АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Легионер толкнул меня через дверь барака, где спали чернорабочие. Сразу за дверью находилась скользящая лестница. Я не успел сохранить равновесие, и она ушла у меня из-под ног. Я поскользнулся и упал на какую-то кучу. Дверь за мной захлопнулась.
Я встал, пытаясь скрыть боль и отупение. Ко мне приближались любопытные незнакомцы. На всех них были одинаковые коричневые комбинезоны, такие же, как на мне. И у всех было одинаковое украшение - красный браслет раба, впившийся в запястье. Я в сотый раз посмотрел на свое запястье: на нем горел такой же красный браслет, кожа вокруг него опухла и посинела. Когда я поднял глаза, весь мир вокруг был разрисован красным - цветом ярости, цветом предательства. Цветом самых худших моих ночных кошмаров.
Натаза не встречал меня: даже Тау оказалась достаточно тактичной, чтобы позволить ему и его жене побыть некоторое время рядом со своим ребенком. Но легионеры Ривертона, передавая меня охране разработки, не преминули уверить меня в том, что все мои данные отправлены на его личный адрес, где они будут дожидаться его появления.
После этого они обращались со мной, как с любым другим рабом - как с мясом. Я обвел долгим взглядом комнату и чернорабочих, пытаясь войти в ситуацию, стараясь не поддаться панике. В этом бараке было около тридцати человек, возможно, передвижная рабочая команда, в которой все работали и спали согласно четко установленному распорядку. Тут были койки для сна и дверь в дальнем конце барака, ведущая, вероятно, к туалетам. Ничего больше, но там, где я работал раньше, и этого не было. На рудниках Федерации мы спали на матрасах на полу.
Большинство из находящихся в комнате даже не удостоило меня взглядом. Они лежали на койках или продолжали играть в кости, столпившись в дальнем углу. Лишь некоторые подошли ко мне. Моему замутненному сознанию они казались такими же нереальными, как и все вокруг. Но их тела выглядели твердыми, как стена, и такими же дружелюбными. Я почувствовал себя так, словно попал к бандитам.
- Как тебя зовут, парень? - спросил меня один из них - самый огромный. Быть может, лидер, судя по его размерам. Я наблюдал, как он движется: он был тяжелый и медлительный. Возможно, задира, полагающийся больше на массу, чем на умение, чтобы достичь своего. Я прикинул: если придется, у меня получится взять верх над ним.
- Кот, - ответил я. На шахте никого ничто не интересовало. Люди были слишком истощены непосильной работой и слишком больны - их легкие были загажены радиоактивной пылью. Никто даже не замечал, жив вчерашний напарник или уже умер.
Тут было по-другому. Я бы даже мог убедить себя, что это лучше, если бы они не смотрели мне в глаза.
- Посмотри на его глаза, - сказал один из них. - У него уродские глаза.
Остальные придвинулись поближе, уставившись на меня.
- Кто ты такой, полукровка?
- Они не допускают сюда уродов, - ответил кто-то. - Они не доверяют псионам. Урод может саботировать или шпионить.
- Может, его подослали шпионить за нами? - сказал громила. - Они поместили тебя сюда, чтобы ты подслушивал наши мысли, урод? Делал доносы? - Он сильно ударил меня кулаком в грудь, как раз по ране, которую выжег Боросэйж.
Я согнулся пополам, задыхаясь, выпрямился, привел в движение кулак и направил ему прямо в горло.
Пока он пытался вдохнуть, я ударил его коленом. Когда он согнулся, добавил обеими руками по шее. Он упал на пол и не поднимался. Я стоял над ним, тяжело дыша, наблюдая за колебанием остальных. К окружившим нас присоединилось еще несколько человек, привлеченных дракой. Я слышал, как они шепчутся, распространяя новость: появился новый жилец в бараке - урод, что с ним делать? Они переглядывались, набираясь мужества, чтобы надвинуться всей толпой на меня. Кольцо их тел начало сужаться вокруг меня, все они ненавидели меня, даже не зная, их человеческие руки и ноги были готовы к тому, чтобы превратить меня в нечто, что я не узнаю в зеркале.
Чья-то рука сомкнулась на моей.
