Чтение 28–й страницы книги ~Кто есть кто?~

с подставки. Непонятная тяжесть по-прежнему сковывала меня, давила со всех
сторон, и казалось, что стоит мне пошевельнуться, как весь мир со
стеклянным звоном разлетится вдребезги - вместе со мной.

Но все же я двигался, преодолевая эту странную тяжесть, и мир не
разлетался вдребезги - Этот мир, в который я попал. И вдруг я понял, что
не знаю, куда попал, и не знаю, как это узнать. То есть, конечно, в
прошлое, в этом у меня не было сомнений, - но вот куда именно?

Эта мысль как-то встряхнула меня, отогнала тяжесть и скованность. Я
быстренько сообразил, что времени в запасе не так уж много и что нужно в
темпе выбираться из камеры и браться за дело.

Я открыл дверь камеры, вышел, неуверенно ступая, - ноги замлели, в них
будто иголки торчали, минимум по сотне в каждой, - аккуратно прикрыл за
собой дверь - и остановился в проходе из технического отсека. Отсюда я
видел столы, часть дивана... да практически видел всю лабораторию. Она
была пуста и тиха. Я никак не решался выйти из прохода между пультом и
хронокамерой - стоял да стоял, весь напрягшись, и прислушивался. Я
осознавал, конечно, что любые мои телодвижения не окажут сколько-нибудь
заметного влияния на судьбу человечества в целом, но все же двигаться
побаивался. Человечество в целом как-нибудь выдержит любое мое
вмешательство, а вот здесь, в институте, я могу заварить такую нашу, что и
не расхлебаешь.

Но стоять и думать все же бывает полезно. Постоял я вот так, - и в
голове у меня что-то сработало, словно защелка соскочила в механизме,
освободились всякие колеснки и пружинки, и все вокруг сдвинулось, а
вернее, вдвинулось в свои реальные очертания. И время стронулось с места,
пошло в своем обычном темпе - мне даже показалось, что я слышу, как оно
бодро и ритмично тикает где-то в районе моей левой верхней конечности. Я
поглядел в данном направлении и обнаружил, что это тикают мои собственные
часы фирмы "Восток", хорошие, надежные часы, и что на них сейчас - одна
минута двенадцатого - а значит, уже шесть минут я вот так стою у камеры и
бесплодно философствую:

"Ну, пошли!" - сказал я себе, решительно шагнул в лабораторию и
огляделся.

Это - прошлое? Может быть, даже измененный мир? Поди догадайся! Все
знакомо до мелочей, все привычно. Столы, табуреты, диван - Вот и
белоснежный красавчик-пульт светит зеленым кошачьим глазом индикатора
готовности, и стеклянная стена хронокамеры привычно-тускло мерцает среди
электромагнитов, и, если б не громадная подставка в центре камеры, можно
было бы подумать, что весь этот переход мне просто приснился.

Я встряхнулся, как собака, вылезшая из воды. Неужели я действительно
прожил уже однажды это время, уже видел то, что здесь только еще будет...
через час, завтра, послезавтра? Да нет, что это я? Того, что будет ЗДЕСЬ,
в этом мире, я, конечно еще не прожил. Этот мир только возникает, новая
мировая линия только-только начинает ответвляться от прежней, я стою у ее
истоков, и от моих действий теперь зависит, насколько сильно она
отклонится - Ах, чтоб тебе! Выходит, я в ответе за то, как сложится эта
история? Я лично? Ничего себе...

Ну, пока отклонение мировой линии имеет чисто принципиальное значение,
никак не практическое. В ближайшие часы мне, наверное, предстоит увидеть
примерно то же, что было в ТОМ двадцатом мая, наблюдать тех же людей, те
же события...

Да, кстати, а где же они, эти люди и эти события? Я вдруг понял, что
налицо явное неблагополучие. Который здесь час? Только что пролетел
самолетик аэроклуба... Занятия секции парашютизма начинаются в семь:
допустим, что сейчас половина восьмого... ну, четверть восьмого... Тогда -
где же Аркадий?

Опять куда-то ушел? Что это ему на месте не сидится, да еще в такой
вечер? И того, второго, тоже не видать... Время-то уж очень позднее! Ведь
эксперты сказали, что снотворное было принято часов в шесть:

Может, я все-таки не в тот день попал? Эта вредная камера могла меня
зашвырнуть и подальше и поближе - я ведь контрольную проверку не успел
провести...

Вообще в камеру-то я полез, а не успел даже подумать, как смогу
определиться во времени и как буду спасать Аркадия. А если б я вышел из
камеры и сразу увидел, что Аркадий лежит на диване уже полумертвый? Что я
стал бы тогда делать?

Ну, положим, тут и думать особенно нечего, я же не врач, вызвал бы
"Скорую помощь", это элементарно. А может, и сейчас стоит вызвать,
заблаговременно, покуда кандидат в самоубийцы где-то разгуливает? Да нет,
как он может разгуливать, приняв снотворное, он же максимум через полчаса
после приема уснет. И по идее - именно здесь, на диване. Значит, либо он
таблеток еще не глотал, либо это вообще не тот день... Вот, елки-палки,
что же делать? До чего дурацкое положение! Рвался я в прошлое, спешил изо
всех сил, мучился, голову ломал - и все для того, чтобы бессмысленно
стоять на пороге технического отсека и заниматься пустопорожними
рассуждениями?

