— Кто ж, я тоже не хотел на тебя кричать, — сказал он в точности таким же тоном, как и я. — Я просто хотел узнать, почему они подвесили тебя перед отъездом. Поэтому я и спросил тебя, не натворила ли ты чегонибудь. Я не хотел тебя обидеть.
— Но уверяю вас, сэр, я ничего не натворила, честное слово.
— Почему же ты тогда стала живущей на деревьях? Эти люди очень серьезны. Они бы не сделали этого с тобой просто так. Кроме того, очевидно, что ты — одна из них. Если Нелида оставляет тебе записки, в которых просит присматривать за домом, значит, ты ее закадычная подруга. Она никогда не разбрасывается подобными словами.
— По правде говоря, — сказала я, — я и сама не знаю, зачем они оставили меня висеть на дереве. Я была с Нелидой в левом крыле дома, а потом следующее, что я помню, — это то, что я проснулась с искривленной шеей, вися на дереве. Я насмерть перепугалась.
Вспомнив о том, что я обнаружила себя одну в доме, когда все остальные уехали неизвестно куда, я помимо своей воли снова разволновалась. Я начала дрожать прямо там, стоя перед этим странным мужичком, а на лице у меня выступил пот.
— Ты была в левой части дома?
Когда он спросил это, его глаза расширились, а на лице появились признаки непритворного удивления.
— Какое-то мгновение я была там, но потом все куда-то провалилось, — ответила я.
— И что же ты видела?
— Я видела много людей в холле. Целую толпу.
— Сколько их было, ты можешь сказать?
— Холл был заполнен людьми. Быть может, их было двадцать или тридцать.
— Так много? Да-а, это странно.
— Почему это странно, сэр?
— Потому что во всем доме никогда не было столько людей. В то время в нем находилось только десять человек. Я знаю, потому что я — смотритель.
— Что это все значит?
— Будь я проклят, если знаю! Но мне лично кажется, что с тобой что-то не так.
Мой желудок завязался в узел, когда меня окутало знакомое облако обреченности. Подобное чувство я пережила еще ребенком, когда в кабинете врача у меня обнаружили мононуклеоз (Инфекционное заболевание крови, разновидность ангины.). Я не знала тогда, что это значит, но понимала, что я обречена. Угрюмый вид окружающих говорил о том, что они тоже это знают. Когда мне попытались сделать укол пенициллина, я кричала так надрывно, что потеряла сознание.
— Ну-ну, — ласково сказал смотритель. — Не стоит впадать в панику. Я не хотел задеть тебя. Давай я лучше расскажу тебе то, что я знаю о том приспособлении, в котором ты висела. Возможно, это что-то прояснит для тебя. Они подвешивают в нем тех, кто не… как сказать, немного не в себе. Если ты понимаешь, что я имею в виду.
— А что вы имеете в виду, сэр?
— Называй меня Эмилито, — сказал он улыбаясь. Но, пожалуйста, не обращайся ко мне «сэр». Можешь называть меня смотрителем подобно тому, как все называют Джона Мишеля нагвалем. А сейчас давай пройдем на кухню и сядем за стол, где обстановка более располагает к разговорам.
Я последовала за ним на кухню и села. Он налил в мою чашку теплой воды, которая нагрелась на печке, и поднес ее мне.
— Так вот, о том приспособлении, — начал он, садясь на скамейку напротив меня. — Бытует мнение, что оно излечивает душевные недуги. Обычно они подвешивают в нем тех, кто свихнулся.
— Но я не сумасшедшая, — запротестовала я. — И если вы или кто-то другой будут обвинять меня в этом, я уеду отсюда.
— Но ты ведешь себя как сумасшедшая, — заключил он.
— Этим все сказано. Я уезжаю домой, — сказала я, поднимаясь на ноги.
Смотритель остановил меня.
— Погоди, Тайша. Я не хотел сказать, что ты не в своем уме. Это все можно объяснить и по-другому, — сказал он дружелюбно. — Эти люди очень доброжелательны. Вероятно, они сочли, что тебе нужно немного укрепить психику, пока они находятся в отъезде, а вовсе не вылечиться от душевной болезни. Вот зачем тебя подвесили. Я был неправ, когда начал делать поспешные выводы. Пожалуйста, прими мои извинения.
