полоса будет шире, но тогда и действие вещества ослабеет, потому что
концентрация снизится.
минуту работы, то есть при полете около пятидесяти километров в час она
накроет метров пятьсот.
Достальскому:
двенадцать. Но важна не площадь, а точность попадания. Ведь если мы промажем
мимо противника, никакие наши скорости не помогут. Противник почувствует
неладное и разбежится. А мы располагаем только десятью бочками.
полосу длиной в два километра. Или метров четыреста шириной, но тогда,
соответственно, короче, в полкилометра. Потом возвращаюсь на базу, то есть
сюда, перегружаю из второй, транспортной, лодки еще три бочки. Наношу второй
удар. А потом последними тремя бочками совершаю еще заход. Потом пересаживаю
на свою леталку с распылителем пилота Хвороста, которому поручено мне
ассистировать, отправляю драгоценную лодку с консолями назад, в Боловск, а
сам сажусь на лодку Хвороста и принимаю участие в завтрашнем бою. Если
позволите, - добавил Бабурин, весело блеснув глазами, посмотрев на
Достальского и Ростика с полной уверенностью, что разрешат.
там и получил приказ вступить в мою команду.
капитан. - Тебя все-таки...
неожиданной злостью даже природное добродушие. - Что, такого ценного кадра,
как я, нельзя в бой пускать? Дескать, потеряем, беды не оберемся... Или,
думаете, я не справлюсь?
посмотрел на Ростика и веско сказал:
и подивился хитроумию капитана. Но, в общем, это было не интересно. Гораздо
важнее казался вопрос, который он вовремя не задал, но который все равно
следовало выяснить.
спросил Ростик.
непродуктивно обработана ОВ. А вот приостановить его подачу в коллекторы -
не выйдет, устройство распыления самопальное. Спасибо скажу, если до конца
операции не сломается.
объясни-ка нам предпочтительные цели.
Втроем склонились над картой. Мысленно прочертив три дуги, уже более
уверенно, чем вначале, Ростик заговорил:
получилась полоса в километр длиной и двести метров шириной, накрываем
двести пятьдесят летунов, которые находятся тут.
рядышком в том же месте, потом еще раз вперед, в стык с первой полосой, и
последней, четвертой - рядом с ней.
заторможу и зависну, пока подключают вторую бочку, иначе в темноте никогда
это место мы больше не определим. Это тебе не по вешкам летать в солнечный
день, Гринев, это ночью, над однообразной степью.
мог знать много чего. Достальский согласился:
Рост, вторую дугу после перезагрузки лодки куда направим?
в четыре ходки. Накроем тех летающих страусов, которые стоят от нас правее
холма, их там поменьше, но мы думаем, что все равно за полторы сотни будет.
А последний полет совершим над гребнем холма, где у них, похоже,
командование находится. Они без командования - не очень. Собирают вещички и
гребут восвояси.
Олимпийского хребта, когда старшина Квадратный в поединке сломал их вожаку
шею.
конечно, в первую очередь к Достальскому.
их главную ударную силу. Поступим, как Гринев предложил.
доставил в лагерь Достальский, потом ему выдали химкомплект. Бабурин
объяснил, как им защищаться и как снимать, если что-то случится, и они уже
через пять минут оказались в воздухе.
что она развалится в воздухе. И при том, что второго пилота, то есть
Хвороста, для облегчения веса решили не брать. Ростику оставалось только
подивиться мастерству носатого коротышки. Но задавать глупые вопросы, где
тренировался да как это выходит, не стал. Прерогатива начинать разговор на
борту во время выполнения боевой задачи принадлежала старшему, а старшим
стал Бабурин. Никто по этому поводу не произнес ни слова, но это и так
подразумевалось - люди-то были грамотные.
второго пилота. На недоуменные взгляды Бабурина не отвечал, зато
старательно, как только мог, помогал в работе рычагами и заслужил поощрение.
Когда заходили из степи на первую базу пернатых летунов, носатый вполне
дружественно пробурчал:
недурной пилот.
на химзаводе. Конечно, с какими-то удобрениями смешали... Но как ни
смешивай, а сырье все равно кончилось. Эти десять бочек - последний продукт,
оставшийся с Земли. Больше не будет, если сами тут чего-нибудь стоящего не
найдем.
два. Все, хорош трепаться. Натягивай противогаз.
голове прорезиненный капюшон химкомплекта и лишь тогда понял, что почти
ничего не видит и едва ли что-либо понимает. К тому же было непонятно, как
отдавать приказы ребятам, работающим на распылителе сзади. Но, оказалось, об
этом уже подумали и проблему решили.
защитное обмундирование, щелкнул каким-то тумблером, и на панели перед
пилотами зажегся голубой сигнал. Вероятно, это значило, что они приступили к
выполнению задачи. Ростик не сомневался, что точно такая же лампочка
загорелась на какой-нибудь панели и сзади, да еще не в одном экземпляре, а
перед каждым, кто там находился, даже перед гребцами, не говоря уже о
ребятах, таскающих бочки с отравой.
на земле, обозначающих первое, большее по численности скопление летающих
страусов, Бабурин включил зеленую лампочку. И почти тотчас справа и слева
послышался слабый свистящий звук. Он был такой негромкий, что стоило Ростику
неаккуратно дернуться, как скрип резины по дерматиновой поверхности
пилотского кресла тут же заглушил его. Потом этот свист стал вообще
неуловимым, потом пропал, а еще через несколько секунд на панели погасла
зеленая лампа и загорелась красная.
даже входя задом в уже обработанную зону, Ростик почувствовал, что они
зависли не просто так, а в ядовитом облаке, по резкому запаху, появившемуся
в противогазе.
воздухом все-таки можно было дышать, оставаясь в живых...
и к моменту, когда загорелся зеленый сигнал, они только-только вышли из
пораженной зоны и принялись обрабатывать следующий отрезок.
обозначающих лагерь пернатых летунов, и пошли назад, чуть в стороне от
первой траектории. Насколько они ее не перекрывали, Ростик не знал, но
Бабурин, кажется, это не только понимал, но и регулировал. Так, он два раза
довольно ощутимо изменил курс, правда, второй раз слишком сильно - опять
появился уже знакомый запах, хотя и гораздо слабее, чем при перезарядке
распылителя.
и ждать, когда ребята сзади перезаправят коллекторы новой порцией отравы,