контролирует тело и помогает ориентироваться в окружающей
действительности, все еще функционировала. Мозг человека может стать
ненадежным инструментом под влиянием, например, высокой температуры или
алкоголя, но есть нечто, так называемое внутреннее "я", которое даже в
таких условиях стремится сохранять какую-то связь с действительностью,
способность действовать сознательно. Были моменты, когда он вдруг
осознавал, что поет и что тело его совершенно не зависит от сознания. Были
и другие моменты, когда он, казалось, вновь обретал возможность
действовать рационально и контролировать свое тело, которое стало
удивительно слабым, и в один из таких моментов он включил реактивные
двигатели.
голос, читающий Мургатройду лекцию о медицинской этике. Пока он читал,
корабль сделал сальто, как и планета на экранах визоров. Кальхаун знал,
что такого не бывает, поэтому он отнесся к этому с тем равнодушным
презрением, которого такое поведение заслуживало.
неправдоподобных, что он просто отказывался как-то на них реагировать.
Вдруг весь корабль дрогнул и сильно ударился обо что-то твердое. Этот удар
вернул Кальхауна к действительности. Он понял, что корабль приземлился, и
отключил ракетные двигатели. Затем посмотрел на экраны внешнего обзора.
горами. Земля была покрыта растительностью. Слабый ветерок слегка
раскачивал тонкие, невысокие растения. Вдалеке он увидел какие-то
сооружения, явно сделанные рукой человека. Это были стены с отверстиями,
которые когда-то, судя по всему, служили окнами, а там, где должны были бы
находиться крыши, виднелись верхушки деревьев. Рядом с кораблем оказалось
болото, окруженное маленькими лужицами со стоячей водой, в которой что-то
росло.
Кальхаун чувствовал себя невообразимо уставшим, но, сделав над собой
усилие, сказал:
тебе от этого лучше, но теперь надо идти до конца. Пошли.
огромным трудом ему удалось встать с кресла у пульта управления. Опираясь
дрожащими руками на стены, едва передвигая ноги, он прошел, вернее,
проковылял половину пути к выходу, к дверям шлюзовой камеры. Потом колени
его подкосились, и остальную часть пути он уже мог только ползти. У
внутренней двери шлюзовой камеры он дотянулся до кнопок и чисто
автоматически нажал их в нужной последовательности, чтобы открыть обе
двери, и внутреннюю и внешнюю, одновременно. Они распахнулись настежь, и
внутрь корабля ворвался ветер. В воздухе ощущались незнакомые запахи
почвы, растительности, непривычные и странные, и еще присутствовал один
специфический запах, который, наверно, был бы неприятным, если бы не был
таким слабым, едва ощутимым.
Здесь тебе жить теперь. Тебе будет одиноко, я знаю, и ты, может быть,
умрешь или станешь жертвой какого-нибудь здешнего хищника, и, может быть,
я сослужил тебе плохую службу. Но мной руководят самые добрые намерения.
Выходи, друг, и я закрою двери.
странно. Обычно он не ползал на коленках по полу и не уговаривал его выйти
наружу. Он с опаской смотрел на Кальхауна, не понимая, что происходит, на
душе у него было неспокойно.
его, что он не может стоять даже на четвереньках. И рухнул на пол.
Последние остатки сознания тоже покидали его теперь, когда он завершил то,
что хотел сделать. Если бы он отдохнул, то мог бы, наверно, набраться
достаточно сил, чтобы закрыть двери шлюзовой камеры. Хотя теперь вряд ли
это имело значение. Жаль, что ему не удалось сообщить в Главное управление
о положении на Ланке. Там и раньше уже была эпидемия. Врачи это знают. Они
очень напуганы, они просто в ужасе, но, может быть... может быть...
от него зависящее. Но этого оказалось мало.
Мургатройда, который взволнованно говорил: "Чи-чи! Чи-чи!" Судя по его
тону, он чувствовал себя очень несчастным маленьким зверьком и совсем не
старался делать вид, что он человек. Кальхаун лежал теперь не на полу, а
на своей койке. Он дышал воздухом, наполненным незнакомыми запахами,
слышал звуки шагов и шум ветра. Из динамика доносились привычные,
сопровождаемые характерным потрескиванием звуки коротковолновых передач с
какой-то ближайшей планетной системы. Были и другие звуки, которые он не
мог узнать.
сесть. Но из этого ничего не вышло: он был совершенно обессилен.
Единственное, что он мог сделать, - это издать какой-то хрипящий звук, и
тогда кто-то подошел к двери его комнаты. Кальхаун пока еще очень плохо
видел, но, собрав силы, сказал, еле двигая непослушным языком:
опасно! Меня нужно изолировать, нужно установить карантин. Пришлите врача.
Пусть он подойдет к двери шлюзовой камеры, но не входит - я ему расскажу.
знать, как не нам, верно?
лежал Кальхаун. Он сказал с тревогой в голосе: "Чи! Чи-чи!"
этой далекой и, как он предполагал, заброшенной планете оказались люди. А
он, представитель Медслужбы, космический врач, привез сюда болезнь,
которая наверняка вызовет эпидемию! Видимо, в горячечном состоянии задавая
курс кораблю, он ошибся. У него были данные по четырем планетам, когда он
помогал людям с другого корабля сориентироваться в пространстве, и он по
ошибке, автоматически, направил "Эскулап-20" к Дели...
быть! Ведь отсюда не вернулся ни один корабль! Она должна быть
необитаемой. Здесь есть развалины, что свидетельствует о том, что планета
была уже давно заброшена. И в ней было что-то зловещее. Ни один корабль
ведь не вернулся.
сюда страшную болезнь!
властностью в голосе, которую могло позволить его слабое тело. - Быстро! Я
должен рассказать ему...
Зачем здесь доктора? С вами все в порядке!
какая-то фигура. Это была девушка с темно-карими глазами. Она приподняла
его голову и дала ему попить из чашки.
ровным тоном, не выражающим абсолютно никаких эмоций. - Мы поняли, что вы
собираетесь садиться, побежали и оказались здесь раньше всех. Вы лежали,
наполовину вывалившись из двери шлюзовой камеры, а рядом метался этот
маленький ручной зверек и пытался привести вас в чувство. Мы внесли вас
внутрь, а Роб теперь сторожит, смотрит, не услышал ли рев двигателей еще
кто-нибудь. Ваше счастье, если нет.
собраться с мыслями. Мургатройд спросил с тревогой: "Чи-чи?"
добавил: - Нужен карантин! От меня можно заразиться...
похоже, что теперь, когда самое страшное, по его мнению, было позади, он
выговаривал Кальхауну за то, что тот так долго не обращал на него
внимания.
глубокий сон без сновидений. Позже он пришел в себя и никак не мог
сориентироваться, сколько прошло времени, день сейчас или ночь. Вокруг
было тихо, слышны были только записанные на пленке звуки, создающие
шумовой фон. Дверь шлюзовой камеры была, по-видимому, закрыта. Мургатройд
теплым комочком лежал у него в ногах. Кальхаун заметил, что сознание его
совершенно прояснилось, жар прошел. Это могло означать две вещи: или он
победил болезнь, или она его победила. Во втором случае ясность мысли,
которую он сейчас чувствовал, будет тем последним даром, который получает
человек перед своей смертью.
плакал, стараясь делать это бесшумно. Кальхаун моргнул. И, наверно,
чуть-чуть шевельнулся, потому, что Мургатройд сразу проснулся и спросил:
"Чи-чи? Чи-чи-чи?"
ему пить. Похоже было, что плакала именно она. Кальхаун сказал: