Чтение 28–й страницы книги ~Череп Епископа~

- Не рвется... - а потом небрежным движением уложил его на доску перед
еле тлеющим очагом: - Подсохнуть ему еще надо.

Руководитель клуба принялся дальше разбирать брезентовые складки,
снимая листы и раздавая их помощникам:

- Развешивайте их, где получится. Об этом этапе я как-то не подумал.

Баженов склонился над первым, кинутым на доску листком, ковырнул его
пальцем, и тут купца осенило:

- Бумага!

- Бумага, конечно, дрянь, - преувеличенно небрежным тоном ответил
Костя. - Я на пробу попытался сделать, получится или не получится. Настоящую,
белую бумагу из льняного да хлопкового тряпья делать положено. Из одежды
изношенной, с известью проваренной. И под прессом не брезентом прокладывать, а
тонким войлоком. И прижимать не камнями, а хорошим железным воротом. А на
соломенной бумаге только газеты печатать можно, да сало в нее заворачивать.

- Бумага, - восхищенно повторил купец. - Из соломы... И что ты теперь
делать собираешься, боярин?

- Мы так прикидывали, - зачесал в затылке Росин. - Поначалу всякие
безделушки из стекла делать и продавать. Если нормальные огнеупорные тигели
добыть, то таких ваз Кашин по десятку в день лепить может. Со стеклом проще
всего, для него только уголь да песок нужны. Как с деньгами полегче станет,
будем бумагу делать. Для нее уже тряпье собирать надо, хоть какую-то копейку,
но за него заплатить. А еще лучше, мельницу поставить, чтобы она тряпье молола,
а не вручную перетирать. Ну, как с ситами работать, вы видели. Если их
двадцать, а не одни использовать, то по пачке-другой бумаги в день делать
можно. Правда, для мельницы жернова купить потребуется, барабаны с ножами,
плотников нанять. Ну, а потом пороховую мельницу думаем поставить. Есть у нас
один мастер. Но это еще дороже получится. Для пороха серу возить придется,
китайский снег в округе собирать.

- Пороховую мельницу? - навострив уши, подошел ближе опричник, и рука
его привычно легла на рукоять, сабли. - На то разрешение Стрелецкого приказа
требуется. Дьяк приказной качество его оценить должен, и для пушкарских нужд
использовать разрешить.

- Разрешит, - пообещал купец, не без удивления оглянувшись на
государева человека.

- Послушайте, Семен Прокофьевич, - вскинул указательный палец Росин. -
Вы ведь боярин? У вас родовой герб есть?

- Это зачем? - нахмурился Зализа.

- От этой сетки, - указал на сито Костя, - на бумаге следы остаются.
Сеточка. И следы эти дальнейшей обработкой уже. не удалить. Если в сито герб
вплести, то он на каждом листке отпечатается. Будет фирменный знак на бумаге.

- Нет у меня герба, - покачал головой опричник.

- Ну, тогда можно просто имя и фамилию, - и Росин нарисовал пальцем в
воздухе две змейки.

- Ты, Константин Алексеевич, я вижу, человек мастеровой, - купец взял
руководителя клуба под локоток. - Плохого товара не сделаешь. Потому предлагаю
тебе долго капитала не копить, а мельницы ставить сразу, сейчас. - Баженов
извлек из-за пояса кожаный кошель и вложил его в руку Росину.

- Но только уговор: торговлю вести через меня, и ни через кого более!

Костя взвесил кошель в руке, усмехнулся и вернул его обратно:

- Зачем мне здесь золото, Илья Анисимович?

- Как зачем? - опешил купец. - Строиться!

- Так чтобы строиться, не золото нужно, - рассмеялся руководитель
клуба. -- Жернова нужны, волос конский, гвозди, скобы; Саше для работы со
стеклом ножницы длинные нужны, щипцы, горшки крепкие, зажимы всякие. Плотники
нужны для работы. Если бумагой и стеклом заниматься - в лес ходить некому
будет. Значит, крупа нам нужна, мясо, птица на прокорм. Где я все это здесь
возьму? Хоть за золото, хоть за серебро.

- Ага, - успокоился Баженов. - Это ты правильно сказал, Константин
Алексеевич, это я по опыту лучше сам задешево куплю. Потом за все сквитаемся,
когда мануфактуру пустишь. А пороховую мельницу Семен Прокофьевич тоже
разрешит, не беспокойся.

- То не к спеху, - тоном знающего человека ответил Росин. - Пороховую
мельницу зимой все равно запускать нельзя. Мякоть мерзнуть станет.

* * *

Опричник Семен Зализа и купец Илья Баженов выехали из Каушты с первыми
солнечными лучами, не дожидаясь утренней трапезы и окончания молитвы. Провожали
их руководитель клуба "Черный Шатун" Константин Росин, Игорь Картышев и
инструментальщик "Опытного завода", ставший лучшим стекольщиком Ижорского
погоста - за неимением других - Александр Качин.

- Готов об заклад побиться, - усмехнулся Качин, - они там обсуждают,
как наше стекло, бумагу и порох лучше всего поделить. А мы потом простыми
нищими работягами останемся.

