выходные люки, но не закрою задвижек. Тот, кто сумеет войти в корабль,
войдет в него.
временам светящимися полями, оставленными фосфоресцирующими рыбьими стаями.
Они все еще кили рассказом человека, останки которого (а их глазах
превратились в пыль за пультом .управления корабля.
дело - наша история донесла до нас известие о взрыве Ч^. ного мешка. Он
натворил немало бед, но, кажется, некоторые цивилизации уцелели, потому что
успели перебазироваться на другие галактики.
выходит, на корабле по-прежнему лежат люди? В этом самом... обезвоженном
анабиозе.
потом, наверно...
Ану. - И как можно установить, что погруженные в обезвоженный анабиоз члены
экипажа корабля все еще способны вернуться к жизни?
несколько тысяч лет.
Он сказал торжественно и громко:
экипажа, мы бы сказали: "Вот это будут люди!"
будущее -- прошлым. Все может перепутаться. А вот как распутать?..
ними, и с теми, историю которых они только что услышали. Таинственно лучился
блестками океан, горели яркие звезды, ворочались и посапывали Шарик и
крокодил.
за ним по каким-то своим законам тревогу уловил крокодил и тоже приподнял
голову и прислушался.
окну, заглянул в него и нетерпеливо, испуганно взвизгнул. Юрий обернулся.
заглядывали в окно и ерзали.
рукой Вася. - Давайте лучше обсудим...
поведение крокодила. Он взглянул в окно и вдруг вскрикнул. Там, за окном,
медленно и неотвратимо как бы набухал и поднимался ввысь темный горизонт.
Это было необыкновенно, странно и, должно быть, поэтому страшно. Горизонт
несся навстречу машине, растекался по сторонам и тянулся к недобро
изменившимся, словно поблекшим звездам.
заметил, как крепко он вцепился в сиденье.
вспыхнула и пробежала россыпь огней-сигналов, потом они погасли.
прошлись по кнопкам и тумблерам, но нигде не остановились. Он не знал, что
нужно предпринять в таком случае. У него не было роботов, с помощью которых
он решал все сложные вопросы. И он растерялся.
сияющие в вышине звезды. Черная, неотвратимая, матово поблескивающая стена
неслась на везде-лет, и теперь требовались мгновения, чтобы спастись от нее.
и запрокинулась. Соскользнули со своего заднего сиденья крокодил и с испугу
заскуливший Шарик. Ребята повалились друг на друга. И длинные смуглые пальцы
Ану невольно, чтобы уцепиться хоть за что-нибудь и удержаться, прошлись по
всему пульту.
швырять из сто я роны в сторону. Сквозь прозрачные стекла и верх машины было
видно, как мимо проносятся какие-то странные светящиеся предметы. Иногда о
стенки что-то стукалось и билось.
представлялось никакой возможности. Люди, Шарик и крокодил то сталкивались,
то разлетались в разные стороны, то опять сплетались клубком.. Сколько
длилось это беспорядочное падение, так никто никогда и не установил - не до
этого было.
окном была жуткая фосфоресцирующая темнота.
жуткой черноте вниз и вниз. Чернота вокруг становилась все плотней и
нестерпимей. Океанская вода казалась плотной и маслянистой.
неудержимо и сладко.
сказать, но произнести ничего не мог.
нечто несуразное и развел руками.
в щеку. Наверное, вкус щеки ему не понравился и, возможно, даже испугал его,
потому что Шарик задрал мохнатую морду и стал тихонько и безнадежно скулить.
не такой человек, чтобы струсить до такой степени. Но есть Шарик. Шарик-то
старый, испытанный в космических путешествиях друг. Почему же и он вдруг
стал зевать и завывать?
на сторону, голову положил на пол и опять задремал.
кислороду не хватает, может, у них начинается азотное отравление?
содержится в воздухе, которым мы дышим, но мы же не отравляемся.
сказал Юрий. -
такое азотное отравление, он так и не вспомнил, и Ану сказал:
посмотрел на воющего Шарика и вдруг закричал:
на хозяина и уже набрал воздуха, чтобы завыть снова, но Юрий прикрикнул:
людей, Шарик знал отлично. И поэтому обиделся - ни дураком, ни ненормальным
он не хотел быть. Да и никогда не бывал. Поэтому он укоризненно посмотрел на
Юрия, словно хотел сказать: "Неужели тебе не жаль товарища? Он же зевает. А
я хоть чем-нибудь да помогаю ему. Ты же только орешь. Да еще и оскорбляешь".
укоризненный собачий взгляд, и ему, как и всякому хорошему человеку, стало
бы стыдно перед собакой. Но сейчас Юрий был возбужден и деятелен.
Происходило нечто невероятное, и ему приходилось думать за всех и решать за
всех: Вася зевал. Шарик выл, а Ану явно растерялся. Поэтому он не обратил
внимания на этот собачий укоризненный взгляд и крикнул:
сделал так, будто хотел сказать, что он очень обижен в самых лучших чувствах
и если Юре захотелось сорвать на нем свою злость, так пусть он теперь пеняет
на себя. Лично он, Шарик, никакого отношения к происходящему иметь не хочет.
Его дело собачье: заставят - будет лаять.