Я досадливо поморщился и решительным шагом наискось пересек
лабораторию. Ну вот, и ничего особенного, вот и прибыли в прошлое,
займемся-ка лучше делом, чего раскисать-то без толку. В институте,
наверное, пусто, а кто и остался, тот намертво засел у себя в лаборатории.
А кто остался-то? Если это двадцатое мая, то Ленечка Чернышев определенно
существует неподалеку...

Надо, пожалуй, пройтись по коридорам - риск, в сущности, небольшой, а
четко сориентироваться во времени просто необходимо. Впрочем, для порядка
обследуем сначала нашу лабораторию.

Я начал методично, по квадратам осматривать лабораторию. Пульт все так
же старательно и преданно следил за мной зеленым глазом индикатора
готовности.

Молодец пульт, ждет, старается, хоть и не понимает, что к чему. Ничего,
друг, не сердись, я и сам не очень-то понимаю. Обследуем подоконник.
Чисто, пусто, ни соринки, ни бумажки. Перейдем к столам. Мой стол чистый,
все убрано, - неужели это я такую аккуратность проявил?.. Стол Аркадия...
Ого! В пепельнице окурки! Сейчас мы, по примеру Шерлока Холмса,
приглядимся и ним...

Окурки все сигаретные, с фильтром - такие Аркадий курит. Два окурка
чуть тлеют - их небрежно ткнули в пепельницу и не до конца загасили:
Значит, курили двое.

Но кто же это был с Аркадием, совершенно непонятно... Ну-ка,
сопоставим. В начале шестого кто-то ждал Аркадия в лаборатории...
встретился с ним... они о чем-то говорили... Сейчас примерно восемь - а
может, семь? - и они куда-то вышли... Значит, Аркадий должен вот-вот
вернуться, если... если он собирается сегодня принять яд... Постой, а как
же я? Неужели я проторчу здесь до одиннадцати - до одиннадцати по здешнему
времени, - а потом преспокойно уйду и брошу умирающего Аркадия?

Нет, что-то тут определенно не клеилось. Обстоятельства гибели Аркадия
не только не прояснялись, а, напротив, обрастали новыми неясностями. И все
это было связано какой-то сложной петлей во времени, только вот проследить
я ее никак не мог. А проследить надо позарез, иначе я тут черт те что могу
натворить. И даже не узнаю, какие будут последствия моих поступков.

Тут я с досады стукнул кулаком по столу Аркадия, по листку чистой
бумаги, который лежал с краю.

Под бумагой что-то было! Что-то скользнуло под кулаком, бесшумно
рассыпалось, развалилось...

Я поспешно схватил листок и остолбенел, держа его в руке.

На столе лежала записная книжка Аркадия - в том самом неистребимом
красном переплете. А рядом с ней - маленькие, узенькие оранжево-голубые
пачечки...

Я глядел на эти пачечки, не веря своим глазам. Вот они. Мирно лежат
рядом с записной книжкой. Аркадий куда-то вышел и на всякий случай прикрыл
их бумагой. И запер дверь... или нет? Я подошел к двери, потрогал: нет, не
заперта! Как же это? Может, я все-таки попал в другой день? Снотворное
Аркадий мог достать заранее... даже наверняка достал заранее. Нет, и
открытая дверь ничего не доказывает. Известно, что дверь была заперта
сразу после пяти и оставалась запертой минут двадцать. И еще известно, что
Аркадий в это время куда-то уходил из лаборатории. А выходил ли он позже и
запирал ли при этом дверь, никто не знает... Вот только время уж очень
позднее, - по идее Аркадий должен был давно уже проглотить эту дрянь...

Что же делать, ну что же мне делать?! Идти его искать?

Я вернулся к столу и с ненавистью посмотрел на аккуратные пачечки. Нет,
надо же! Я до сих пор никак не мог поверить, что Аркадий покончил
самоубийством.

Я даже целую теорию сочинил, из ничего состряпал демонического
эксплуатационника и яд в роскошном импортном напитке. Решил отбивать хлеб
у почтенной леди Агаты! А, выходит, Аркадий тогда вернулся в лабораторию и
аккуратненько слопал всю эту пакость? И преспокойно лег на диван и стал
дожидаться, когда настанет сон... сон, который незаметно для него перейдет
в смерть?! Все равно не могу поверить! Почему, зачем? Стой! А записная
книжка-то! Записка Аркадия!

Я перелистал записную книжку... Расчеты, расчеты.... Чей-то телефон
сбоку записан... а под конец - пять чистых листков. И все, и ничего
кроме...

Значит, Аркадий еще явится сюда, напишет мне записочку, вкусно
поужинает таблетками, запивая их тепловатой водичкой из графина, а потом
приляжет отдохнуть после праведных трудов. А потом кто-то придет и вырвет
листки из записной книжки... Кто? И зачем?

"Ну, погодите вы, черти! - подумал я, разъяряясь, - Я вам покажу, как
травиться! Я вам покажу, как письма воровать! Вы у меня забегаете! - Я
сгреб пачечки, завернул в листок бумаги и, злорадно ухмыляясь, засунул
поглубже во внутренний карман куртки. - Ну, Аркашенька, поищи теперь свои
дорогие таблеточки! А если тебе уж так не терпится побыть трупом, придумай