- Тут ты не прав, - покачал головой Росин. - Главная ценность ведь не в
твоей печи, не в моей бумаге, не в серегиной идее скрывается. Главная ценность
вот здесь! - Костя постучал себя по лбу. - В наших головах. И никуда они от нас
не денутся. Выплатят и сделают все, что мы пожелаем.

- Угу, - с некоторым сомнением откликнулся Саша. - Скажут, что мы рабы
крепостные, и все.

- Не скажут, - покачал головой Картышев. - Пока во время Великой Смуты
западная демократия на Русь не пришла, про рабство здесь вообще не знали. А до
Смуты еще пятьдесят лет. Мы, скорее всего, и не доживем. Странная зависимость,
кстати, получается, Все известные демократии всегда на рабский труд опираются.
Древняя Греция, Новгород, просвещенная Европа. А диктатура почему-то
основывается на свободном труде. Например, московская монархия, со свободы
крестьян начинавшая, спустя двести лет после Смуты ее опять добровольно
восстановила. Не уживается как-то деспотизм с рабством в одном сосуде, как ни
запихивай.

- А как же США? - повернулся к нему Качин. - Самая демократическая
страна.

- Угу, - кивнул Игорь. - Которая начинала с торговли неграми, а сейчас
считает изгоями сотни тысяч эмигрантов на своей земле, не платит им за труд
почти ничего и угрожает выслать назад, если они не станут работать задарма...

- Нашли о чем спорить,- перебил обоих Росин.

- Нет еще вашей Америки и в помине. А мне, например, картошечки жареной
хочется, аж под ложечкой сосет. Больше, чем выпить.

Между тем всадники, ведущие в поводу оседланных коней, подъезжая к лесу
тоже вели свой неспешный разговор:

- Ты мне десяток саней выделишь, Семен Прокофьевич? - поинтересовался
купец Баженов, мысленно прикидывая предстоящие расходы. - Потребно мне в
Новагород сходить, товары купить для иноземцев твоих, да плотников толковых
нанять.

- Думаешь, Илья Анисимович, выйдет толк из прожектов сих странных?

- Должно, Семен Прокофьевич. Пусть не из всех, но денежки всяко не
пропадут. Ты бумагу, что Константин Алексеевич дрянной назвал, видел? Она,
конечно плоха, желтая и рыхлая получается. Но поежели ее втрое дешевле
самаркандской али англицкой продавать, казна купит всю. Приказным книгам цвет
бумаги вовсе ни к чему. На одной бумаге мы с тобой, Семен Прокофьевич, капитал
сделать можем. Каушта ведь на твоей земле стоит, тебе государем пожалованной. И
пороховую мельницу пустить ты тоже можешь. Я не предлагаю государя обманывать!
Пусть хороший порох делают. И Руси польза, и нам прибыток. Они могут хороший
порох делать, я верю.

- А как же стекло, Илья Анисимович?

- Стекло у них хорошее, Семен Прокофьевич, спорить не стану. Но на
бумагу и порох покупателей больше. И со знаком отличным для бумаги Константин
Алексеевич хорошо придумал. Пусть все знают, что здешняя мануфактура самую
дешевую и хорошую бумагу делает, пусть к нам плывут. На торговую монополию
иноземец твой, считай, согласился. Пусть теперь мельницу ставит, Бог ему в
помощь. А с золотом я подсоблю...

Тропинка вошла в лес, отряд из двух человек и четырех лошадей вытянулся
в колонну, и разговор сам собою угас. Оба всадника даже в мыслях не могли себе
представить, что уже через два десятка лет на Руси появятся библии,
молитвенники и иные книги, в выходных данных которых будет стоять оттиск:
"Отпечатано на монастырском дворе по указанию игумена". После середины
шестнадцатого века Московское государство перестало испытывать голод и в
бумаге, и в типографиях. Не думали они и о том, что спустя несколько столетий
водяной знак "SZ", означающий "Семен Зализа", будет для историков неоспоримым
аргументом в доказательство того, что основная масса бумаги завозилась на Русь
из далекой Англии.

Как раз о мнении историков обитатели русских земель шестнадцатого века
заботились менее всего.

Часть вторая

Железо

Глава 1

Подкурье

Незадолго после полуночи лоймы, с оглушительным хрустом ломая носами
тонкий прибрежный лед, приткнулись к берегу. На небе ярко светили звезды,
изливала свой желтый свет полная Луна. Ясная погода предвещала усиление мороза
- но зато позволяла, не смотря на ночь, хорошо различать силуэты людей, деревья
и кустарник на берегу, низкие борта соседних лодок.

Латники, поблескивая кирасами и высокими широкополыми шлемами, стали
выбираться на сушу. Время от времени то с одной стороны, то с другой стороны
доносилась негромкая ругань: на припорошенном снегом пространстве было трудно
различить границу земли и спрятанной под тонкий лед воды. Воины то и дело
проваливались в стылую озерную тину, пытались отряхнуться - но тонкие суконные
чулки намокали практически мгновенно, и с этого момента уже не согревали ноги,
а начинали высасывать из них тепло.