Чтение 28–й страницы книги ~В двух лицах~

невообразимые количества смертоносной радиации.

Бретон Старший прожил четыре года в мире, где, две формы смерти вели
нескончаемый бой за наибольшее число человеческих жертв. Старинные
губители - голод и чума - состязались с новыми соперниками - эпидемией
рака и эпидемией нежизнеспособных мутаций.

Когда Кэт погибла от болезни, не успевшей получить название, он вновь
обнаружил в себе то, чего лишился с момента первого возвращения в прошлое,
- хрономотивный потенциал, который другие люди назвали бы раскаянием. Он
принялся конструировать новый хронометр и вопреки всем трудностям, вроде
потери изъеденного болезнью глаза, завершил работу в течении нескольких
недель. Он намеривался убедить Бретона А вернуться в свой поток времени,
тем самым восстановив вселенское равновесие, пока еще не поздно.

Если он преуспеет, поток Времени Б, ведущей к гибели вселенной, будет
все равно продолжать все ускоряющееся движение под уклон - тут ничто
помочь не могло, однако возвращение Бретона А создаст новый поток,
модифицированный вероятностный Мир Времени Б, в котором Джон и Кэт Бретон
могли бы мирно жить дальше.

Сам же Бретон Старший мог рассчитывать лишь на философское
удовлетворение. Попробуй он останься в этом новом мире, холодные уравнения
хрономотивной физики обрекли бы на гибель и этот новый мир. Но, увидев то,
что он увидел, Бретон Старший соглашался утешаться сознанием, что где-то
когда-то их мир существует.

Вначале, готовясь к переброске, он думал взять с собой ружье, чтобы
Джек Бретон в любом случае вернулся в свою вселенную - точно так же, как в
давней ранней жизни он вышвырнул Шпиделя из мира живых.

Но это был бы самый легкий выход, а он покончил с убийствами.

Если ему не удастся убедить Джека Бретона логическими доводами, ему
придется умереть с невыносимым сознанием, что он обрек на гибель все живое
во вселенной...

Джек Бретон слушал и вдруг ощутил, что невыносимое бремя двух
вселенных теперь легло на его плечи. Он был глубоко потрясен и душевно и
телесно тем, что услышал от своего обезображенного альтер эго об ужасах и
агонии, поджидающих в будущем этот поток времени. К горлу подступила
мучительная тошнота, тело покрывал ледяной пот. Его личная маленькая
вселенная тоже рассыпалась, и ему хотелось опровергнуть это, закричать
"нет!", словно его протесты могли хоть что-то изменить.

Но перед ним в ожидании стоял Бретон Старший, образ его прошлого и
его будущего, как портрет Дориана Грея.

Содрогаясь всем телом, он отшвырнул пистолет, быстро шагнул вперед и
сжал руку Бретона Старшего.

- Хорошо, я вернусь, - прошептал он. - Можешь не перенапрягаться
больше. Я обещаю.

Бретон Старший, видимо, взвешивал его слова, но затем, быть может,
вспомнив, что у него нет больше даже секунды, сказал:

- Спасибо.

Это единственное слово еще не отзвучало, как Бретон Старший исчез.
Джек Бретон смотрел на ничем не заслоненный рабочий стол. Он растерянно
оглянулся на Джона Бретона. Лицо у него было землистым от шока. Они
испытали мгновение ничем не замутненного взаимопонимания, которое не имело
ничего общего с телепатией.

- Я... - Джек запнулся, подыскивая слова. - Сейчас я освобожу тебя от
лески.

- Буду очень благодарен. Но все равно я тебя ненавижу.

- Я тебя за это не виню.

Бретон выдвинул ящик, нашел еще одну катушку лески и ее резаком
перекусят путы на запястьях Джона. Нити распались с металлическим звоном.
Он накладывал резак на леску, привязывавшую руку Джона к потолочной балке,
как вдруг снаружи донесся звук скольжения резко затормозившей машины. И
тут же хлопнули две дверцы.

Джек Бретон сунул катушку с резаком в окровавленную руку Джона и
кинулся к столу. Он вспрыгнул на него и раздвинул занавески окошка над
ним. В багровом сиянии неба он увидел "плимут" Конвери. Кэт уже бежала к
домику. Фигура ее была словно одета серебряным инеем. Бретон впился в нее
глазами в последний раз. Овальное лицо, длинные ноги, груди,
приподнимающиеся на бегу, отозвались мучительной болью в его сердце.

Он опустил занавески и спрыгнул со стола. В ящике с инструментами он
нашел небольшую отвертку, сдвинул ремешок часов повыше и занес отвертку
над бугорком хрономоторной капсулы. Потом нерешительно взглянул на Джона.

