его лице оказалась тоньше, мягче и нежнее волос на голове; борода выросла
сантиметра на три и больше не удлинялась.
сначала вознеслась высоко в небо огромной петлей, и затем, неутомимо
облетев просторы земли и неба, вернулась, захлестнув ее собою. Любовь эта
пробуждалась в Изабель при каждом взгляде на лицо Тристана с неожиданного
ракурса: глаза его, скажем, если смотреть сверху, прятались под черным
серьезным лбом, как окна в ночи, а линия подбородка сливалась с выемкой на
плече; любовь охватывала ее, когда она видела, как тело мужа сгибается и
разгибается, добывая огонь, и бугорки позвонков кажутся сверкающими
бурунами в стремительном потоке. Иногда, когда он садился на корточки у
огня, отрывая от земли бледные ступни, и осматривал высохшее терпеливое
тельце Азора в поисках клещей, вшей, пиявок или глистов, или когда он
приносил к ней среди ночи Корделию, чтобы она покормила дочь иссякающей
грудью, - ведь даже пустые соски успокаивают младенцев, Изабель вдруг
вскрикивала от какой-то странной радости, от счастья, что он выбрал именно
ее, что именно к ней он подошел на пляже под слепящими лучами солнца,
запечатлев себя в ее глазах, и подарил ей смысл ее жизни. Он выбрал ее,
выбрал и принял; он даже этих детей принимал как своих. Она незаметно
наблюдала за ним, пока он расхаживал по биваку, и ей казалось, будто он
ступает по ее внутренностям, - так влажно, страшно и болезненно
переваливались они в ней, напрягаясь в экстазе. А потом, дождавшись, пока
все наконец угомонятся - Азор и Корделия спали с Купехаки, завернувшись в
одеяла и москитную сетку, - она подползала к Тристану по песчаной земле,
чтобы напомнить ему об их любви, и его початок вырастал с услужливой
быстротой. Его импотенция времен работы на прииске прошла, однако сила
его, которая прежде была плодом их близости и прорастала лишь в ее лоне,
как семя во влажной полости, теперь накатывала на нее издали надменными
раскатами грома из тучи, что не желает пролиться дождем. Здесь, в
необитаемой саванне, Тристан был единственным мужчиной, и потому стал
обманчиво огромным: если пуговицу поднести к глазу, она может закрыть
собою луну.
умрем здесь?
за нами буквально по пятам.
преследует система.
наверняка стала пухленькой светской дамочкой и жила в Рио на
Авенида-Виэйра-Соту.
и ты появился. Я по-настоящему счастлива, Тристан.
остатки ужина; потом бродили вокруг костра в поисках пищи, стараясь
собрать столько съестных припасов, чтобы их хватило на целый день пути, -
и шли дальше. Если неподалеку оказывался ручей или не слишком соленое
озерко, они торопливо окунались в воду, выбираясь на берег раньше, чем их
плеск привлечет паразитов и ядовитых рыб. Выхватывая из прохладной с ночи
воды купающихся детей, Изабель глядела вверх, и ей казалось, будто
небесный купол вращается; в этом пейзаже и высоком небе было что-то
странное: бесцветные облака недвижно маячили в вышине или вдруг сгущались,
собираясь в тяжелые, несущиеся на восток тучи; черные, но прозрачные, они
неслись к побережью, в далекий двадцатый век, и в этом застывшем движении
была какая-то ласковая жестокость, полнота пустоты, высокомерие высоко
вознесшейся материи, которая тем не менее окутывала Изабель нежностью, как
белок яйца окутывает желток с зародышем.
колесе, как белка, и колесо это, не в силах справиться с пространством,
вращало назад ось времени. В воздухе плоскогорья чувствовался тонкий,
острый аромат дыма, и Изабель подумалось, что именно такой запах Бразилии
должен был доноситься до кораблей Кабрала, когда тот впервые подошел к ее
берегам апрельским днем 1500 года - это был запах костров, на которых тупи
готовили пищу, и аромат красного дерева, что стало поначалу единственным
сокровищем сокрытых просторов. Изабель словно возвращалась домой, и
повторяющиеся ритмы ежедневных путешествий убаюкивали ее - она просыпалась
в объятиях Тристана и замечала, что они испачкались, так как забрались в
теплую золу, пытаясь согреться; затем они купались в жемчужном, добром
утреннем свете, ходили кругами в поисках ягод, орехов, диких ананасов,
мелких животных, которых можно оглушить палкой или камнем - ящериц,
кротов, белок с ярко-рыжими животиками и пахучими хвостами, - и поиски эти
никогда не оставляли их голодными, и в то же время не были настолько
удачными, чтобы все путешественники наелись досыта; они вдыхали голод, как
наркотический газ, и у них кружились головы. Потом они снова увязывали
узлы, жизнерадостно врали Азору, будто их путешествие скоро закончится, и,
вытянувшись друг за другом в цепочку, шли вперед по коричневой равнине к
очередной цели на западе: вон к той далекой рощице темно-зеленых
араукарий, к той розовой скале или к зубатому хребту на сине-коричневом
горизонте. А вечером разбивали лагерь, строили себе новый шалаш в
трепещущем, красном свете горевшего, как уголек, заходящего солнца и
начинали осматриваться, собирать дрова, разжигать костер, - и он сыпал
искрами навстречу первым звездам, как слабое дитя уснувшего солнца.
