из-за того, что он, как всегда нуждаясь в средствах, решил поживиться за
твой счет. А теперь он тебя ненавидит за то, что ты посадил его в тюрьму,
а потом - прикончил. Но он человек, а ваша раса ставит деньги превыше
всего. Быть может, если ты заплатишь ему достаточно много, он забудет о
мести и уберется с дороги?
голову. Я прилетел на Иллирию, чтобы сразиться с пейанцем. Но пока я ему
нужен, он не опасен. Теперь врагом N_1 стал землянин, следовательно такая
возможность была не исключена. Мы вряд ли самый корыстный народ во всей
Галактике, но многие расы в этом аспекте и в самом деле превосходим. Да и
неприятности Шендона в первую очередь были связаны с любовью пожить на
широкую ногу. События на Иллирии развивались стремительно и совершенно
непредсказуемо, и мне просто не успел прийти в голову такой способ
разрешения конфликта.
представлен на суде - деньги Шендона утекали, как вода из решета.
Допустим, я дам ему полмиллиона в универсальных кредитках. Любой другой
положил бы денежки в банк и жил бы себе на проценты. Он же их промотает за
пару лет, и у меня снова возникнут проблемы. Он решит, что раз это
сработало однажды, почему бы не попробовать еще разок. И все начнется
сначала. Скорее всего, он не станет резать курицу, которая несет золотые
яйца. Но такой вариант меня не устраивал, да и кто знает, что взбредет ему
в голову.
откупиться от него на какое-то время. Позже я подобрал бы команду наемных
убийц, и они быстренько вывели бы его из игры.
вопрос - он или я.
принял решение.
понимаю вас, землян.
наступит время подтащить плот к воде и пуститься в плавание по
утихомирившимся водам озера. Лунный свет нам не помеха.
мне больше от пейанца, чем от землянина. Хотя я не думаю, что дело
действительно только в этом, ведь все мои нынешние поступки - следствие
того, что было заложено во мне давным-давно. Я, как и ты, могу убивать и
не продам своей пай'бадры, разверзнись передо мной хоть врата ада.
тобой оба до этого доживем - ты мог бы стать моим другом. Я даже мог бы
попросить остальных Имя-носящих, чтобы они дали разрешение на твое
посвящение. Я был бы рад видеть среди нас высшего жреца Странти, носящего
Имя Кирвара Четырехликого, Отца Всех Цветов, да прославится его Имя.
И все же, ты не нанес мне пай'бадры...
признался он. - Я обещаю не пытаться свести с тобой счеты, пока мы не
покончим с Шендоном.
сторон, отнесли к озеру и опустили в его теплые воды.
раскачиваться, и оттолкнулись от берега шестами.
почему же он продавал твои секреты?
моих конкурентов.
продается.
Грин-Грин.
двигаться к зениту.
Нас обдавал холодный бриз, дувший со стороны берега.
Белионом?
что это не удивительно.
выпад, и один из них сойдет со сцены.
угля на фоне серого беззвездного неба. Когда шесты уже не доставали до
дна, мы взялись за весла и стали тихо грести. Грин-Грину, как и всем
пейанцам, была свойственна любовь к воде. Я заметил это по тому, как он
греб, и по тем клочкам эмоций, что мне удалось уловить.
чувство, так как это место слишком много значило для меня. Его создание
затронуло какие-то потаенные струны в моей душе. Здесь полностью
отсутствовало чувство умиротворения, спокойного расставания с жизнью,
свойственное Долине Теней. Это место было просто бойней в конце пути. Я
ненавидел и боялся его. Я знал, что у меня не хватит духу создавать его
еще раз. Подобные чувства испытываешь лишь раз в жизни. Этот путь по
черным водам озера вызывал во мне какое-то непонятное противодействие.
Гуляешь себе по берегу Токийского Залива, и вдруг перед тобой неясно
вырисовывается ответ на все вопросы в виде бесформенной груды того, что
давно кануло в лету и не должно было снова оказаться на берегу -
гигантское мусорное ведро жизни, куча хлама, оставшаяся от прошлого,
место, символизирующее тщетность всех усилий и намерений, как плохих, так
и хороших, кладбище былых ценностей, где все напоминает о том, что вся
твоя жизнь - лишь суета сует, и однажды она подойдет к концу, чтобы
никогда больше не начаться снова.
лихорадке, и сбился с ритма. Грин-Грин коснулся моего плеча, и мы снова
стали грести в лад.
воспользуемся черным ходом.
стал грести в полную силу.
бездушным механизмом, как поступаю всегда, когда мой мозг раздирают
слишком много мыслей. Я греб, и мы скользили сквозь ночь. Вскоре громада
острова выросла справа по борту. Где-то наверху мерцали таинственные
огоньки, а впереди пылала вершина вулкана, бросая красноватые отблески на
воду и прибрежные скалы.
темноту, я ориентировался не хуже, чем при свете дня. На карте памяти
отпечатались все шрамы и рубцы острова, подушечки пальцев словно
чувствовали шероховатость его камней.
остановил плот.
предусмотренный мною "черный ход". Здесь скалу рассекала расщелина футов
сорок длиной, по которой, упираясь в камень ногою и спиной, можно было
вскарабкаться на узкий уступ, длиной футов в шестьдесят и добраться по
нему до лестницы из скоб, вбитых в утес, которая вела к самой вершине.
жалоб полез за мной, хотя плечо, наверняка, сильно болело.
виду. Я сказал об этом Грин-Грину, и он выругался. Я подождал его и помог
вылезти из расщелины. Затем мы двинулись вдоль карниза в восточном
направлении.