царило победное настроение. На Квинте, без сомнения, жила цивилизация,
технически настолько развитая, что вторглась в Космос не только небольшими
инженерными устройствами, но и силой, способной посылать в вакуум океаны.
спокойном афелии Гадеса. Прекратился писк пьезоэлектрических датчиков,
свидетельствовавший о постоянной смене напряжения в шпангоутах и
стрингерах корпуса. Одновременно на слепых до сих пор экранах контрольного
центра старта косо засветился спиральный рукав Галактики, и при желании
среди белых клубов звезд и темных пылевых облаков, в неподвижной
светящейся вьюге, можно было различить дзету Гарпии. Ее планеты нельзя
было наблюдать оптически. Техники готовили "Гермес" к отправлению. В
кормовых трюмах ворочались краны; манжеты трубопроводов, по которым
"Эвридика" перегоняла гипергол в баки разведчика, дрожали под напором
насосов; штаб проверял системы тяги, навигации, климатизации, исправность
динатронов - и используя GOD, и без него, по дублирующим каналам. По
очереди докладывали о готовности цифровые блоки со своими программами,
радиолокационные эмиттеры и антенны выдвигались и прятались, как рожки
гигантской улитки, глубокий бас турбин, подающих кислород в подпалубные
туннели "Гермеса", приводил его ложе, нечто вроде открытого дока, в легкую
вибрацию, и во время этой суеты миллиардотонная "Эвридика" медленно
поворачивалась кормой к дзете Гарпии, как орудие, готовящееся открыть
огонь.
было слишком много народу, чтобы все могли обменяться рукопожатиями. Потом
Бар Хораб с теми, кто мог оставить рабочее место, пришел проводить экипаж
"Гермеса" и, стоя в цилиндре-туннеле между отсеками, смотрел, как
закрылись большие ворота дока, как площадки подъемников закрыли маленькие
проходы для людей, как снежно-белый "Гермес" начал понемногу выдвигаться
со стапеля под воздействием гидравлических толкателей - дюйм за дюймом,
поскольку сто восемьдесят тысяч тонн его массы, несмотря на невесомость,
сохраняли никуда не исчезающую инерцию. Техники "Эвридики" вместе с
биологами, Терной и Хрусом, готовили экипаж "Гермеса" к многолетнему сну.
Не ледовому или гибернационному: их подвергали эмбрионированию. При таком
способе люди возвращались к периоду жизни до рождения - жизни плода или,
во всяком случае, подобному ей существованию без дыхания - подводному. Уже
первые, малые шаги в Космосе показали, каким земным существом является
человек и насколько он не приспособлен к перегрузкам, которых требует
преодоление больших пространств за кратчайший срок. Стремительное
нарастание скорости деформирует тело, особенно легкие, наполненные
воздухом, сдавливает грудную клетку и нарушает кровообращение. Поскольку
законы природы одолеть не удалось, пришлось приспосабливать к ним
астронавтов. Это сделало эмбрионирование. Прежде всего, кровь заменяли
жидким носителем кислорода, обладающим и другими свойствами крови - от
свертываемости до иммунных свойств. Этой жидкостью служил белый, как
молоко, онакс. После охлаждения тела - как у животных, впадающих в зимнюю
спячку, - хирурги вскрывали заросшие сосуды, через которые когда-то в
материнском чреве плод обменивался кровью с плацентой. Сердце продолжало
работать, но прекращался газовый обмен в легких, они опадали и наполнялись
онаксом. Когда ни в грудной клетке, ни во внутренностях не оставалось
воздуха, лишенного сознания человека погружали в жидкость, столь же
несжимаемую, как вода. Астронавта, принимал в свое чрево эмбрионатор -
резервуар в форме двухметровой торпеды. Он поддерживал температуру тела
выше нуля, снабжал его питательными веществами и кислородом при посредстве
онакса, вводимого через пупок по искусственным сосудам внутрь организма.
Подготовленный таким образом человек мог без ущерба вынести такое же
огромное давление, как глубоководные рыбы, которые могут жить в океане на
глубине в милю, потому что внешнее давление равно давлению в их тканях.
Поэтому давление жидкости в эмбрионаторах доводили до сотни килограммов на
квадратный сантиметр поверхности тела. Каждый резервуар был закреплен в
захватах шарнирных подвесок. Астронавты лежали в бронированных коконах,
будто огромные личинки, так, чтобы силы ускорения и торможения всегда
воздействовали на них в направлении от груди к позвоночнику. Их тела,
содержащие более 85% воды и онакса, лишенные воздуха, сопротивлялись
сжатию не хуже, чем вода. Благодаря этому можно было без опаски
поддерживать постоянное ускорение корабля в двадцать раз большим, чем
земное. При таком ускорении тело весит две тонны, и движения ребер,
необходимые при дыхании, непосильны даже для атлета. Но люди в
эмбрионаторах не дышали, и предел их выносливости в звездном полете
определялся только тонкой молекулярной структурой тканей.
всего несколько ударов в минуту, опеку над лишенными сознания принял на
себя GOD, а люди с "Эвридики" вернулись, на ее борт. Операторы отключили
компьютеры корабля-матки от "Гермеса", и, кроме мертвых, лишенных тока
кабелей, корабли ничто не связывало.
