рыбалка хорошая. Потом сделаешь плановые десяток домиков, и поедем в
Москву.
Васильев испытующе посмотрел ей в глаза:
дать целый поселок. Надо сделать.
залитой лидаритом, и, шагая в ногу с Мариам к месту испытаний, говорил:
кустарничество. В самом деле, почему бы не подождать знающего человека,
чтобы вместе заняться поисками? А я не могу, готов ногтями разрывать
землю, не дожидаясь, пока принесут лопату. Рою, рою, пальцы кровоточат. И
кажется мне, что рядом Литовцев стоит, опираясь на палку, подсмеивается. А
сзади, зная, что тебе некогда обернуться и дать в морду, какой-то
Пирожников сыплет за шиворот песок... Забавная картинка? Как ты думаешь?
Глава двенадцатая
единственно возможных в данных условиях. Придерживаясь основной рецептуры
Даркова, Васильев решил внести некоторые изменения в технологию, для чего
покрытие внутренних стенок формы производилось при повышенном и пониженном
давлении струй, изменялись конфигурация форсунок, температура подогрева,
время сушки и так далее. Все эти опыты велись на отдельных участках формы
и в разных местах. Были составлены графики и таблицы, причем во множестве
вариантов, чтобы хоть методом исключения найти причину разрушения слоя.
контрольных приборов. Один Багрецов с этим не мог справиться, а потому
Надя пришла к нему на помощь. Ясное дело, что без Алексея она не смогла
обойтись, к тому же он стал удивительно понятливым. Алеша понимал ее без
слов.
никому не мешать. Надя изредка на нее поглядывала и с каждым разом все
больше и больше убеждалась, что Алешкина мачеха не только хороша собой, -
в ней было что-то особенно привлекательное, и вся она была какая-то
"уютная". Прежде всего, Надя отметила ее скромность, даже застенчивость.
Мариам боялась лишний раз взглянуть на мужа, хотя нетрудно было заметить,
что этого ей очень хочется.
поправляет у него завернувшийся воротник, тот даже не благодарит, -
медведь, конечно, вежливости никакой, - мчится дальше, и Мариам провожает
его теплым и чуточку грустным взглядом.
ведь не познакомил с мачехой. И вот Надя, махнув на него рукой, а заодно и
на ненужные условности, подходит к Мариам:
развивать не следует, причем - в обоюдных интересах.
стенках формы. Обе половинки поползли друг к другу, соединились, и
сигнальные фары оказались рядом, как глаза, горящие тревожным светом.
компрессор, начнут действовать форсунки. "Неужели опять ничего не выйдет?"
- подумала Надя и по достоинству оценила тактичность Мариам, которая
осталась в стороне, не желая быть свидетелем возможной неудачи. Александру
Петровичу и так нехорошо - лучше уж не видеть ее соболезнующих глаз.
опустила стекло и оттуда наблюдала за испытаниями. Ей не нужно было
смотреть на экран телевизора, следить за стрелками приборов, разглядывать
графики, слышать отрывистые приказания Васильева.
надежду, и нетерпение, и мучительное раздумье, и боязнь неудачи. Десятки
раз сдвигались и раздвигались створки формы, вздыхал компрессор, из
стальной коробки слышался шум прибоя, звонкое шипение мечущихся струй и,
точно заключительные скорбные аккорды, гулкие удары густой массы, падающей
на платформу. Рушился сырой потолок.
минуты, Маркам втягивает голову в плечи, замирает в болезненном ожидании:
неужели снова обрушится потолок? Слабенькая надежда согревает сердце -
пронесло! И вдруг - как удар торпеды в стальное корабельное днище...
Сердце падает.
опытах, готовы были работать до утра, только бы добиться успеха. Даже
лаборанты-"близнецы", воспитанники школы Литовцева, увлеклись смелым
экспериментом, не обращая внимания на кривую улыбочку своего шефа. Эту
улыбку Литовцев сразу же прятал, как очки в карман, стоило лишь только ему
встретиться с взглядом Васильева. Больше того - научный консультант свято
выполнял свой долг и делал все от него зависящее, чтобы соблюсти в
растворах точную рецептуру Даркова и технологический режим. Литовцев
понимал, что орешек оказался крепким и раскусить его так просто, как
пытается это сделать одержимый конструктор Васильев, не удастся.
будет слава лидарита, оказавшегося действительно незаменимым. В этом
Валентин Игнатьевич был убежден уже после первых часов сегодняшних
испытаний, а потому мог позволить себе роскошь предложить новый
эксперимент.
начал Валентин Игнатьевич, - физико-химическая механика не моя стезя. Для
меня это "терра инкогнита". Но не думаете ли вы, дорогой Александр
Петрович, что рецепт уважаемого моего коллеги, Григория Семеновича
Даркова, нельзя принимать как догму. Как уже не раз вам докладывал, я
против всякой эмпирики в науке, но уж если вы на то пошли, то "мутатис
мутандис", то есть, внеся соответствующие изменения, позвольте
предложить...
поводу увеличения схватываемости нового материала или его вязкости.
противоречили рецептурным справочникам, поэтому приходилось соглашаться.
Тут же лаборанты-"близнецы" составили еще один вариант раствора, и опыты
продолжались. Никаких эмоций у Валентина Игнатьевича эти эксперименты не
вызывали. Каждый начальник, а тем более такой, как Васильев, имеет свои
причуды. Он сам за них и в ответе.
дело - ходи да посматривай. Завтра отгул - можно в деревню сходить к
бывшим дружкам. Говорят, кто-то сапоги продает, уступает по дешевке -
жмут, проклятые. Свояку подойдут, перепродать можно. Сегодня бы сходить
надо, а то еще упустишь... Да вот затеяли волынку, до самой ночи здесь
проваландаешься.
профессора, он только палочкой показывает, а командировочные идут. Житуха
- дай бог каждому.
следил, чтобы не было нарушений правил эксплуатации сетевых воздушных и
кабельных проводок, случайных, не предусмотренных инструкцией включений
электробытовых и разных других приборов. Ходил облеченный властью и не
знал, где ее проявить.
обыкновенным осветительным шнуром и готов включить его в сеть, Макушкин
поднял руку:
измерения температуры на расстоянии. Вполне возможно, что стенки формы
перегреваются, причем неравномерно. Легче всего это определить
термистором, помещенным в собирающее устройство. Нужно было удлинить шнур,
иначе неудобно работать с прибором.
на белый шнур, лежащий на земле.
проверены. Он отмахнулся от Макушкина, как от надоедливой мухи:
показывала температуру облаков. Что-то не понравилось Багрецову, то ли он