Чтение 28–й страницы книги ~Четыре пути к прощению~

стучало его сердце -- медленно и ровно, словно боевой барабан. Тейео не
чувствовал особой печали. Слишком велика была радость вновь оказаться под
отчим кровом и мирным небом. Однако где-то внутри, за броней спокойствия,
бурлили ярость и гнев. Он не привык к таким чувствам и даже не мог бы
сказать, что с ним происходит. Но какое-то мрачное зарево разрасталось в его
груди, высвечивая лица погибших товарищей. И Тейео лежал, вспоминая Йеове,
где он семь лет воевал то в воздухе, то на земле. Перед глазами возникали
картины долгого отступления, трупы людей, безумные атаки и моменты, когда
смерть лишь чудом обходила его стороной.

Почему их обрекли на поражение и верную смерть? Почему, оставив там
своих солдат, правительство не послало им подкрепление? Но нет, такие
вопросы задавать не стоило, как не стоило теперь и искать на них ответ. Он
мог сказать себе только следующее: "Мы делали то, что нам приказывали. Мы
выполняли свой долг, и поэтому нечего жаловаться". Новое понимание резало
душу остро, как нож, и затмевало собою прежнее знание. "Я сражался за каждый
шаг, -- думал он без всякой гордости. -- Но мы потеряли Йеове. И пока я был
там, моя жена умерла. Все оказалось напрасным --и здесь, и на Йеове". Тейео
лежал в холодной и молчаливой темноте, вдыхая сладкие запахи холмов.

-- О великий Камье, -- произнес он вслух, -- помоги мне. Мой ум предал
меня. И я не знаю, что делать.

Во время долгого отпуска мать часто рассказывала ему об Эмду. Поначалу
он слушал только из вежливости и любви. Ведь так легко было забыть
застенчивую милую девушку, которую он знал семь лет назад всего лишь
семнадцать дней. Но мать не позволила ему этого, и постепенно он узнал,
какой преданной и доброй женщиной была его жена. Со слезами на глазах мать
делилась с ним той радостью, которую она нашла в своей Эмду, в своей
любимице и подруге. Даже отец, суровый и молчаливый отставной военный,
однажды сказал:

-- Она была светом этого дома.

Родители благодарили сына за нее. Они говорили, что его любовь не
прошла напрасно. Но что ожидало их впереди? Старость без внуков? Пустой
молчаливый дом? Они не жаловались и смиренно довольствовались тем, что
давала суровая тяжелая жизнь. Но между их прошлым и будущим пролегла
бездонная пропасть.

-- Если хочешь, я женюсь еще раз, -- сказал Тейео матери. -- Может
быть, у тебя уже есть на примете какая-то девушка(

Шел дождь. Серый свет дрожал на мокрых стеклах окна, и тяжелые капли
стучали по кровле. Мать склонилась над своим шитьем, скрывая слезы, которые
покатились по ее щекам.

-- Нет, -- ответила она. -- Я не знаю ей замены. -- И, взглянув на
сына, перевела разговор на другую тему. -- Как думаешь, куда тебя отправят
служить?

-- Не имею понятия.

-- Ведь войны больше нигде нет, -- добавила она мягким и ровным
голосом.

-- Да, нигде, -- ответил Тейео.

-- А будет когда-нибудь? Как ты считаешь? Он встал, прошелся по комнате
и снова сел напротив нее. Их спины были прямыми и неподвижными. Пальцы
матери продолжали штопать старую одежду, а руки Тейео лежали одна на другой
-- так, как его учили с двухлетнего возраста.

-- Я не знаю, -- произнес он в ответ. -- Все выглядит очень странным.
Словно не было войны на Йеове. Словно мы вообще не владели этой планетой. О
восстании рабов даже не упоминают. Будто его и не случилось. Будто мы не
сражались с ними в полувековой войне. Все по-новому. Все не так, как раньше.
По телесети говорят, что наступила новая эра -- эра мира и братства с
другими мирами. Зачем же нам теперь тревожиться о Йеове? Разве мы не
побратались с Гатаи, Бамбуром и Сорока государствами? Зачем нам тревожиться
о своих рабах( Но я их не понимаю. Я не знаю, чего они хотят. Я даже не
знаю, как мне жить дальше.

Его голос тоже был тихим и ровным.

-- Ты не должен оставаться здесь, -- сказала мать. -- Во всяком случае
сейчас.

-- Я думал, что дети( -- произнес Тейео.

-- Конечно. Когда придет время, -- с улыбкой ответила она. -- Ты
никогда не мог сидеть спокойно больше получаса. Подожди( Подожди, и ты все
поймешь.

Конечно, она была права, но то, что он видел по телесети и в городе,
подтачивало его терпение и гордость. Казалось, что солдатское ремесло стало
теперь позорным. В отчетах правительства, в новостях и сводках событий об
армии говорилось с язвительным презрением. Касту веотов называли
доисторическим ископаемым. Их считали дорогой и бесполезной роскошью,
которая мешала Вое Део вступить в союз Экумены. Тейео почувствовал себя
абсолютно никому ненужным, когда в ответ на прошение о новом назначении ему
предложили отставку с пенсией в пол-оклада. Да, так ему и сказали, что он
может идти на пенсию -- это в его-то тридцать два года!