Ярость ослепила меня, и я, развернувшись, пнул подступившего ботинком, двинул кому-то в глаз, вырвал прядь волос. Я проделал все это даже не думая, даже не дыша - не чувствуя ничего. Доказывая каждым всплеском их боли, что я такой же человек, как они.
Когда трое из них оказались на полу, стало легче заставить их задуматься.
- Отстаньте, - сказал я дрожащим голосом. - Следующий сукин сын, который дотронется до меня, попрощается с жизнью.
Они медленно отступили, не убирая взгляды с моего лица. Мой страх и моя ярость светились везде в каждой паре глаз с человеческими круглыми зрачками. Никто больше не двинулся проверить, не шучу ли я.
Тот, кто напал на меня первым, зашевелился на полу, где я оставил его. Я поставил ногу на его шею, переместив на нее свой вес.
- Где твоя койка?
Он окинул меня убийственным взглядом, но все-таки указал на койку в конце комнаты.
- Найдешь себе другую, - я убрал ногу с его шеи и прошел через толпу, все еще наблюдающую за мной.
Я дошел до его койки и лег на нее, повернувшись ко всем спиной. Я сконцентрировался на жгучей, да кости, боли в груди, кусая губы, чтобы не застонать, пока боль не успокоилась настолько, что я смог думать о чем угодно другом...
Думать мне ни о чем не хотелось. Я лежал, прислушиваясь к ругани и смеху играющих в кости, к обрывкам беседы, пока не выключили свет на ночь. Потом я лежал в тишине, прислушиваясь к шагам, к звукам дыхания, к словам, сказанным шепотом, ко всему, что может предупредить меня, что они подкрадываются ко мне, ко всему, что может доказать мне, что я не один.
Никто не подошел ко мне. Но я не спал всю ночь. Я слишком старался притупить боль... слишком старался почувствовать ее.
С началом рабочей смены я пошел с остальными наружу, двигаясь машинально, отупев от истощения. В своем мозгу я был совершенно один. С равным успехом я мог бы быть совершенно один во вселенной... пока кто-то, не видный мне, не толкнул меня, когда мы пробирались по узенькому проходу двумя этажами ниже уровня земли. Я ударился о рельсы, почувствовал, как они дрожат, визжат и лязгают. Тележка вырвалась из туннеля. Я всем телом бросился назад, убираясь с рельсов, и ухватился за первый попавшийся под руку предмет - им оказалось чье-то тело, - пытаясь удержать равновесие.
- Ты, чертов урод! - рабочий оттолкнул меня, въехав локтем мне в грудь. - Ты пытаешься убить меня?
Я упал на колени, согнулся над металлической дорожкой, беспомощно ругаясь от боли. Он взял меня за грудки и встряхнул, рана на моей груди обнажилась.
- Черт. О черт! - Он уставился на гноящуюся рану, куда только что ударила его рука. Это шокировало его настолько, что он отпустил меня. - Кто это сделал?
- Безопасность корпорации. - Я стянул края комбинезона и застегнул его. На коричневой одежде расплылось влажное пятно от сочащейся гноем раны.
Он нахмурился, покачал головой. Его кулаки разжались, и он отступил от меня. Остальные уставились на меня угрюмо и молчаливо.
- Слушайте, - сказал я, стараясь, чтобы мой дрожащий голос прозвучал ровно. - Моя телепатия не работает. Я не собираюсь читать ваши мысли. Я не могу телепортироваться отсюда, я не могу остановить ваши сердца. Полтора дня назад я потерял все, что было у меня, кроме жизни. Просто оставьте меня в покое. - Один из тех, кого я побил прошлой ночью, рассмеялся. Я взглянул на их лица, ища несогласных с ним, и понял, что в покое меня не оставят. Если не... - Я умею пользоваться костюмом фазового поля. Могу совершать прыжки в рифы. - Я предположил, что им нравится это дело не больше тех, которых я видел на рифах в Отчизне. Количество желающих убить меня сократилось примерно до количества желавших зарезать меня, пока я спал.
- Тау не тренирует уродов.
- Я не с этой планеты.
- Что вы задерживаетесь? - стражник протолкался вперед, становясь передо мной.
- Я поскользнулся, - ответил я.
Он взглянул на искривленные рельсы, на других рабочих. Снова перевел взгляд на меня.
- Ты нарываешься на неприятности, урод?
- Нет, сэр, - пробормотал я.
Щуп в его руке поднялся, его вибрирующее острие уставилось мне в лицо.
- Будь осторожнее.
Я проглотил ругательство, уклоняясь. Остальные уже пошли вперед. Я направился за ними, не оглядываясь.
- Я слышал о нем, - пробормотал кому-то тот, кто ударил меня. - Он тот самый, который взял костюм у Сабана, когда он запаниковал перед инспекторами. В Отчизне. Верно? - Он посмотрел на меня.
Я кивнул, не отводя взгляд от его рук, если он вздумает снова ударить меня. Через минуту я пробормотал:
- Как ты узнал об этом?
- Они послали сюда несколько человек из работавших там команд, чтобы пополнить нашу смену, когда будет следующая инспекция.
Я был здесь меньше суток, и уже все мои подозрения насчет этого места подтвердились. Инспекция возвращалась, но я ничем не мог помочь ей.
Глава 27
Трамвайчик унес нас глубоко в сердце разработок и высадил в месте, которое было знакомо мне и находилось в самом рифе. Я почувствовал риф еще до того, как увидел его - его сюрреалистичная эйфория обожгла мои нервные окончания, подобно жаркому свету. Мне тяжело было держать в напряжении свой инстинкт выживания, не доверять себе и тому настроению, которое сейчас у меня возникло. Было слишком легко потерять разум там, где никто не мог добраться до меня. Если бы я поддался на приманку, надев костюм, я потерялся бы навсегда.
Когда начальник смены стал вызывать ныряльщиков в рифы, моя смена словно выплюнула меня из своих рядов. В конце концов они поверили тому, что я сказал. Я надеялся, что это значит, что я смогу ночью закрыть глаза и немного поспать.
Начальник дважды оглядел меня, но только потому, что предполагал увидеть кого-нибудь другого.
- Ты знаешь, как пользоваться костюмом? - спросил он меня.
- Да, сэр, - ответил я.
- Ладно, - он пожал плечами и послал меня с остальными выбирать костюмы.
Я провел остаток смены, перемещаясь в рифах, пробираясь сквозь тайны упавших мыслей ан лирр. Быть всегда настороже оказалось легче, чем я предполагал, потому что на этот раз я знал, что могу столкнуться с чем угодно, и потому что у этих костюмов была обратная связь, которую мне не показали, так что техник снаружи мог ударить меня разрядом, если я не совсем быстро выполнял его инструкции.
Я быстро все схватывал. После нескольких ударов я сконцентрировался на работе, позволяя себе чувствовать матрицу рифов как раз настолько, чтобы избежать сенсорного голодания. По крайней мере, тут я чувствовал что-то, чувствовал, что я еще живой.
Ночью, когда я упал на койку и закрыл глаза, странные образы и непередаваемые ощущения играли на моих нервах как на призрачной арфе. Я расслабился, чтобы они успокоили боль у меня в груди, которая была еще сильнее, чем вчера. Войдя глубже в свои воспоминания, я увидел/почувствовал, как облачные киты дрейфуют в вышине, подобно безразличным богам, почувствовал, как они окружают меня, опутывают меня своими мыслями, пока у меня не осталась лишь одна мысль, эфемерная, уплывающая...
Следующие два дня прошли без инцидентов. Рабочие в бараке сохраняли наше перемирие, пока я в каждую смену без возражений надевал полевой костюм.
Я не жаловался - это все, что оставалось мне, Мое личное будущее представлялось мне коротким и нерадостным. Даже если следующая инспекция от ФТУ и обнаружит что-то подозрительное в этом месте, у них не будет шанса узнать это от меня. Натаза уже отправит меня на запчасти для пересадки органов.
Даже если я переживу их визит, в моей жизни ничего не осталось. Жить стоило только для того, чтобы совершать прыжки в рифы. Это был шанс прикоснуться к неизвестному, почувствовать, как непонятным образом оживает мой дар. То, что испытал я, когда в первый раз был в рифах, или когда ан лирр пришли ко мне, не было счастливой случайностью. Если однажды неизвестное настигнет меня и убьет, по крайней мере, это будет счастливая смерть.
Мои пси-способности давали мне больше, чем я ожидал: благодаря им я выполнял свою работу лучше, чем другие ныряльщики, направляя техников к концентрациям протоидов, которые нужны были Тау. Когда я уловил ощущение этого поля, я стал распознавать его рисунок в стимулах, которыми снабжала меня матрица, и понял, как по нему добраться к его источнику. Вместо ударов я уже получал от техников похвалы. Их уважение было так же нужно мне, как им - смотреть мне в глаза.
Уважение их не значило, что они стали больше любить меня, но это не имело никакого значения. Те люди, о которых я думал, остались снаружи, в мире, который я оставил вместе со свободой. Люди, которых я все еще любил, люди, которых я все еще ненавидел. Люди, у которых я был в долгу, и не один раз.
Я проговаривал это про себя каждый раз по пути на смену, это превратилось в ритуал, связывающий меня с реальностью, в то время как я переставлял ноги, и они сами несли меня туда, куда надо. Боль в груди стала постоянной, грызущей мое тело и мои мысли без перерыва, если я не спал или не находился в полевом костюме, затерянный в рифах.
В это утро я проснулся весь в поту. У меня кружилась голова. Я два дня не смотрел на свою рану, мне не хотелось нервничать. Я говорил себе, что она заживет, все всегда заживает со временем.
Чья-то рука опустилась мне на плечо. Я выругался от неожиданности.
- Ты, - сказал стражник и вывел меня из вереницы рабочих. - Шеф безопасности хочет тебя видеть.
Натаза. Я мысленно застонал Вернулся Натаза. И он все знает. Внезапно у меня снова закружилась голова, я вспотел.
Я пошел со стражником, пошел туда, куда повели. Мы проходили через сектора комплекса, которых я никогда не видел, миновали команды, занимающиеся раскопками других участков. Просто проходя перед обнаженным лицом рифов, я чувствовал, как они просачиваются в мои сверхчувствительные мысли, словно мой мозг был пористым, как губка. Я отдался им, уводящим мысли прочь из моего тела.
- Прекратите! - сказал я, внезапно останавливаясь.
- Что? - стражник обернулся. Его взгляд и оружие были наставлены на меня.
- Прекратите работу! - крикнул я начальнице смены. - Вы заденете карман с газами.
Я услышал, как стих визг инструментов. Рабочие оторвались от дела без команды и повернулись, чтобы взглянуть на меня. Начальница нахмурилась, подумала о том, чтобы заставить их продолжать работу, потом подумала о другом. Она подошла к нам.
- Что ты имеешь в виду?
Смены рабочих больше всего боялись одного: повредить какую-нибудь незаконченную мысль, которая превратится в неустойчивое соединение. Тут было не так много рабочих, чтобы производить точные исследования каждого миллиметра лица рифа.
- Ты не можешь предсказывать...
Никто не мог, даже ныряльщики и их техники не могли предсказывать с полной уверенностью. Ни один человек.
- Я могу, - сказал я, глядя ей в глаза.
Она выругалась, повернулась к стражнику:
- Урод? Они пустили сюда урода?
- Сейчас его требует к себе Натаза, - ответил стражник.
- Что ты об этом знаешь? - спросила меня начальница. Она указала на риф за своей спиной. Это было больше похоже на обвинение, чем на вопрос.
- Я ныряльщик.
- Это не значит, что ты видишь сквозь стены, урод, - проворчала она.
- Тогда продолжай, - пробормотал я. - Только дайте нам отойти отсюда, до того как вы поднимете себя на воздух.
Я двинулся вперед. Стражник догнал меня.
- Эй! - крикнула начальница смены, но я не обернулся.
Мы дошли до остановки трамвайчика. Ожидая его, я прислушивался, не раздастся ли взрыв позади нас. Взрыва не было. Не знаю, жалел я об этом или был рад.
Трамвайчик провез нас в другую часть комплекса, тоже никогда не виденную мной. Она была слишком красивой, слишком открытой. Все, что я видел вокруг, говорило мне, что каждый наемный рабочий, который заберется так далеко, будет сожалеть о том, что видел все это.
Офис Натазы был таким же открытым, таким же незащищенным. Возможно, они думали, что сюда добраться очень тяжело. Я подумал, были ли цветы в горшках вдоль стены настоящими или же просто хорошей имитацией, подобно пейзажу за окном позади его стола - пейзажу не этого мира.
- Вы хотите, чтобы я его связал, сэр? - спросил стражник, привлекая мое внимание к Натазе.
