вашему календарю?
Не по воздуху же оно долетит!
доставляются без единой минуты промедления. Предположим, вы садитесь на
вокзале Ватерлоо в тот же поезд, которым отправлено срочное письмо. В Дувре
вы попадаете на тот же паром. В Париж, на Северный вокзал, вы тоже
прибываете одновременно.
почты! Вы прибыли в Париж, и вам нужно пересесть на поезд, идущий до
Берлина. Нужно купить билет -- ведь заранее вы его не заказали. Нужно найти
извозчика и ехать через весь центр на другой вокзал. Нужно дожидаться
берлинского поезда, который отправляется один раз в день. Теперь вернемся к
нашему срочному письму. С Северного вокзала оно в специальной почтовой
дрезине, по окружной железной дороге, доставляется к первому же поезду,
движущемуся в восточном направлении. Это может быть даже не пассажирский, а
товарный поезд с почтовым вагоном.
Петрович.
Хм, предположим, француза подкупить еще можно, но при пересадке в Берлине у
вас ничего не выйдет -- почтовые и железнодорожные чиновники в Германии
славятся своей неподкупностью.
Фандорин.
вновь переходя на английский.
отсюда броситесь на вокзал, уже поздно.
действие.
письма только в десять вечера! Пока она перепишет... А зашифровать? Ведь не
пошлет же она прямо так, открытым текстом? Непременно зашифрует, а как же! А
это значит, что пакет уйдет только завтра! И придет не шестого, а седьмого!
По-нашему, двадцать пятого июня! У меня день форы!
Фандорина в кабинете уже нет -- за ним только что захлопнулась дверь.
очень важного дня. Воды Ла-Манша. Над морем бесчинствует последний июньский
закат. Паром "Герцог Глостер" держит курс на Дюнкерк. На носу стоит Фандорин
истинным бриттом -- в кепи, клетчатом костюме и шотландской накидке. Смотрит
он только вперед, на французский берег, приближающийся мучительно медленно.
На меловые скалы Дувра Эраст Петрович ни разу не оглянулся.
подождала...
Глава тринадцатая, в которой описаны события, случившиеся 25 июня
Главного почтамта золочеными квадратами. К вечеру один из них, превратившись
в длинный прямоугольник, добрался до окошка "Корреспонденция до
востребования" и моментально нагрел стойку. Стало душно и сонно,
умиротворяюще жужжала муха, и сидевшего в окошке служителя разморило --
благо поток посетителей потихоньку иссякал. Еще полчасика, и двери почтамта
закроются, а там только сдать учетную книгу, и можно домой. Служитель
(впрочем, назовем его по имени -- Кондратий Кондратьевич Штукин, семнадцать
лет службы по почтовому ведомству, славный путь от простого почтальона к
классному чину) выдал бандероль из Ревеля пожилой чухонке со смешной
фамилией Пырву и посмотрел, сидит ли еще англичанин.
англичанин с самого утра, едва открылся почтамт, и как уселся с газетой
возле стенки, так весь день и просидел, не пил, не ел, даже, пардон, по
нужному делу ни разу не отлучился. Чистый истукан. Видно, назначил ему тут
кто-то встречу, да не пришел -- у нас это сколько угодно, а британцу
невдомек, народ дисциплинированный, пунктуальный. Когда кто-нибудь, особенно
если иностранного вида, подходил к окошку, так англичанин весь подбирался и
даже синие очки на самый кончик носа сдвигал. Но все не те оказывались. Наш
давно бы уже возмутился, руками замахал, стал бы всем вокруг жаловаться, а
этот уткнулся в свою "Таймс" и сидит.
него и костюм дорожный клетчатый, и саквояж -- думал, встретят, ан нет. Что
ж ему остается делать? Вернувшись с обеда, Кондратий Кондратьевич сжалился
над сыном Альбиона, подослал к нему швейцара Трифона спросить -- не нужно ли
чего, но клетчатый только раздраженно помотал головой и сунул Трифону
двугривенный: отстань, мол. Ну, как хочешь.
паспорт.
а на латинское "С". Ишь ты, "Mr. Nickolas М. Croog" выискался! Чего только
не насмотришься на выдаче до востребования.
спросил Штукин.
своей лапищей и цапнул желтый пакет со срочным штампом.
раскоряку.
покосился на англичанина, но тот исчез. Должно быть, отчаялся дождаться.
Николас Кроог! Чем дальше, тем непонятней. Но главное -- шестидневный
марш-бросок через всю Европу был не напрасен! Опередил, догнал, перехватил!
Теперь будет что шефу предъявить. Только бы не упустить этого Круга.
вынужденного безделья и очень страдал, что запросил с чудного барина всего
пять рублей -- за такую муку мученическую можно было и шесть взять. Увидев
наконец-то появившегося седока, извозчик приосанился и подобрал вожжи, но
Эраст Петрович и не взглянул в его сторону.
направился к стоявшей неподалеку карете. Фандорин не спеша двинулся следом.
У кареты объект остановился, снова сдернул фуражку и, поклонившись, протянул
желтый пакет. Из окна высунулась мужская рука в белой перчатке, взяла пакет.
господин с пронзительными зелеными глазами и россыпью веснушек на бледном
лице. Эраст Петрович сразу его признал -- как же, мистер Джеральд Каннингем
собственной персоной, блестящий педагог, друг сирот и правая рука леди
Эстер.
узнать нетрудно. Пока же было дело более срочное.
ужасно спешил. Подбежал к пункту приема телеграмм, просунул голову в самое
окошко и стал диктовать Михал Николаичу что-то очень спешное. И Михал
Николаич тоже как-то засуетился, заторопился, что вообще-то было на него
мало похоже.
бы прогуливаясь, отправился на другую сторону зала, к телеграфному аппарату.
Остановился возле сосредоточенно работающего ключом Михал Николаича,
немножко изогнулся и прочел наскоро накорябанное:
советнику господину Бриллингу. Вернулся. Прошу немедля со мной связаться.
Жду ответа у аппарата. Фандорин".
по-новому. Сыскной, значит. Разбойников ловим. Ну-ну.
оставшийся ждать у аппарата, уж подал ему знак рукой и потянул ленту
ответной телеграммы.
дом Сиверса. Дежурный чиновник Ломейко".
ладоши хлопнул и спросил у заинтересованно наблюдавшего Штукина:
удобно. Садитесь на маршрутную карету, выходите на углу Невского и