Я была рада этому примирению со смотрителем и снова уселась за стол. Помимо всего прочего, я была заинтересована в том, чтобы быть с ним в хороших отношениях, потому что он, очевидно, знал, как разжигать печь. Кроме того, мне не хотелось расходовать энергию на то, чтобы чувствовать себя обиженной. Только теперь я поняла, что смотритель был прав. Я была сумасшедшей. Я просто не хотела, чтобы он об этом знал.
— Ты живешь где-то поблизости, Эмилито? — спросила я, стараясь говорить непринужденно.
— Нет. Я живу здесь, в доме. Дверь в мою комнату находится как раз напротив твоего шкафчика в коридоре.
— Ты хочешь сказать, что живешь в той каморке, которая заполнена скульптурами и всякой рухлядью? — воскликнула я. — А откуда ты знаешь, где находится мой шкаф?
— Мне Клара рассказала об этом, — ответил он, усмехнувшись.
— Но если ты живешь здесь, как могло случиться так, что я никогда не видела тебя в доме или во дворе?
— А это наверное потому, что мы с тобой входим и выходим в разное время. По правде говоря, я тоже ни разу тебя не видел.
— Как так может быть, Эмилито? Я здесь живу уже больше года.
— А я здесь уже сорок лет, с перерывами, правда.
Мы с ним громко рассмеялись, поняв всю нелепость того, что было сказано. Больше всего меня смущало то, что в глубине души я чувствовала, что он является тем самым человеком, присутствие которого я давно ощущала в доме.
— Я знаю, Эмилито, что ты все это время следил за мной, — сказала я открыто. — Не отрицай этого и не спрашивай меня, откуда я это знаю. Более того, я знаю также и то, что ты прекрасно представлял себе, кто я, когда увидел, как я подхожу к кухне. Разве не так?
Эмилито вздохнул и утвердительно кивнул.
— Это правда, Тайша. Я действительно узнал тебя. Но ты все же здорово меня напугала.
— Но как ты узнал меня?
— Я наблюдал за тобой из своей комнаты. Но не сердись на меня. Я никогда не мог подумать, что ты почувствуешь, что я наблюдаю за тобой. Смиренно приношу тебе извинения, если доставил тебе этим неудобство.
Я собиралась спросить у него, зачем он за мной наблюдал. Я надеялась, что он скажет, что я показалась ему красивой или по крайней мере интересной, но он оборвал наш разговор, заметив, что поскольку уже стемнело, он чувствует себя обязанным помочь мне подняться на дерево.
— Позволь мне дать тебе один совет, — сказал он. Спи в домике на дереве, а не в этом приспособлении. Это увлекательнейшее занятие. Я тоже однажды жил некоторое время в этом домике, но это было много лет назад.
Прежде чем мы вышли, Эмилито угостил меня тарелкой великолепного супа и целой горой лепешек из маисовой муки. Мы ели в полной тишине. Я пыталась заговорить с ним, но он сказал, что болтовня во время еды плохо влияет на пищеварение. Я сказала ему, что мы с Кларой всегда подолгу разговаривали за едой.
— Мое тело даже отдаленно не напоминает ее тело, пробормотал он. — Она сделана из железа, поэтому она может делать с ним все что хочет. Но я не могу позволить себе этого, потому что у меня тело маленькое и капризное. Это же касается и тебя.
Мне понравилось, что он включил и меня в число тех, у кого маленькое тело, хотя я надеялась, что говоря обо мне, он имел в виду его изящность, а не капризность.
После ужина он очень заботливо провел меня через дом к центральному входу. Я никогда не была в центральной части дома, поэтому я специально замедляла шаг и пыталась заметить как можно больше деталей интерьера. Я увидела еще одну огромную гостиную, в которой стоял длинный праздничный стол и сервант, заполненный хрустальными бокалами, стаканами для шампанского и всевозможной посудой. Рядом с гостиной находился кабинет. Проходя мимо него, я увидела внутри огромный стол из красного дерева, а также книжные полки, полностью закрывавшие собой одну из стен. В следующей комнате горел электрический свет, но я не могла видеть, что находится в ней, потому что дверь в нее была лишь приоткрыта. Изнутри доносились приглушенные голоса.
— Кто там, Эмилито? — возбужденно спросила я.
— Никого, — ответил он. — Это ты слышишь завывание ветра. Он творит чудеса с нашими ушами, когда дует сквозь ставни.