Тот покачал головой, окинув меня непонятным взглядом. Его пустые руки лежали неподвижно на поверхности стола. Все, что я понял по выражению его лица, это то, что он не видит во мне никакой угрозы.
Стражник вышел, оставив нас одних. Я смотрел на Натазу. Он смотрел на меня. Я мог думать только о боли: о боли в груди, о боли воспоминаний. Боль струилась отовсюду, заполняя мир. Наконец мы оказались лицом к лицу, и от этого было еще больнее. Он поднял руку и сделал жест, непонятный мне. Я ожидал, что он достанет оружие.
Кто-то сделал шаг сквозь зеленоватую стену. Не стена, просто голография - в комнату. Жена Натазы, мать Джеби. Она была одна, в лабораторной одежде.
Я отступил на шаг, узнав ее, и чуть не потерял равновесие: у меня помутилось в глазах.
Они оба глядели на меня так, словно я собирался сбежать. Я стоял, не двигаясь, глядя на них. Линг Натаза села рядом с мужем, взглянув на него, слегка нахмурившись, что могло что-то значить. Перримид мог рассказать все Натазе, чтобы быть уверенным, что я получу за все. Но мне почему-то казалось, что его жена не хотела бы быть свидетелем расправы. И помочь мне ей вряд ли хотелось. Как я ни пытался, мне всегда казалось, что я недостаточно полно понимаю человеческое поведение.
Я продолжал стоять, ожидая. Не желая первым начинать разговор. Мои руки сжали свободную ткань брюк.
- Присядь, Кот, - наконец сказала Линг Натаза, ее муж так ничего и не произнес. Я отупело стоял. - Мы хотим задать тебе несколько вопросов.
Я взглянул в сторону, увидел два кресла, похожих на сложенные лодочкой ладони, в углу комнаты. Я медленно попятился и присел в одно из них, стараясь не оступиться, не убрать с них своего взгляда, не показать признака слабости. Пот катился по моему лицу. Я вытер его, откинул грязные волосы с глаз. Я премерзко вонял. Не знаю, чувствовали ли они этот запах через комнату.
- Мы хотим поговорить с тобой о нашем сыне, - сказал наконец Бурнелл Натаза. Он нажал что-то на своем столе-терминале. Над столешницей появился голографический портрет Джеби и поплыл в воздухе. Я отвел от него глаза.
- Что вы сделали с ним, ты и Мийа? - В его голосе не было гнева. - С ним было все в порядке. А потом... - Он взглянул на жену. У Джеби исчезло еще не все, что дали ему рифы, так что даже она могла заметить. И видела, как и остатки пропадают.
- Что-нибудь... осталось? - спросил я. - Ему лучше?
Линг Натаза кивнула, ее губы сжались в тонкую линию.
- Достаточно, - пробормотала она. - Достаточно, чтобы мы поняли, достаточно, чтобы он понял... - Она внезапно замолчала.
Я расслабился в кресле, глаза мои вышли из фокуса. Я уставился на образ лазурных морей и неба другого мира за виртуальным окном за столом. Я подумал: меняются ли на этом изображении времена года, есть ли времена года в этом придуманном мире?
- Как у вас это получилось? - спросила на этот раз она, и настоящий мир горя и боли внезапно снова окружил нас.
- Ты говорил, что это связано с тем местом, с рифами... - пронзил меня голос Бурнелла Натазы, когда я не ответил. - Ответь ей, черт тебя побери! - Он приподнялся со стула.
Его жена сделала резкий жест, покачав головой. Он снова упал на стул.
- Ты боишься рассказать нам? - спросила она. - Почему?
Я подумал о том, что мог сказать на это, а потом о том, что мог сказать что-то другое и что то еще. Наконец я просто сжал руку на запястье.
Бурнелл Натаза нахмурился, глядя на красный браслет контрактника, пока в его глазах не появилось понимание. Его жена даже не выглядела удивленной.
- Это не для записи, - пробормотал он, отводя глаза.
- Да, хорошо, - ответил я, и его лицо снова стало твердым.
- Это наш сын, - сказала Линг Натаза.
Это моя свобода. Но я не сказал этого, и она продолжала:
- Мы знаем, что ты помог ему, ты хорошо с ним обращался. Мы знаем, что ты должен... тоже... любить его. - Она откашлялась. - Мы потеряли Мийю. Ты - наша последняя надежда.
