виброустановки поражал сначала систему искусственной гравитации и только
потом - двигатель. Ускорение размазывало экипаж по стенам, и неуправляемый
корабль выпадал из боя, а дальше его либо уничтожали, либо притягивали к
госпиталю и искали на борту уцелевших. К тому же, металл мог пригодиться
впоследствии.
сейчас представляла собой нагромождение искореженных пластин, в которых
зияли многочисленные отверстия с зазубренными краями. А поскольку ракеты
зачастую попадали дважды или трижды в одно и то же место - именно так и
был поврежден главный транслятор, - ремонтники старались забаррикадировать
эти отверстия всякими обломками, чтобы реактивные снаряды не сумели
проникнуть вглубь. Конвей очутился поблизости от захватной установки в тот
самый миг, когда луч подтягивал к госпиталю очередной подбитый корабль. На
его глазах команда спасателей выскочила из-за прикрытия шлюза, обогнула
корпус звездолета и пробралась внутрь. Возвратились они минут десять
спустя и не с пустыми руками.
чокнулся. Мои ребята говорят, что такой твари им до сих пор не попадалось.
Они хотят, чтобы вы посмотрели на нее. Знаете, обломки все одинаковы.
Сдается мне, мы выудили вражеский корабль.
воспоминаний о войне, так что седьмая, его собственная, оказалась в
меньшинстве. Впрочем, этическая сторона вопроса может подождать. Конвей
быстро огляделся и сказал:
как пациентов, состояние которых требует вмешательства по крайней мере
старшего врача, оперируют усталые до изнеможения, но преисполненные рвения
существа, не обладающие необходимой квалификацией. Они сделали все, что
было в их силах, однако Конвея неоднократно подмывало оттолкнуть их и
взяться за скальпель самому, но он сдерживался, напоминал себе и получал
напоминания от Приликлы и остальных, что его обязанность - заботиться о
госпитале в целом, а не об одном конкретном пациенте. Но теперь он
чувствовал, что вправе забыть об организационных хлопотах и снова стать
врачом. Раз такие существа прежде на лечение не поступали, требовать от
О'Мары их мнемограмму бессмысленно. Даже если существо придет в сознание,
положение не изменится, ибо система трансляторов мертва. Но Конвей не
собирался отказываться от своего решения.
Мэрчисон творил чудеса с ФГЛИ, ХЦХЛ и землянами, поэтому Конвей пригласил
коллег присутствовать на операции. Он присвоил новоприбывшему раненому
классификацию ТРЛХ, рассмотрев особенности его строения через прозрачный
скафандр, который к тому же был очень гибким. Если бы он был пожестче,
раны пациента оказались бы менее серьезными, но тогда взрыв не перекрутил
бы его, а разодрал на мелкие кусочки. Конвей посверлил в скафандре
крошечную дырочку, взял образец воздуха и загерметизировал отверстие, а
потом вложил колбу с образцом в анализатор.
он показал ей результат анализа. - Ну что ж, если надо, то воспроизведем.
гравитации, только их рукава заканчивались специальными перчатками,
которые облегали руки словно вторая кожа. Подождав, пока палату заполнит
смесь, которой дышал пациент, Конвей начал вырезать последнего из его
скафандра. На спине у ТРЛХ имелся тонкий панцирь, который слегка загибался
книзу и в известной степени предохранял брюхо. Четыре толстых
односуставных лапы, голова с роговой оболочкой и четырьмя манипуляторами,
два глубоко посаженных глаза и два рта, из уголка одного из них струйкой
стекала кровь. Должно быть, ТРЛХ несколько раз ударило о металлическую
поверхность. Конвей насчитал шесть трещин в панцире, причем в одном месте
кости проникли в плоть, и рана сильно кровоточила. Конвей просветил тело
пациента рентгеноскопом и дал знак приступать. Не то чтобы он ощущал себя
готовым к операции, но медлить было нельзя - ТРЛХ истекал кровью.
собственному сознанию Конвея, и сознаниям шести личностей, с которыми он
делил свой мозг. Однако мнемограмма ХЦХЛ снабдила его сведениями о
возможном метаболизме созданий, дышащих столь ядовитой смесью, мелфианская
мнемограмма позволила определить метод обработки лопнувшего панциря, а
мнемограммы ФГЛИ, ДБЛФ, ГЛНО и ААЦП наделили Конвея дополнительным
врачебным опытом. Впрочем, они не столько помогали, сколько мешали, то и
дело кричали: "Осторожно!", и тогда Конвей замирал в неподвижности, ибо
руки ему не повиновались. Теперь он пользовался не только языковыми
данными, и потому справляться с посторонним влиянием становилось все
сложнее. На него нахлынули многообразные переживания, умопомрачительные
ощущения, отвратительные кошмары. Они накладывались друг на друга,
смешивались, сливались и образовывали нечто совсем уже невообразимое.