замечала все более свежие следы людей в саванне. В неглубокой лощине,
которую они обходили стороной, паслись - нет, не олени, а лошади,
громадные услужливые звери с дикими глазами, которых европейские
захватчики привезли на американский континент.
объяснить им значение этого слова. Купехаки только пучила глаза и обнажала
зубы, которые ей спилили до основания еще в детстве. Тревога индианки
передавалось детям, они начинали хныкать, жаловаться, просить о чем-то
невыполнимом, что, в свою очередь, раздражало усталых взрослых.
перейти ее вброд. Посредине реки из воды торчали связанные крест-накрест
гнилые жерди - все, что осталось от примитивного индейского моста. Они
решили, что завтра построят плот, связав лианами бальсовые бревна, а пока
устроились на ночь на самой высокой из песчаных террас, намытых водой,
рядом с густыми зарослями приземистых пальм уауасу и более высоких и
стройных пальм каранда.
давали Изабель как следует уснуть, поэтому появление в мутном свете луны и
гаснущего костра рослых обнаженных людей, разрисованных, как карточные
фигуры, она поначалу приняла за продолжение сна. Люди говорили между собой
на каком-то стремительном гортанном наречии, который даже в момент
дерзкого нападения не повышал голоса. Они, должно быть, давно следили за
путешественниками, поскольку действия их были продуманными. Две тени
ухватили Купехаки и подняли старую женщину с земли; пока одна из теней
схватила ее в руки, другая, вцепившись в волосы старухи, перерезала ей
горло белым костяным ножом и, дернув, оторвала голову индианки;
обезглавленное тело упало на землю, хлеща фонтаном крови, похожим на
черный плюмаж. Крик ужаса застрял у Изабель в горле. Ей показалось (и
потом снилось в кошмарах), будто отрезанная голова спокойно смотрела на
нее из-под тяжелых век, словно говоря: я сделала все, что могла, и теперь
прошу хозяйку отпустить меня с миром.
сеток, и, щебеча, исчезли за опушкой пальмовой рощи. Азор пытался
закричать, но ему, наверное, зажали рот рукой. Еще одна тень, перевернув
корзину Купехаки, копалась в сокровищах, высыпавшихся на песчаную землю у
безголового тела.
который направлялся к ним. Возня вокруг костра раздула огонь, и они
увидели друг друга в свете пламени. Индеец был обнажен, если не считать
конический чехол на половом члене и браслеты из зубов и раковин на
запястьях и лодыжках. Растительность на его лице была полностью выщипана,
и его лишенные ресниц красные глаза казались зияющими ранами; щеки и лоб
покрывал сложный узор татуировки, а из отверстия под нижней губой тремя
бивнями торчали осколки кости. Его короткие волосы были смазаны чем-то
вроде воска; индеец оскалился, показав кривые черные зубы. Он ощерил зубы
потому, что в неверном свете костра увидел мужчину чернее, а женщину белее
всех когда-либо виденных им людей, и зрелище это внушило ему священный
ужас. В руках у него была длинная бамбуковая палка с заостренным и почти
наверняка отравленным концом, но на какое-то мгновение он замер, как
рыбак, который прикидывает, каким углом должна войти острога в обманчивую
воду. Изабель почувствовала резкий смолистый запах его шевелюры и
заметила, что там, где у индейца должны были быть уши, торчали птичьи
крылья; и тут Тристан выстрелил в него из револьвера Сезара.
за бок, будто его укусила пчела. Он попытался было бежать, но ноги его
двигались асимметрично, поэтому он пробежал по кругу, а потом упал в его
центре, суча ногами по песку. Другие индейцы с бесстыдной трусостью
Корнев Павел
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Смит Кордвейнер