Я закрыл лицо руками, чувствуя, как ко мне возвращается боль и головокружение одновременно с тем, как исчезает вместе со страхом из крови адреналин.
- Я рассказал вам все, что знаю, - пробормотал я. - Что-то в рифах там, в Отчизне, лечит неработающие или совсем поврежденные участки его мозга. Я не знаю как. Это освободило мой дар и... и его дар. - Я опустил руки, поднимая на них глаза во внезапно возникшей тишине.
- Джеби не псион, - пробормотала Линг Натаза. - В нем нет крови гидрана.
- Был несчастный случай, - сказал я. - До его рождения. Это рифы сделали с ним. Произошла мутация.
Она побледнела.
- Это невозможно! - воскликнул Бурнелл.
- Нет, возможно, - ответила она ровным голосом.
- Надо лишь поменять пару генов в правой ветви спирали ДНК, - сказал я. - чтобы вместо человека получился гидран, - урод вместо твердолобого. Я полукровка, - продолжал я. - Если бы это было не так, меня бы здесь не было.
Они уставились на меня, словно я внезапно стал говорить на незнакомом им языке. Я мысленно повторил эти слова, чтобы быть уверенным, что не произнес их на гидранском.
Они смотрели друг на друга, печать соучастия ложилась на их лица медленно и неизбежно, словно водопад грез.
Отрешенно, чуть ли не с болью, Линг Натаза дотронулась до руки мужа. Она посмотрела на меня.
- Тот несчастный случай... рифы... сделали Джеби калекой еще до рождения. И сейчас ты говоришь мне, что рифы могут... исцелить его? - Она покачала головой, словно не желая слышать ответ. - Это звучит так, словно ты говоришь... о Боге...
- Нет, - мягко ответил я. - Я говорю о неизвестном. Тау думает, что можно просто пойти туда и разделить рифы на части, прочитать найденное в них как двоичный код, но у человека никогда это не получится. Ни один человек не понимает этого. Смена рабочих чуть было не подорвала себя сегодня, потому что они не заметили карман с газами.
- Когда? - резко спросила Линг Натаза.
- На моем пути сюда.
Они переглянулись.
- Как ты можешь знать это? - спросила она.
- Сколько несчастных случаев происходит в подобном месте из года в год? Сколько людей гибнет?
Я не получил ответа. Да он и не был нужен мне - я видел правду в их глазах.
- ФТУ послало на Убежище еще одну инспекционную команду...
Их лица окаменели, словно они уже знали об этом.
- Они не собираются появляться снова на этой разработке, - слишком быстро ответила Линг Натаза. - Они даже не остановятся здесь.
- Все равно вы можете войти с ними в контакт. Вы знаете, что сделала небрежность Тау с вами и с Джеби. - Я попытался убрать безнадежность из своего голоса. - Считается, что кейретсу значит семья. Но семья - это люди, по-настоящему оберегающие друг друга. Семья - это ваше приятие тех, кого вы любите, а не обязанность перед какой-либо идеологией. Правительства меняют политику, как вы меняете свои секретные коды. Отношения между людьми должны быть несколько другими, вы так не считаете?
Бурнелл Натаза покачал головой.
- Нет. Тау заботится о нас - корпорация заботится о Джеби. Если мы отвернемся от них, мы останемся ни с чем. Что бы ни случилось с Тау, мы проиграем. Мы не можем. - Он снова взглянул на жену. Она так сильно сжала руки, что костяшки побелели, но не сказала ничего. Секунды падали как слезы.
- Тогда собираетесь ли вы говорить Тау о монастыре, о том, что нетронутые рифы в Отчизне гидранов обладают чудотворным целительным свойством?
- Это наша обязанность, - бесстрастно произнесла Линг Натаза. - И возможно, что это чудо - наша последняя надежда на выздоровление Джеби.
- А что, если Тау разрушит то, на что вы так надеетесь? Они не понимают половины того, что нашли здесь. А если бы понимали, то разнесли бы тот риф на кусочки еще столетие назад.
- У нас есть другой выбор? - раздраженно спросил Бурнелл Натаза.
Я подумал, неужели это так тяжело себе представить или же мозг его действительно так похож на мозг кибера, как мне казалось?
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 [ 28 ] 29 30 31 32 33 34
|
|