за другой.
рабочих семей лишились источника существования. Что делать? Продолжать
работу в надежде на жалованье, которое, может быть, выплатят через полгода,
а может быть, и совсем не заплатят? А где она, работа-то? Заказы перестали
поступать, как только прекратились платежи. Клиенты Шульце выжидали, чем
кончится эта загадочная история. Начальники отделов, инженеры, мастера, не
получая никаких распоряжений, ничего не могли предпринять сами.
произносили речи. Но никто не мог предложить никакого определенного плана
действий, ибо никаких возможностей действовать не было. Следом за
безработицей в город вошли нужда, отчаяние и пороки. Цехи пустели - народ
повалил в кабаки; едва только еще одна труба переставала дымить на заводе, в
селе по соседству открывался новый кабак.
сумели припасти кое-что на черный день, складывали свои пожитки,
инструменты, милые сердцу хозяйки перины и подушки и, окруженные кучей
толстощеких ребятишек, восхищенных перспективой увидеть новый мир из окна
вагона, торопились покинуть Штальштадт. Те, кто снялся с места, разбрелись
по свету и нашли себе кто на западе, кто на востоке, на севере или на юге
другой завод, другую работу, новое жилье. Но таких счастливцев оказалось
немного, а сколько на каждого из них приходилось бедняков, которых нужда
приковала к месту! Они никуда не могли двинуться. С потухшим взором, с
отчаянием в сердце, они бродили по улицам, распродавали свой жалкий скарб
хищному воронью, которое, словно по инстинкту, слетается к месту
человеческих бедствий, а через несколько дней или недель, когда уже нечего
было продавать, оставались без денег, без работы, без надежд, и будущее
простиралось перед ними холодное, безотрадное и грозное, как ледяная рука
надвигающейся зимы.
Марселя были:
привели к катастрофе Шталыптадта, и это само собой исключает возможность
подобного предположения, ибо оно граничит с нелепостью. Тем не менее он
говорил себе, что ненависть не рассуждает, а исступленная ненависть такого
человека, как Шульце, может сделать его способным на все. Поэтому,, что бы
там ни было, Франсевиллю следует по-прежнему держаться настороже.
Франсевилля, в котором он призывал их не доверять лживым слухам,
распространяемым врагом с целью усыпить их бдительность.
работе и военной подготовке, решив, что это будет наилучшим ответом на любую
вылазку врага.
газетах, описания финансовых и коммерческих крахов, вызванных катастрофой в
Штальштадте, создавали такую яркую, убедительную картину, что сомневаться в
истинности этого происшествия было просто нелепо.
почувствовали себя в полной безопасности, подобно человеку, который,
пробудившись и открыв глаза, чувствует, что он избавился от страшного
кошмара.
Радостную весть сообщил франсевилльцам Марсель, который, наконец, твердо и
безоговорочно убедился в этом.
руки, целовались, поздравляли знакомых и незнакомых, устраивали званые
обеды. В городе наступил праздник: женщины нарядились в лучшие туалеты,
мужчины оставили земляные работы, прекратили военные упражнения, покинули
лагеря. - Все ликовали, радовались, сияли. Город словно вернулся к жизни
после тяжелой болезни.
чувствовал себя ответственным за судьбу тех, кто с таким доверием и надеждой
отдал себя под его покровительство и обосновался в его городе. Мысль о том,
что он обрек этих людей на гибель, он, который думал только об их
благополучия и счастье, не давала ему покоя. Наконец-то эта страшная тяжесть
свалилась с его души и он может дышать спокойно.
принадлежащие к самым различным слоям общества, почувствовали себя братьями,
связанными одними и теми же стремлениями, живущими одними и теми же
интересами. Каждый ощущал, как в душе его рождается что-то новое. Это новое
было их новой отчизной. Они вместе страдали, вместе тревожились за нее и
только теперь поняли, как она дорога им.
ему на пользу. Маленькая колония узнала, рассчитала и проверила свои силы.
Она чувствовала себя более уверенной. Теперь уже никакой враг не застанет ее
врасплох. Короче говоря, никогда до сих пор детище доктора Саразена не
видело перед собой более блестящих перспектив.
остались неблагодарными. От имени всего города организатору защиты, молодому
инженеру, самоотверженная деятельность которого дала возможность Франсевиллю
приготовиться к нападению врага, была принесена публичная благодарность. Но
Марсель считал, что дело еще не доведено до конца.
- рассуждал он. - Я только тогда буду спокоен, когда мне удастся рассеять
этот мрак и вытащить на свет эту тайну". И он решил вернуться в Шталыптадт и
во что бы то ни стало добиться разрешения загадки.
старался он убедить Марселя, что это дело рискованное, опасное, что ему на
каждом шагу может грозить какая-нибудь страшная неожиданность, что это все
равно что самому лезть в преисподнюю.
умирая, не забудет о том, чтобы приготовить ловушку своему врагу. Нельзя
даже представить себе, на что способно такое чудовище, - убеждал Марселя
доктор.
возможность всего того, что вы говорите, дорогой доктор, - отвечал Марсель,
- я и считаю своим долгом отправиться в Шталыптадт. Это бомба, у которой
нужно вынуть фитиль, прежде чем она разорвется, и я даже хочу просить у вас
разрешения взять с собой Октава.
положиться, и я уверяю вас, что эта маленькая прогулка пойдет ему только на
пользу.
доктор, обнимая Марселя и сына.
рабочие поселки, подъехали к воротам Шталыптадта. Оба были прекрасно
вооружены, предусмотрительно запаслись всем необходимым, и оба твердо решили
не возвращаться домой до тех пор, пока им не удастся раскрыть эту черную
тайну.
тут их глазам предстала мрачная действительность, которой так долго
отказывался верить Марсель.
ни одного освещенного окна, ни зарева огней, ни вспышек искр, разлетающихся
огненным снопом, ни газовых рожков, ни фонарей. Никаких признаков жизни.
Безмолвие и мрак. Казалось, будто смерть витает над городом, а черные трубы
торчат, как обугленные скелеты. Звук шагов гулко разносился в пустынной
тишине.
крепостном валу, где раньше стояли, как столбы, часовые, не видно было ни
души. Но мост перед воротами был поднят, и Марсель с Октавом остановилась на
краю глубокого рва метров в пять-шесть шириной.
перекладину ворот захваченный с собой канат. Наконец Марселю посчастливилось
удачно закрепить петлю, и Октав поднялся по канату на высокие ворота.
Марсель кинул ему одно за другим все, что у них было с собой, а затем и сам
поднялся тем же путем. Перебросить тот же канат по ту сторону стены,
переправить "обоз" и спуститься самим было делом нескольких минут.
Марсель, направляясь в сектор "О". И тут тоже была пустыня и тишина. Прямо
перед ними высились угрюмые заводские здания. Они глядели на них черными
глазницами окон и точно говорили пришельцам: "Прочь отсюда! Какое вам дело
до наших тайн?"
Марсель.
посредине красовалась буква "О". Тяжелые дубовые ворота, окованные железом,
были закрыты.
ворота. Ответом ему было только эхо.
канат на ворота и порядком измучились, прежде чем им удалось прочно зацепить
его. Наконец они очутились по ту сторону стены, на главном проспекте сектора
"О".