- Попрощаешься со мной?

- Прощай.

- Спасибо.

Джек Бретон глубоко всадил узкое лезвие в запястье, и мир Времени Б
тяжело запрокинулся...

Конвери вылез из машины не так быстро, как Кэт Бретон.

Торопиться на этой стадии было не к чему. Ответы, которые он искал
девять лет, находились в десятке шагов от него, и деваться им было некуда.
Он не спешил и упивался, распахнув все окна своего сознания - это была
минута свершения.

Неровный свет неба был достаточно ярким, чтобы различать отдельные
камешки. Он увидел "линкольн", припаркованный почти вплотную к лодочному
сараю, и хотел уже повернуться к домику, как вдруг заметил у воды туфлю и
подобрал ее. Мужская черная... та самая, которую накануне видел в руке
Бретона. Но почему она валяется тут? Конвери пожал плечами. Что ж, и этот
кусочек загадочной картинки встанет на свое место при последнем расчете.

Сжимая туфлю, он зарысил к домику за Кэт Бретон. И сразу же увидел,
что кто-то приподнял занавеску за окошком подвала - на землю легла полоса
белого света. В окошке появилось мужское лицо. Возможно, и Джона Бретона,
но Конвери не был уверен. Вроде бы за человеком у окна маячила еще одна
фигура, но тут по небу пронеслась сверкающая гроздь метеоров, стекло на
миг преобразилось в расплавленное серебро, и в этот миг занавеска
опустилась.

Конвери увидел, что Кэт Бретон уже скрылась в домике. Он взбежал на
крыльцо и оказался в темной комнате. Ему пришлось ощупью искать
выключатель. Когда лампа вспыхнула, он прыгнул к двери в подвал, распахнул
ее и остановился как вкопанный на небольшой деревянной площадке.

Джон и Кэт Бретоны стояли в центре подвала. Они крепко обнимались. А
больше в подвале никого не было. В душе Конвери шевельнулось зловещее
предчувствие.

- Ну, ладно! - рявкнул лейтенант. - Где он?

- Кто? - Джон Бретон с недоумением посмотрел на него.

- Тот, кто привез вас сюда. Похититель.

- Похититель?

- Прослушайте, не надо морочить мне голову. - Конвери сбежал по
лестнице. - Здесь есть другой выход?

- Нет.

- В таком случае, где человек, который запер вашу жену в шкафу и
привез вас сюда?

- Простите меня, лейтенант! - Кэт Бретон подняла голову, продолжая
обнимать мужа. - Произошла ошибка. Это... ну... семейное...

- Это не ответ, - Конвери еле сдержался, чтобы не повысить голоса.

- Но каким еще может быть ответ?

- Это я и намерен выяснить. Вам бы посмотреть на себя в зеркало,
Джон. В каком вы виде! Почему?

Бретон пожал плечами.

- В свободные дни я позволяю себе быть неряхой. Особенно тут, на
озере.

- У вас рука обмотана леской. Почему?

- Так получилось. Я отмеривал леску и запутался в ней.

Конвери вгляделся в Бретона. Синяки на лице, видимо, суточной
давности, но в лице этом появилась сила, которой прежде в нем не было. И
то, как муж и жена стоят, обнявшись, почти слившись в одно... По характеру
его работы Конвери не так уж часто приходилось наблюдать проявления любви,
но он умел ее распознавать. Значит, и тут события последних дней что-то
изменили. Еще одно из слагаемых тайны.

- Я доставила вам столько хлопот по пустякам, - сказала Кэт Бретон. -
Вы не останетесь, не выпьете с нами?

Конвери покачал головой, испытывая всю горечь поражения.

- Вижу, вам обоим не терпится остаться одним! - Заметив, что его
ирония пропала втуне, он повернулся к лестнице и тут вспомнил про туфлю у
себя в руке. Он взмахнул ею.

- Ваша туфля, Джон. Я подобрал ее у самой воды, наверное, вы
заметили, что босы на одну ногу?

- Ага! - Джон Бретон виновато ухмыльнулся. - Когда я даю волю своему
неряшеству, так иду до конца.

- Другого ответа я не ждал. Доброй ночи!

Конвери устало зашагал вверх по деревянным ступенькам. Ночной воздух
охладил его нахмуренный лоб - он пытался осмыслить новый богатый материал,
который принес ему этот вечер. В темной чаще небес над его головой метеоры
все еще чертили огненные полоски, но он их практически не замечал. В его
сознании они классифицировались как "не имеющие отношения к делу".

Конвери медленно направился к своей машине. На ходу его правая кисть
словно бы сама начала сжиматься, изгибаться, разжиматься в ожидании
магического голоса, который так и не зазвучит никогда.