Норман подписал контракт с Легионом на тридцать, сорок или пятьдесят лет!
Если Норман передумает, не перестанет ли существовать Войнан Мирр?
Почему-то исчезновение во временном катаклизме показалось Мирру куда более
ужасным, чем смерть - непосредственная и старомодная. Человек, умирающий
привычным способом, знает, что после него обязательно что-то останется,
будь это хоть пачка неоплаченных счетов, но примириться с мыслью, что ты
вообще никогда не существовал...
бешеной скоростью. - В том, что заинтересовал тебя. Сначала тебе было
неинтересно, а теперь интересно.
появилось отрешенное выражение, он вытащил из кармана еще одну десятку и
положил рядом с первой. - Теперь у тебя двадцать, и давай считать, что мы
квиты.
что в таком случае им одна дорога - в карман капитана Крякинга. Он взял
деньги, запихнул в карман и попробовал найти окольные пути подхода к
главной проблеме. Время стремительно уходило, а он так и не приблизился к
разгадке постыдного секрета, толкавшего Нормана, в буквальном смысле этого
слова, к беспамятству.
легионера, но времена теперь тяжелые...
как же тебе удалось...
вскрикнул и рухнул всем телом на стол, едва не угодив лицом в пепельницу.
Норман взволнованно спросил:
бармен не прогнал его, выпрямился: - Это все от погоды. Сейчас пройдет...
- и, скрывая замешательство, он вновь принялся за кофе.
резко поменялись их роли в беседе. - Я ведь забыл это.
чувствовал, что пора перехватывать инициативу.
призывной пункт?
не побеспокоил ли взрыв эмоций кого-нибудь из посетителей. - Вот что,
Норман, расскажи-ка мне о своих невзгодах.
себя, скажи. И тебе станет легче.
Потеряв дар речи, он глядел на макушку склоненной в отчаянии головы
Нормана, но тут бармен, выскочив из-за стойки, вцепился ему в воротник.
уселись рядышком, и такие мне в заведении не нужны!
раскручивал нисходящую спираль недоверия, засунул две полученные от
Нормана десятки в карман рубашки бармена, чем убедил его вернуться на свой
пост.
друга за руку и удалился, несколько раз гневно обернувшись.
обманывать старину Войнана...
что и волноваться нечего! Каждый рядовой мечтает об этом! Это его
единственное желание!
наконец-то поднял глаза на Мирра. Лицо его было пунцовым от стыда. - Но
я-то был офицером!
новой информации место в сложнейшей головоломке своей жизни. Однако
собеседник его уже впал в исповедническое настроение и не мог
остановиться.
единственный сын самого генерала Голлубея! Мои предки безупречно служили
Легиону два столетия... два столетия! Два века генералов и маршалов, битв
и подвигов, медалей, славы и величия! Можешь ли ты представить, какой груз
- невыносимый груз - наложила на меня семейная традиция?
и ожидали, частью из-за ощущения, будто мозг ему выжигают каленым железом.
меня готовили к службе в Легионе. Отец никогда не говорил со мной ни о
чем, кроме как о Легионе. Мать... - МАТЬ! - никогда не говорила со мной ни
о чем другом! Жизнь моя была посвящена Легиону, и самое ужасное... что мне
этого не хотелось. Я мечтал о другом.
непочтительности.
мысленным взором начали одна за другой возникать картины: дом в
колониальном стиле с белыми колоннами; седовласый мужчина с суровым лицом,
в безупречной форме генерала Космического Легиона; прелестная женщина, чья
сдержанность была столь совершенна, что казалась враждебностью, и чья
осанка ни в чем не уступала безукоризненной офицерской выправке ее мужа.
Это были картины его собственного детства, и Мирр начал догадываться,
почему памятевыводитель на призывном пункте выжег все его прошлое. Если
вся его жизнь была пропитана традициями Космического Легиона, вина в
предательстве семейной чести была равно всеобъемлющей. Каждый
запечатленный в его памяти случай, каждая мельчайшая деталь детства были
ключом к сущности преступления. Поэтому машина с электронной
скрупулезностью изъяла все.
можно презирать себя за самовольную отлучку, но зачем возвращаться в
Легион рядовым? Тебе нет нужды избавляться от воспоминаний. Вернись в
Легион, и ты уже не дезертир, тебе нечего волноваться! Это так просто!
плачет сама его истерзанная душа.
понимая, что находящегося в таком состоянии собеседника торопить опасно. -
Расскажи мне, Норман!
не просто сбежал, я струсил и дезертировал в бою. Даже для генеральского
сынка это - серьезное преступление.
вмешаться...
традициях, я этого и не ожидал. Нет такого способа, которым можно было бы
смыть это пятно с фамильного знамени. Но запомни, не репутация семьи
тяготит меня, а чувство вины. Моей собственной, выбитой в мраморе и
отполированной вины. Мне стыдно за то, как я дезертировал.
разговаривать.
облегчения, чем раздражения.
время, в восемьдесят третьем, война еще шла, и во всеобщей неразберихе я
ухитрился добраться до Пионер-сити. Конечно, военная полиция разыскивала
меня, но убежище у меня было надежное. Жил я припеваючи, денег хватало, но
потом появились какие-то непонятные существа, которых называли оскарами, и
вот они-то и начали охотиться за мной. Приходилось когда-нибудь о них