кормы, окруженной гигантскими лепестками раскрытого фотонного зеркала.
Стальные лапы, удлиняясь и разрывая, как нити, ненужные теперь кабели,
выдвинули корпус "Гермеса" в пустоту. Сейчас же его бортовые двигатели
засветились бледным ионным огнем, но импульс был слишком слабым, чтобы
сдвинуть его с места, - такая огромная масса не может быстро набрать
скорость. "Эвридика" втягивала катапульты, закрывала корму, а все, кто в
рубке наблюдал старт, вздохнули с облегчением - GOD с точностью до доли
секунды вступил в действие. Молчавшие до тех пор гиперголовые бустеры
"Гермеса" вспыхнули огнем. Для быстрого разгона поочередно срабатывали их
батареи. Одновременно вовсю заработали ионные двигатели. Их синий
прозрачный огонь смешался с ослепительным пламенем бустеров, корпус,
окутанный дрожащим жаром, поплыл гладко и ровно в вечную ночь. В
затемненной рубке отсвет экранов лег на лица собравшихся у командира
людей, и они казались в этом освещении смертельно бледными. "Гермес" бил в
их сторону длинным, устойчивым пламенем, отдаляясь с нарастающей
скоростью. Когда дальномеры показали расчетное расстояние, а на краю поля
зрения закувыркался пустой цилиндр, до последнего момента связывавший
"Гермес" с "Эвридикой" и затем отстреленный стартовыми залпами, кормовое
зеркало миллиардотонного корабля закрылось и сквозь центральное отверстие
медленно выдвинулся тупой конус излучателя; он блеснул раз, другой,
третий, к столб света ударил в пространство и достал до "Гермеса". В обеих
рубках "Эвридики" раздались крики радости и - надо признать - приятного
удивления, что все прошло так гладко. "Гермес" вскоре исчез с визуальных
мониторов. На них появлялись только светящиеся кольца все меньших
размеров, как будто невидимый великан курил меж звезд сигарету, пуская
колечки белого дыма. Наконец они слились в дрожащую точку - это зеркало
разведчика отражало блеск разгонявшего его лазера "Эвридики".
предстояло семьдесят девять труднейших часов сидеральных операций с
грасером, "Орфеем": создать при помощи гравитационного резонанса
темпоральный порт; затем надо было вплыть в него, вернее, нырнуть, ибо это
означало полную изоляцию от внешнего мира.
в это время на Квинте произошло несколько поразительных явлений. Вплоть до
момента, когда ослепли их приборы, астрофизики принимали все виды
излучений звезд Гарпии. Спектры альфы, дельты и остальных - вплоть до
дзеты - не менялись, что было важным свидетельством качественного
наблюдения Квинты. Радиация планеты, доходящая до "Эвридики",
фильтровалась; отфильтрованное сравнивали путем наложения и доводили
каскадные усилители компьютеров. При самом большом оптическом увеличении
система дзеты была пятнышком, которое можно заслонить головкой спички в
вытянутой руке.
спектро- и голограммы давали не столько изображение планеты, сколько
простор для компьютерных домыслов на эту тему. Поскольку источником
информации были пучки фотонов, беспорядочно рассеянные по спектру
всевозможных излучений, в обсерватории "Эвридики", так же, как некогда в
земных, около первых телескопов, не было согласия в критическом вопросе:
что видно в действительности, а что лишь кажется видимым?
состоянии провести резкую границу между полной уверенностью и домыслом.
Наблюдение затрудняли солнце Квинты - дзета, газовый хвост самой большой
планеты, Септимы, и сильное излучение звездного фона. К этому времени было
установлено, что Квинта по многим физическим данным похожа на Землю. Ее
атмосфера содержала 29% кислорода, значительное количество водяных паров и
около 60% азота. Белые полярные шапки благодаря высокому альбедо стали
видимы еще из окрестностей земного Солнца. Ледяное кольцо появилось,
несомненно, уже во время полета "Эвридики" - во всяком случае, достигло
размеров, делающих его видимым. Сейчас, в космической близости от планеты,
стало очевидно, что радиоизлучение Квинты - искусственное. Разряды
атмосферных бурь не могли приниматься в расчет. Радиоизлучение Квинты в
диапазоне коротких волн равнялось аналогичному излучению ее солнца. То же
самое произошло с Землей, когда появилось телевидение.
гравитационный порт, были полной неожиданностью, и Бар Хораб тут же вызвал
экспертов на совет, понимая, что не сумеет пересказать его решения экипажу
"Гермеса". Совет преследовал единственную возможную цель: как можно скорее
поставить диагноз тому, что происходит на планете, и выслать информацию
вслед разведчику. Закодированное высокоэнергетическими квантами письмо
дойдет до "Гермеса" со спящим экипажем, его получит GOD и передаст людям
после реанимации на границах системы дзеты. Звездное письмо следовало
зашифровать так, чтобы только GOD мог его прочесть. Осторожность казалась
нелишней: совокупность происшедших на Квинте изменений выглядела довольно
тревожно.
Корнев Павел
Браун Дэн
Корнев Павел
Майер Стефани
Рыбаков Вячеслав
Каменистый Артем