зеркального блеска, в петлице отутюженного сюртука какой-то орденок.
Ничего не скажешь, смотрелся титулярный советник совсем неплохо, только
больно уж молод.
- Вряд ли.
- Почему? - изумилась Варя.
- Слишком много чести, - задумчиво ответил Фандорин. - Еще
г-генералов не всех наградили, а наш номер шестнадцатый.
- Но ведь если бы не мы с вами... То есть, я хочу сказать, если бы не
вы, Осман-паша непременно бы прорвался! Представляете, что бы тогда было?
- П-представляю. Но после победы о таком обычно не думают. Нет, здесь
пахнет политикой, уж поверьте опыту.
В "походном дворце" было всего шесть комнат, поэтому функцию приемной
выполняло крыльцо, где уже топтались с десяток генералов и старших
офицеров, дожидавшихся приглашения предстать пред высочайшие очи. Вид у
всех был глуповато-радостный - пахло орденами и повышениями. На Варю
ожидавшие уставились с понятным любопытством. Она надменно взглянула
поверх голов на низкое зимнее солнце. Пусть поломают голову, кто такая эта
юная дама под вуалью и зачем явилась на аудиенцию.
Ожидание затягивалось, но было совсем не скучно.
- Кто это там так долго, генерал? - величественно спросила Варя у
высокого старика в косматых подусниках.
- Соболев, - со значительной миной сказал генерал. - Уж полчаса как
вошел. - Он приосанился, тронул на груди новенький орден с черно-оранжевым
бантом. - Простите, сударыня, не представился. Иван Степанович Ганецкий,
командующий гренадерским корпусом. - И выжидательно замолчал.
- Варвара Андреевна Суворова, - кивнула Варя. - Рада познакомиться.
Но тут Фандорин с не свойственной ему в обычных обстоятельствах
бесцеремонностью вылез вперед, не дал договорить:
- Скажите, генерал, был ли у вас п-перед самым штурмом корреспондент
газеты "Дейли пост" Маклафлин?
Ганецкий с неудовольствием взглянул на штатского молокососа, однако,
должно быть, рассудил, что к государю черт-те кого не вызовут, и учтиво
ответил:
- Как же, был. Из-за него все и произошло.
- Что именно? - с туповатым видом спросил Эраст Петрович.
- Ну как же, вы разве не слыхали? - Генерал, видно, уже не в первый
раз принялся объяснять. - Я Маклафлина знаю еще по Петербургу. Серьезный
человек и России друг, хоть подданный королевы Виктории. Когда он сказал,
что с минуты на минуту ко мне сам Осман сдаваться пожалует, я погнал на
передний край вестовых, чтоб упаси Боже пальбу не открыли. А сам, старый
дурак, кинулся парадный китель надевать. - Генерал конфузливо улыбнулся, и
Варя решила, что он ужасно симпатичный. - Вот турки и сняли дозоры без
единого выстрела. Хорошо хоть, мои молодцы-гренадеры не подвели,
продержались, пока Михал Дмитрич в тыл Осману не ударил.
- Куда делся Маклафлин? - спросил титулярный советник, глядя на
Ганецкого в упор холодными голубыми глазами.
- Не видел, - пожал плечами генерал. - Не до того было. Такое
началось - не приведи Господь. Башибузуки до самого штаба добрались,
насилу я от них ноги унес в своем парадном кителе.
Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел раскрасневшийся Соболев, глаза
его горели каким-то особенным блеском.
- С чем поздравить, Михаил Дмитриевич? - спросил кавказского вида
генерал в черкеске с золочеными газырями.
Все затаили дыхание, а Соболев не торопился с ответом, держал
эффектную паузу. Обвел всех взглядом. Варе весело подмигнул.
Но она так и не узнала, как именно одарил император героя Плевны,
потому что за плечом небожителя возникла будничная физиономия Лаврентия
Аркадьевича Мизинова. Главный жандарм империи поманил Фандорина и Варю
пальцем. Сердце забилось часто-часто.
Когда она проходила мимо Соболева, тот тихонько шепнул:
- Варвара Андреевна, я непременно дождусь.
Из сеней попали сразу в адъютантскую, где за столами сидели дежурный
генерал и двое офицеров. Направо были личные покои государя, налево -
рабочий кабинет.
- На вопросы отвечать громко, отчетливо, обстоятельно, -
инструктировал на ходу Мизинов. - Подробно, но не уклоняясь в сторону.
В простом кабинете, обставленном походной, карельской березы мебелью,
находились двое: один сидел в кресле, другой стоял спиной к окну. Варя,
конечно, сначала взглянула на сидевшего, но то был не Александр, а
сухонький старичок, в золотых очках, с умным, тонкогубым личиком и
ледяными, не пускающими внутрь глазами. Государственный канцлер князь
Корчаков собственной персоной - точно такой же, как на портретах, разве
только посубтильней. Личность в некотором роде легендарная. Кажется, был
министром иностранных дел, когда Варя еще и на свет не родилась. А главное
- учился в лицее с Поэтом. Это про него: "Питомец мод, большого света
друг, обычаев блестящий наблюдатель". Однако в восемьдесят лет "питомец
мод", скорее, заставлял вспомнить другое стихотворение, включенное в
гимназическую программу.
... Кому ж из вас под старость день Лицея
Торжествовать придется одному?
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой...
Рука у канцлера и впрямь подрагивала. Он достал из кармана батистовый
платочек и высморкался, что отнюдь не помешало ему въедливейшим образом
рассмотреть сначала Варю, а потом Эраста Петровича, причем на последнем
взгляд легендарной личности застрял надолго.
Однако, завороженная видом царскосельского лицеиста, Варя совсем
забыла про главное из присутствующих лиц. Она смущенно обернулась к окну,
немного подумала и сделала книксен - как в гимназии при входе в класс
директрисы.
Государь, в отличие от Корчакова, проявил к ее особе больше интереса,
чем к Фандорину. Знаменитые романовские глаза - пристальные, месмеризующие
и заметно навыкате - смотрели строго и требовательно. Проникают в самую
душу - это так называется, подумала Варя и немножко рассердилась. Рабская
психология и предрассудки. Просто имитирует "взгляд василиска", которым
так гордился его папенька, чтоб ему в гробу перевернуться. И она тоже
принялась демонстративно рассматривать того, чьей волей жила вся
восьмидесятимиллионная держава.
Наблюдение первое: да он совсем старик! Набрякшие веки, бакенбарды и
подкрученные усы с сильной проседью, пальцы узловатые, подагрические. Да
ведь и то - в следующем году шестьдесят. Почти бабушкин ровесник.
Наблюдение второе: не такой добрый, как пишут в газетах. Скорее,
равнодушный, усталый. Все на свете повидал, ничему не удивится, ничему
особенно не обрадуется.
Наблюдение третье, самое интересное: несмотря на возраст и
порфироносность, неравнодушен к женскому полу. А иначе зачем, ваше
величество, по груди и талии взглядом рыскать? Видно, правду говорят про
него и княжну Долгорукову, которая вдвое моложе. И Варя окончательно
перестала бояться Царя-Освободителя.
- Ваше величество, это титулярный советник Фандорин. Тот самый. С ним
его помощница девица Суворова. - Так их представил шеф жандармов.
Царь не сказал "здравствуйте" и даже не кивнул. Не спеша закончил
осмотр Вариной фигуры, потом повернул голову к Эрасту Петровичу и негромко
молвил по-актерски поставленным голосом:
- Помню, Азазель. И Соболев только что говорил.
Он сел за письменный стол и кивнул Мизинову:
- Приступай. А мы с Михайлой Александровичем послушаем.
Мог бы предложить даме стул, хоть и император, не одобрила Варя,
окончательно и бесповоротно разуверившись в монархическом принципе.
- Сколько у меня времени? - почтительно спросил генерал. - Я знаю,
государь, как вы сегодня заняты. Да и плевненские герои ждут.
- Времени столько, сколько понадобится. Тут вопрос не только
стратегический, но и дипломатический, - пророкотал император и с ласковой
улыбкой взглянул на Корчакова. - Вон Михаила Александрович специально из
Букарешта приехал. Тряс в карете старые косточки.
Князь привычно растянул рот в лишенной малейших признаков веселья
улыбке, и Варя вспомнила, что у канцлера в прошлом году была какая-то
личная трагедия. Кто-то там у него умер - не то сын, не то внук.
- Да уж не обессудьте, Лаврентий Аркадьевич, - унылым голосом сказал
канцлер. - Испытываю сомнения. Слишком авантюрно получается, даже и для
господина Дизраэли. А герои подождут. Ожидание награды - приятнейшее из
времяпрепровождений. Так что излагайте, а мы послушаем.
Мизинов молодцевато расправил плечи и, вопреки ожиданиям, обратился
не к Фандорину, а к Варе:
- Госпожа Суворова, расскажите подробно про обе ваши встречи с
корреспондентом газеты "Дейли пост" Шеймасом Маклафлином - во время
третьего плевненского штурма и накануне прорыва Османа-паши.
Что ж - Варя рассказала.
Оказалось, что и царь, и канцлер хорошо умеют слушать. Корчаков
перебил только два раза. Сначала спросил:
- Это какой же граф Зуров? Не Александра Платоновича сын?
А во второй раз:
- Так, значит, Маклафлин с Ганецким хорошо знаком, если назвал по
имени-отчеству?
Государь же раздраженно ударил ладонью по столу, когда Варя объясняла
про информаторов, которыми обзавелись в Плевне многие из журналистов:
- Ты мне еще не объяснил, Мизинов, как вышло, что Осман всю армию для
прорыва в кулак стянул, а твои лазутчики вовремя не донесли!