Главное, твердил себе Конвей, не забывать, что это всего лишь мнемограммы.
Но он смертельно устал и чувствовал, что его рассудок мало-помалу
поддается инопланетному помешательству. Бесчисленные воспоминания
накатывали на него приливной волной - стыдливые воспоминания, в
большинстве своем связанные с сексом, таким невероятным и чудовищно
инопланетным, что Конвей едва сдерживал рвущийся из горла крик. Он
сообразил вдруг, что стоит согнувшись, словно его пригибает к полу тяжелый
груз. На локоть его легла рука Мэрчисон.
своем родном языке, окинул ее взглядом и отвернулся, сохранив в памяти
облик Мэрчисон, тот облик, в котором она виделась ему, а не келгианину,
мелфианину или тралтанину. Он заметил в ее глазах страх за себя и нашел в
себе силы обрадоваться. Его порой тоже посещали довольно предосудительные
мысли, которые тем не менее, были обычными человеческими мыслями, и вот
сейчас он ухватился за них и овладел собой ровно настолько, насколько ему
понадобилось, чтобы завершить операцию. Внезапно мозг его будто раскололся
на семь частей, и он провалился в бездну семи различных преисподних. Он не
запомнил того, что вытворяло в тот миг его тело, он не воспринимал
окружающего и не сознавал, что Мэрчисон вытаскивает его из палаты. Девушка
крепко обняла Конвея, не давая ему шевельнуться, а Приликла, подвергая
опасности свое хрупкое тельце, сделал другу укол, окончательно лишивший
того сознания.
боли знакомой каюте. Он чувствовал себя отдохнувшим и голодным, голова
была ясной, а на руке, которой он откинул одеяло, имелось, как и положено,
пять розовых пальцев. Неожиданно он ощутил некую странность, которая на
мгновение сбила его с толку. В госпитале было непривычно тихо.
расспросами, - донесся из интеркома усталый голос О'Мары, - скажу сразу:
вы пробыли без сознания два дня. Атака закончилась, если быть точным,
вчера на ранней вахте, и с тех пор не возобновлялась, так что у меня было
время вдоволь налюбоваться на вашу героическую физиономию. Ради вашего же
блага вас погрузили в гипнотический сон и стерли все воспоминания, поэтому
можете не волноваться, что вечно будете испытывать ко мне чувство
признательности. Как настроение?
такой просторной!
О'Мара, - но, пожалуй, воздержусь.
излюбленной манере, по его голосу чувствовалось, что он устал до
изнеможения. Однако, подумалось Конвею, О'Мара не из тех, кто устает, -
скорее его при очень большом желании можно довести до умственного
истощения...
- продолжал майор. - Явка строго обязательна, тем более, что ситуация
такова, что вполне можно побездельничать. Лично я собираюсь вздремнуть. До
связи.
слишком-то просто. В главной столовой полным-полно было
мониторов-стрелков, ремонтников, сменившихся с дежурства патрульных и
медиков, которых прислали на подмогу гражданским врачам. Все они
возбужденно переговаривались, возвращались к отдельным эпизодам атаки и
пытались предугадать будущее. Из разрозненных обрывков фраз Конвей уяснил,
что противнику удалось прижать корабли мониторов к самому госпиталю, но
тут из гиперпространства вынырнула позади имперского флота эскадра
илленсанов. Звездолеты Илленсы отличались громоздкостью, которая придавала
им вид линкоров - пускай даже с вооружением, как у легких крейсеров; а
потому внезапное появление ниоткуда десяти таких громадин посеяло среди
врагов панику. Они отступили, чтобы перегруппироваться, а мониторы,
которым перегруппировывать было практически нечего, занялись укреплением
последней линии обороны, то есть госпиталя. Разговор за столиками касался
Конвея ничуть не менее, чем любого другого, однако он не испытывал
никакого желания присоединиться к нему, а вступить в беседу с немногими
находившимися в зале инопланетянами не мог из-за того, что О'Мара стер из
его памяти все мнемограммы, а следовательно, и познания в инопланетных
языках. Медсестер же землянок монополизировали мониторы, и то сказать -
ведь одна девушка приходилась на десять-двенадцать мужчин, что, впрочем,