Я взглянула на него взглядом, который говорил: «Кого ты хочешь провести?», и решительно распахнула дверь, чтобы посмотреть, кто сидит в комнате. Он был прав: в комнате никого не было. Это тоже была гостиная, похожая на ту, что находилась в правом крыле дома. Однако когда я присмотрелась, я заметила, что с тенями в комнате творится что-то странное. Я могла поклясться, что они двигались, мерцали, танцевали, хотя ничто в комнате не двигалось, и сквозняка тоже не было.
Шепотом я сказала об этом Эмилито. Он засмеялся и похлопал меня по спине.
— Ты ведешь себя точно как Клара, — сказал он. — Но в этом нет ничего предосудительного. Я бы начал беспокоиться, если бы ты была похожа на Нелиду. Ты знаешь, что у нее между ног живет энергия?
То, как он на меня посмотрел, тон его слов и странное птичье недоумение, отразившееся в его глазах, показались мне очень смешными, и я так рассмеялась, что слезы едва не брызнули из моих глаз. Затем мой смех оборвался так же внезапно, как и начался, будто кто-то внутри меня повернул выключатель. Это обеспокоило меня. Это обеспокоило Эмилито тоже, потому что он так настороженно посмотрел на меня, будто сомневался в моем душевном здоровье.
Он открыл главную дверь, сняв задвижку, и вывел меня к тому месту во дворе перед домом, где находилось мое дерево. Он помог мне застегнуть ремни и показал, как управлять блоком так, чтобы я могла находиться во время подъема в сидячем положении. Он дал мне маленький фонарик, и я подняла себя наверх. Оказавшись на уровне верхних веток, я смогла разглядеть небольшой деревянный домик. Он находился почти рядом с тем местом, где я висела сегодня утром, когда проснулась, но я тогда не заметила его, потому что была очень испугана, а также потому, что его со всех сторон окружала листва.
С земли смотритель освещал своим фонарем это строение и кричал мне:
— Внутри домика есть корабельный светильник, Тайша, но не пользуйся им очень долго. А утром, перед тем, как слезать на землю, не забудь отсоединить его от батарей.
Он освещал меня с земли до тех пор, пока я не пришвартовалась к небольшой площадке, находящейся прямо перед входом в домик, и не закончила расстегивать ремни.
— Спокойной ночи! Я ухожу! — кричал он снизу. Приятных сновидений!
Мне показалось, что я слышала его хихиканье, когда он перестал освещать меня и направился в сторону главного входа в дом. Я забралась в домик на дереве с помощью своего маленького фонарика и начала искать в нем то, что он назвал корабельным светильником. Это был большой фонарь, прикрученный к полке. На полу лежала огромная квадратная батарея в оправе, которая была прикручена к полу. Я подключила ее к светильнику и зажгла его.
Домик на дереве представлял собой одну небольшую комнатку, в которой находилась небольшая платформа, служившая одновременно кроватью и низеньким столиком. Сверху не ней лежал свернутый спальный мешок. Постройка имела с каждой стороны по одному окошку, которое представляло собой рамочку со стеклом, закрепленную сверху шарнирами и открывающуюся наружу. Для того чтобы зафиксировать рамочку в таком положении, использовались толстые палочки, которые лежали тут же на полу. В углу комнатки находился ночной горшок, который как раз помещался в корзинку, плотно закрывающуюся крышкой. После этого быстрого осмотра домика изнутри я отключила большой светильник и заползла в спальный мешок.
Вокруг было совсем темно. Я могла слышать треск сверчков и шум ручья вдали. Ветер шевелил листья рядом с домиком и тихонько покачивал все дерево. Я лежала и прислушивалась ко всем этим звукам, и тут в мое сознание начал закрадываться страх, а в теле появились ощущения, которых у меня никогда раньше не было. Непроглядная темнота так искажала и преображала окружающие звуки, что мне казалось, будто они доносятся до меня изнутри моего тела. Каждый раз, когда домик вздрагивал, у меня начинало покалывать в подошвах ног. Стоило ему скрипнуть, как у меня вздрагивали колени, а каждая сломанная ветка отдавалась болью в затылке.
