лаборатории, а сегодня... Он вспомнил маслянисто
блестевшую жидкость в последней бутылке и смачно выругался.
вечер с Вестой. Гвельтов завернул в первый попавшийся портовый кабачок и
выбрался оттуда далеко за полночь. Он брел по самой кромке тротуара, то и
дело останавливаясь и бессмысленно озираясь. Иногда подолгу стоял
неподвижно, обняв фонарный столб, и рассказывал ему о своих обидах.
Прохожих в этот поздний час было немного, а те, что попадались навстречу,
сразу же, завидев Гвельтова, переходили на противоположную сторону.
Вечерами в городе бывало неспокойно, а от пьяного неизвестно чего
ожидать... Так что Гвельтов не испытывал неудобств в своем зигзагообразном
движении. Вся левая половина улицы оставалась в его распоряжении. Только
пройдя три квартала и выбравшись на набережную, что заняло у него не
меньше двух часов, он наконец понял, что идет в противоположную от дома
сторону. Это открытие несколько отрезвило его. И все же впоследствии,
восстанавливая в памяти все события этой ночи, Гвельтов никак не мог
вспомнить, в какой именно момент у него появился товарищ... Вроде бы на
набережной он был один, а когда шел обратно, у него уже не было
необходимости делиться своими печалями с фонарными столбами, поскольку
рядом оказался внимательный, чуткий, все понимающий собеседник. Они успели
обсудить все достоинства хорошо очищенной можжевеловой водки. Затем
Гвельтов долго объяснял, каким законченным мерзавцем оказался его шеф, и,
кажется, сумел доказать, почему именно.
самым сокровенным мыслям собеседник. Вполне довольные друг другом, они
забыли о времени. Гвельтов помнил, что на углу какой-то улицы, отнюдь не
той, что вела к его дому, в руках у его товарища оказалась заветная
плоская бутылочка, какие носят в верхнем боковом кармане пиджака истинные
ценители и знатоки. Гвельтова, правда, несколько удивил тот факт, что
бутылочка оказалась нераспечатанной, в фабричной упаковке...
личных связей, на которых держится современное общество. И здесь они оба
проявили редкостное единодушие и общность взглядов. Дальше в памяти
Гвельтова образовался какой-то странный провал, очевидно, содержимое
заветной бутылочки подействовало на него сильнее всех предыдущих. Как бы
то ни было, полностью очнулся он уже в лаборатории... Причем совершенно не
помнил, как сюда попал и почему вообще оказался на работе ночью... Рядом с
ним за столом сидел совершенно незнакомый человек, И с этого мгновения
мозг Гвельтова заработал уже вполне отчетливо, сохранив в памяти все
подробности того, что произошло дальше.
шеф...
не догадался, что в этот момент алкоголь без всякого постепенного перехода
полностью потерял свою власть над Гвельтовым. Вполне добросовестно
изображая пьяного человека, он радостно и глупо рассмеялся, шатаясь,
подошел к полке и снял старый прошлогодний журнал.
тут, дорогой друг, все написано! История всех моих бед. Я дарю вам это!
внимательно посмотрел на Гвельтова.
и слушайте меня внимательно.
выиграть время и разобраться в непонятной для него ситуации.
Страшная боль согнула его почти пополам. Ни глотка воздуха не проникало в
его сжатые спазмой легкие. Мучительный удушающий кашель раздирал
внутренности. Ударил его профессионал. Ударил со знанием дела. И
постепенно, с трудом обретая контроль над непослушным телом, Гвельтов уже
знал, что из этой истории ему, пожалуй, не выпутаться...
жить как птица, бездумно, и очень часто не замечает этих прекрасных дней.
Только потом, когда они уже позади, нам становится ясной их настоящая
цена. Иногда меня даже пугало слишком уж определенное и потому немного
нарочитое ощущение счастья. Когда же это началось? Когда впервые она
решила нарушить неписаные правила, оберегавшие наш хрупкий стеклянный
покой? Я хорошо помню этот день... Это было воскресенье. Мне не надо было
рано вставать. Я нежился в постели и слышал, как на кухне Веста, что-то
напевая, готовит кофе.
именно следует готовить кофе, чтобы сохранить полностью его аромат и вкус.
Весте не понадобилось ничего объяснять. Она знала наперед все мои вкусы.
Она умела так поджарить омлет на завтрак, чтобы на нем не было корочки.
Жене это не удавалось ни разу. Сама Веста была удивительно равнодушна к
еде. Подозреваю, что в мое отсутствие она вообще не ела. Но даже в этом ей
ни разу не изменил такт, и когда мы вместе садились за стол, она всегда
ела хотя и немного, но с показным удовольствием, стараясь своим
равнодушием к пище не испортить Мне аппетит. Квартира за те две недели,
что мы жили в ней вместе, разительно изменилась. Иногда меня даже
раздражала чрезмерная аккуратность Весты. Она словно старалась стереть
самую память о том запустении и хаосе, который дарил здесь в день нашего
первого приезда. Мебель, пол, стекла на окнах - все теперь сверкало и
лоснилось, она ухитрялась наводить этот порядок совершенно незаметно, я ни
разу не застал ее с тряпкой в руках. Весте нравилось играть роль хорошей
хозяйки. Но в это утро она была излишне рассеянной. День выдался для
глубокой осени на редкость погожий, и я предложил поехать за город.
Сначала она обрадовалась, побежала укладывать корзинку для уик-энда, но
вдруг вернулась через несколько минут с посерьезневшим и каким-то
отстраненным лицом.
сегодня уезжать из дому. Что-то должно произойти, что-то очень важное.
своем. Веста не стала спорить. В город мы вернулись довольно поздно, часов
в шесть. Всю обратную дорогу Веста молчала, но перед самым поворотом на
нашу улицу вдруг спросила:
визита понимая, наверно, что всякое напоминание о Гвельтове с ее стороны
будет для меня неприятно. Веста словно забыла о нем.
спросила?