-- негромко продолжил вампир. -- Как и воспоминание любого, кто знал этот
город. Совершенно удивительное вещество -- la boue de Paris -- черное и
зловонное, как нефть. Невозможно было избавиться ни от ее пятен, ни от ее
запаха. Она липла ко всему, местонахождение Парижа можно было определить с
помощью обоняния за несколько миль. В те дни, когда дворянина отличали
прежде всего по белым чулкам, это был сущий ад. -- Легкий призвук насмешки
вкрался в его голос, и Эшер представил это тонкое надменное лицо обрамленным
в белый придворный парик.
кварталах было кошмаром. Теперь же... -- Голос его странно смягчился, и он
недоговорил. -- Мне бы пришлось потратить изрядное время, чтобы вновь
изучить Париж. Все изменилось. Теперь это для меня совершенно незнакомая
территория. Я даже говорить не могу как должно. Каждый раз, когда я
произношу ci вместо се, je nе l'aime point вместо je nе l'aime pas или je
fit quelque chose вместо je l'ai fait, я чувствую себя иностранцем.
старым книгам, -- непринужденно заметил Эшер. -- Приходилось вам
когда-нибудь слышать, как говорят по-английски американцы южных штатов?
Эшер ощущал, что света вокруг мало и что улица темновата для такого ярко
освещенного города, как Париж. Тишина нарушалась лишь отдаленным шумом
транспорта -- предположительно, на площади Бастилии, -- но запахи были
запахами бедных кварталов: теснота, грязь, кухонный чад. Район Маре
определенно пришел в упадок со времен Луи XV.
голоса и, похоже, зашелестели франки. Затем легкая твердая рука взяла Эшера
за локоть и помогла выбраться на гравий.
и легкий холодок -- видимо, коридор, ведущий в вестибюль одного из старых
больших особняков. Рядом тихий голос Исидро произнес:
взгляд Исидро.
стал подозрителен и нетерпим. (Эшер понял так, что под словами "мой народ"
Исидро имел в виду испанцев, а не вампиров.) Какие шансы были бы у меня
выжить, когда инквизиция обшаривала каждый подвал в поисках еретиков и
евреев? А как бы я уклонился от прикосновения к серебряному распятию? Нет,
возвратиться в Испанию тех времен было бы опрометчивым поступком.
сообразил, что Исидро поскреб ногтем дверь -- для изощренного слуха вампиров
этого было более чем достаточно.
лестнице; сердце забилось чаще и сильнее.
виде чудовищного железно-кожаного сундука, но были поражены его малым весом:
"Что у тебя там, приятель, перья, что ли?.."
облокотившись на кормовые поручни "Лорда Уордена" и разглядывая мерцающие
огоньки на Адмиралтейском пирсе сквозь мыльный туман стальных оттенков. --
Хотя, конечно, всего не предусмотришь.
заметно улучшился. Поднимая воротник (ночь выдалась холодная), Эшер
почувствовал легкое отвращение, но не к вампиру, а к себе, поймав себя на
том, что отметил румянец на щеках Исидро чисто профессионально, не подумав о
неведомом бедняге, расставшемся сегодня с жизнью в лондонских трущобах. Тут
же нахлынули злость и раздражение, знакомые Эшеру со времени работы на
министерство иностранных дел, когда зачастую трудно было решить, которое из
двух зол является меньшим.
невидимые сейчас в тумане Дуврские скалы.
осмелюсь напомнить, что я -- единственная ваша защита от Гриппена и его
выводка. Уничтожив меня, вы сможете уберечь вашу леди самое большее в
течение года, и то потому лишь, что о ней пока известно мне одному...
еще раз встретиться с Лидией, ему было даже трудно решиться послать ей
телеграмму без подписи. Исидро (полагал Эшер) защитил бы его в Париже, если,
конечно, это входило в планы вампира, но мысль о том, что Лидия будет в
Лондоне одна, бросала Эшера в дрожь. Оставалось лишь надеяться на здравый
смысл Лидии, на то, что она, как приказано, не предпримет до его возвращения
никаких самостоятельных шагов.