Затем мое тело наполнилось страхом и начали дрожать ноги. Кончилось это тем, что вся нижняя часть тела стала непроизвольно трястись. В голове у меня помутилось, и я потеряла ориентацию в пространстве. Я не знала, где дверь, где светильник. Мне начало казаться, что домик переворачивается. Вначале я едва ощущала это, но постепенно наклон становился все более заметен, и в конце концов мне показалось, что пол накренился под углом градусов в сорок пять. Я громко вскрикнула, когда мне показалось, что платформа, на которой я лежала, наклонена еще больше. Мысль о том, чтобы поскорее спуститься вниз, одолевала меня. Но я была уверена, что разобьюсь, упав вниз. С другой стороны, ощущение, что домик переворачивается, было таким несомненным, что мне казалось, что я вот-вот скачусь с платформы и выпаду через дверь. В одно мгновение увеличение угла наклона создавало впечатление, будто я стою, а не лежу.
При каждом резком движении домика я вскрикивала и хваталась за край платформы, чтобы не соскользнуть с нее. Казалось, домик вот-вот развалится на куски. От качки меня начало тошнить. Раскачивание и скрипы стали такими резкими, что я решила, что это моя последняя ночь на Земле. Но как только я оставила последнюю надежду на то, что как-нибудь дотяну до утра, ко мне на помощь пришло нечто невообразимое. Изнутри меня засиял свет. Он пробивался через все отверстия в моем теле. Это был густой светящийся поток, который приковал меня к платформе, окружив со всех сторон сияющей защитной оболочкой. Он заполнил мою гортань, и я перестала кричать. Кроме того, он тек по дыхательным путям, отчего дышать мне стало легче. Он успокоил мой разнервничавшийся живот и дрожащие ноги. Этот свет освещал всю комнатку, и я теперь могла видеть дверь, находящуюся на расстоянии нескольких футов от меня. Купаясь в сиянии, я постепенно успокоилась. Все мои опасения и заботы исчезли. Ничто больше не имело значения. Я спокойно, полностью расслабившись, пролежала до рассвета. Исполненная сил, я спустилась вниз и пошла на кухню завтракать.
ГЛАВА 18
На кухонном столе я увидела тарелку с тамале. Я знала, что Эмилито приготовил еду, но его самого нигде не было видно. Я налила в чашку немного воды и съела все, что было у меня в тарелке, думая о том, что смотритель уже, должно быть, позавтракал.
Помыв тарелку, я отправилась немного поработать в огород, но быстро устала. Я сделала себе под деревом гнездо из листьев так, как меня учила Клара, и уселась в него отдохнуть. Некоторое время я наблюдала, как качаются ветви соседнего дерева. Движение этих ветвей перенесло меня в детство. Тогда мне, наверное, было пять или шесть лет. Я хваталась руками за гибкие ветви ивы. Это переживание было не воспоминанием о тех днях — я действительно была там. Мои ноги болтались подо мной, едва касаясь земли. Я была в восторге. Я кричала от радости, сидя на ветке, которую мои братья по очереди раскачивали. Они подпрыгивали вверх, хватаясь при этом за ветки, подтягивали колени к груди, покачиваясь вверх-вниз несколько раз, а затем снова опускались на землю для того, чтобы оттолкнуться от нее и снова повиснуть в воздухе.
Очнувшись, я сразу же очистила дыханием все то, что только что пережила: радость, смех, крики и чувства, которые питала к своим братьям. Я отмела прошлое плавным покачиванием головы. Постепенно веки становились все более тяжелыми. Наконец, я повалилась в свое лиственное гнездо и уснула глубоким сном.
Я проснулась, потому что какой-то острый предмет касался моих ребер. Смотритель стоял надо мной и легонько толкал меня своей палкой.
— Пора вставать, уже полдень, — сказал он. — Разве тебе плохо спалось этой ночью в домике на дереве?
Когда я открыла глаза, первым, на что я обратила внимание, было то, как солнечный свет сверкает разными оттенками оранжевого на верхушках деревьев. Лицо смотрителя тоже было озарено каким-то странным сиянием, от которого оно выглядело зловещим. На нем был тот же самый голубой рабочий комбинезон, в котором он был в предыдущий день. Но на этот раз к поясу комбинезона были привязаны три тыквы. Я села и посмотрела на то, как он аккуратно вынул пробку из самой большой из них, поднял ее ко рту и немного отпил оттуда. Затем он причмокнул губами от удовольствия.
— Разве тебе плохо спалось этой ночью? — спросил он еще раз, уставившись на меня любопытствующим взглядом.
— Ты что, издеваешься? — простонала я. — По правде говоря, это была одна из самых ужасных ночей в моей жизни.