Тейео хотел смириться, принять ситуацию и, поселившись в поместье,
найти себе жену. Но мать посоветовала ему поговорить с отцом. Он так и
сделал.

-- Конечно, сын, -- сказал отец. -- Помощь нам не помешает. Однако я и
сам бы справился с хозяйством. Твоя мать считает, что ты должен отправиться
в столицу, в штаб армии. Они не посмеют отвергнуть тебя, когда ты посмотришь
им в глаза. Семь лет боевой выслуги( С твоими наградами(

Тейео знал, чего они теперь стоили. Но он действительно чувствовал себя
дома ненужным. Отца сердили его идеи относительно обновления поместья, и
старикам не хотелось менять уклад, к которому они привыкли в течение жизни.
Родители были правы: ему следовало поехать в столицу и узнать, на какую роль
он мог претендовать в этом новом мире без войн и воинской чести.

Первые полгода принесли ему одни лишь огорчения. Он никого не знал в
Главном штабе и столичном гарнизоне. Его фронтовые друзья погибли в боях,
стали инвалидами или сидели по домам на половинном окладе. Молодые офицеры,
которые слышали о Йеове только по телесети, казались ему холодными и скупыми
на слова, а уж если и говорили, то только о деньгах и политике. Про себя он
называл их мелкими бизнесменами. Тейео догадывался, что они боялись его
заслуг и репутации. Сам того не желая, он напоминал им о проигранной войне,
о гражданском противостоянии, где класс шел на класс, где свои сражались
против своих. Эти молодые парни хотели забыть его войну, которая не имела к
ним никакого отношения. Они считали ее бессмысленной ссорой с каким-то
далеким-далеким миром.

Тейео бродил по улицам столицы, наблюдал за толпами рабов, спешивших по
делам своих хозяев, и удивлялся: чего они ждут?

-- Союз Экумены не вмешивается в социальные, культурные и экономические
дела каких-либо народов, -- повторяли в теленовостях послы и
правительственные чиновники. -- Любая нация и народ могут стать
полноправными членами союза, если подпишут конвенцию, которая предполагает
отказ от жестоких методов ведения войны и средств массового уничтожения.

За этими словами обычно следовал список запрещенного оружия, состоявший
на девяносто процентов из незнакомых названий. Однако в нем были и биобомбы,
изобретенные в Вое Део. Пришельцы называли их невролазерами.

Тейео соглашался с позицией Экумены по поводу таких устройств и уважал
терпение чужаков, с которым те уговаривали Вое Део и остальной Уэрел принять
конвенцию и правила союза. Но его возмущала их снисходительность. Они
говорили с людьми его мира так, словно смотрели на них свысока. Чем меньше
чужаки упоминали о рабстве и делении общества на классы, тем отчетливее
проступало их неодобрение.

"Рабство является очень редким явлением в мирах Экумены, -- писалось в
их книгах, -- и полностью исчезает при равноправном участии в экономической
политике союза".

Не этого ли добивались послы Экумены, прилетавшие в Вое Део?

-- Клянусь Святой Туал! -- сказал как-то раз один из молодых
офицеров-туалитов. -- Пришельцы скорее признают этих смердов с Йеове, чем
нас!

От возмущения и ярости он брызгал слюной, словно старый рега,
отчитывавший наглого раба-солдата.

-- Подумать только! Йеове -- эта проклятая планета рабов, язычников и
варваров -- будет принята в союз раньше нас!

-- Эти варвары показали себя хорошими воинами, -- ответил Тейео,
прекрасно понимая, что ему не следовало говорить подобных слов.

Однако ему не нравилось, когда мужчин и женщин, с которыми он сражался,
называли смердами. Рабами, мятежниками и врагами -- да, но не смердами!

Молодой человек взглянул на него с усмешкой и язвительно спросил:

-- Неужели они вам нравятся, рега? Неужели вам нравятся эти смерды?

-- Я убивал их столько, сколько мог, -- вежливо ответил Тейео и
тактично перевел разговор на другую тему.

Молодой человек, хотя и служил при штабе, имел ранг оги, самый нижний у
веотов, поэтому любое пренебрежение к нему со стороны старшего офицера
считалось бы признаком дурного тона.

Чванливость молодых военных раздражала. Веселые дни солдатского
братства остались в далеком прошлом. Начальники штабных отделов, зевая,
читали прошения Тейео о новом назначении и отсылали его в кабинеты других
департаментов. Для него не нашлось даже койки в бараках, и ему пришлось
снимать квартиру, словно какому-то штатскому. Огромный город по-прежнему
предлагал обилие удовольствий, но половинного жалованья хватало только на
еду и кров.

Дожидаясь встреч, которые ему назначали те или иные должностные лица,
Тейео проводил свободные дни в библиотеке офицерской академии. Он понимал,
что недостаточно образован, и хотел наверстать упущенное. Его страна
готовилась к вступлению в союз Экумены. Чтобы снова стать полезным ей, он
должен был узнать о пришельцах все, что только можно, включая их новые
технологии и образ мыслей. Стараясь выбрать какую-то конкретную тему, Тейео
блуждал в компьютерной сети, смущался от обилия доступной информации и все