его последнюю фразу.
Другие быстро выследят вас и уничтожат как опасного свидетеля. И при этом
неминуемо набредут и на ее след.
бортовых фонарей, остались бесстрастными, но Эшеру показалось, что в голосе
Исидро прозвучало легкое изумление:
вам не довериться мне, как я доверяюсь вам?
иронизирует.
время утомительных процедур в багажном зале Эшер не заметил его ни в
помещении, ни на площади. Впрочем, он уже начал привыкать к подобным
исчезновениям. Небо заметно посветлело, когда Эшер телеграфировал в "Шамбор"
-- маленький отель на рю де ля Гарп, где он часто останавливался, прибывая в
Париж в качестве оксфордского ученого, -- и заказал номер.
ароматами и обставленный ветхой мебелью в стиле ампир, он был внезапно
поражен сознанием, что все эти годы Париж был обиталищем вампиров. Как,
впрочем, и Лондон. Эшер хотел бы знать, сможет ли он теперь взглянуть на мир
хоть раз прежними глазами.
взглядом под безмятежно светлую поверхность пруда. Его знакомство с
министерством иностранных дел и теневой стороной сбора информации, мрачные
драмы, в которые вовлек Эшера проклятый департамент, заставили его сделать
это. Однако под одной тайной жизнью, оказывается, скрывалась еще и другая.
Как если бы, зная о рыбах, движущихся под поверхностью пруда, он обнаружил
вдруг чудовищ, обитающих в илистой мути у самого дна.
высокой черепичной крышей отеля, затем в задумчивом расположении духа
умылся, оделся и сел за письмо Лидии -- о том, что добрался благополучно.
Письмо было адресовано одному из его студентов, согласившемуся передавать
почту для мисс Мерридью. Послание таким образом придет с суточным
запозданием, но он рассудил, что лучше потерять день,
исследовал площадь Невинных Младенцев, находившуюся возле огромных рынков в
центре города, где когда-то располагались лишь церковь да прилегающее к ней
кладбище.
серой тушей крытого рынка -- с одной и коричневыми меблирашками -- с
остальных трех сторон. Исидро говорил, что вампир церкви Невинных Младенцев
спал в усыпальнице -- точно так же, как Райс Менестрель спал в усыпальнице
старой церкви Сент-Джайлза возле реки в то время, когда город еще не
разросся до такой степени, чтобы обитатели его перестали замечать друг друга
и уж тем более незнакомцев с бледными лицами, движущихся в ночной толпе...
приближающиеся почти неслышные шаги за дверью, Эшер размышлял, не
сохранилась ли эта усыпальница под землей подобно подвалу под домом Кальвара
в Ламбете -- забытая всеми, кроме тех, кому нужно надежное укрытие от
солнечного света.
Младенцев, он направился затем по рю Сен-Дени к серой глади реки, мерцающей
между сизыми домами по обоим берегам. Для этих берегов весь этот
ошеломительно чистый город с его незапятнанными улицами и осенней ржавой
листвой каштанов был всего лишь тонкой корочкой на темной трясине прошлого.
вверх и вниз по течению, готический лес шпилей, толпящихся на Иль де ля
Сите, и квадратные дремлющие башни собора Нотр-Дам. А под ними на мостовой
виднелись массивные чугунные решетки, перекрывающие путь в подземный
лабиринт парижской канализации.
отвращения; ее бриллианты мигнули в сиянии газовых рожков. -- Какой вампир в
здравом уме станет посещать сточные трубы?! Брр!
театральны -- явная имитация человеческих манер, словно ей пришлось учить их
заново. Уж лучше откровенная невозмутимость дона Симона -- он, кстати, стоял
за спинкой ее дивана, положив на резное дерево руки в серых перчатках, более
неподвижный, чем когда-либо (окаменелый за несколько столетий, как сказала