Чтение 28–й страницы книги ~Крылья крепнут в бою~

слетанные в боях, не знавшие поражения летчики в полку были приняты холодно,
разбросаны по эскадрильям на второстепенные дублирующие должности.

Летчикам-ханковцам даже показалось, что майор Охтень с какой-то
ревностью отнесся к ним, во всякой случае ни с одним даже не побеседовал.

Об их умении воевать четными группами, о лучших тактических приемах
воздушных боев, дерзких неотразимых штурмовках никто даже не попытался
рассказать молодежи. Поэтому боевая жизнь полка в целом не изменилась. Она
продолжала течь как бы по высыхающему постепенно руслу реки, часто ударяясь
о подводные камни.

А воздушная обстановка над трассой все усложнялась. Если противнику и
не удавалось успешно бомбить и штурмовать сплошной поток автотранспорта и
перевалочную базу на берегу, то лишь из-за частых воздушных схваток с нашими
самолетами, но все же летчики полка инициативы в своих руках не держали.

Противник увеличивал свои усилия, менял тактику боя. Все чаще над
озером стали появляться группы бомбардировщиков, прикрытых большим нарядом
истребителей. "Охотники" Ме-109Ф ловили в прицел каждый потерявший
бдительность самолет. Их появления над трассой и над аэродромом стали
систематическими. Словно по чьей-то команде, они являлись точно к моменту
посадки или при подлете к аэродрому и внезапно атаковывали зазевавшегося
пилота. Если атака не удавалась, "мессеры" на большой скорости со снижением
до бреющего полета или с набором высоты уходили прочь.

Не понимая методов свободной охоты, многие даже опытные наши летчики
считали фашистов трусами, а их тактику "воровской": они ведь избегали
лобовых атак, не ввязывались в затяжные воздушные бои, особенно на виражах,
где шансы на победу были незначительны. Конечно, трус может оказаться на
любом самолете, но считать трусами всех фашистских летчиков - было ошибкой.

Следует сказать, что Ме-109Ф имел высокую скорость, сильное вооружение
и новейшие средства радиосвязи. Но и то правда, что если сравнивать
советских летчиков с фашистскими, в отрыве от тактико-технических данных
машин, то преимущество останется за нашим воздушным бойцом. Он обладает
высокими морально-боевыми качествами, стальной волей к победе, способен к
самопожертвованию во имя Родины.

Гитлеровская молодежь, воспитанная на гнилой нацистской морали, таких
качеств не имела. Ее поддерживали "спортивный интерес", "лавры победы",
оплачиваемые обилием денег и почестей.

Фельдфебель Квак, заядлый фашист, сбитый над Ладожским озером, на
вопрос, почему немецкие летчики не принимают лобовую атаку, ответил: "Что я,
дурак? При лобовой атаке у нас одинаковые шансы на победу, я лучше подожду,
когда они будут хотя бы процентов на девяносто".

- А почему вы не ведете бои на виражах?

Квак ответил, что это им тоже не выгодно и тут же добавил:

- Внезапная атака на скорости и быстрый выход из боя - вот наша
основная тактика.

Он говорил истинную правду. Нам следовало искать новые приемы в бою с
Ме-109Ф, лучше использовать бортовое оружие в тесном огневом взаимодействии
мелких групп. И наступать, наступать...

Пагубно, когда в шторм у руля корабля стоит человек, не способный
своевременно повернуть навстречу девятому валу - могучей и страшной волне,
несущей неведомые испытания.

Такой девятый вал покатился на полк 1 января 1942 года.

В ночь на Новый год майора Охтеня вызвал по телефону командир
авиабригады полковник Романенко, не терявший чувства юмора в самой тяжелой
обстановке.

- Ну как, непобедимый командир? - спросил он майора, - готовишься
встречать Новый год?

- Нет, товарищ полковник, сейчас не до Нового года, настроение не то...

- Зря-зря, Михаил Васильевич, к такому празднику нужно готовиться
загодя, - продолжал Романенко. - Нам стало известно, что на аэродромах под
Новгородом и Сиверской фрицы новогодние елки зажгли и, не дождавшись
полночи, поднимают тосты за завтрашнюю победу над вами под Кобоной и на
ледовой трассе Понял?

- Понял, товарищ командир, как-нибудь отобьемся, - ответил Охтень.

- Пора полку не отбиваться как-нибудь, а самим нападать. И побеждать!
Вот уже двадцать дней вы теряете летчиков и самолеты, а "мессеров" и
"юнкерсов" за вас сбивают другие. - Теперь уже Романенко не шутил. -
Метеорологи дают ясную, безоблачную погоду, для немцев - раздолье. Они могут
нанести массированные удары по всей трассе и по перевалочным базам.
Подготовьтесь как следует к боям с превосходящими силами врага, надежнее
прикройте район Кобоны и Лаврова. Учтите, "охотники" усилят свою активность
и над трассой и в районе вашего аэродрома. Сейчас прошу поздравить от имени
командования и политотдела бригады личный состав части. Будем надеяться, что
Новый год вы ознаменуете более успешными боевыми делами. И последнее, Михаил
Васильевич, хватит отдыхать, пора и самому летать. У вас должность летная,
товарищ командир полка!

Так закончился начатый с шутки телефонный разговор.

Майор Охтень понимал: Романенко, бывший "командир 13-го, недоволен
боевой работой полка. Но, как видно, серьезных выводов все еще не сделал.

Вечером он приказал оперативному дежурному вызвать на КП своих
заместителей, а также инженера полка, командиров и комиссаров эскадрилий.

На КП собрались все, кроме инженера Николаева, которого едва разыскали
в ПАРМ-1 {ПАРМ - полковая авиаремонтная мастерская} под самолетом, где он
проверял ход ремонта, да вместо командира 3-й АЭ майора Рождественского,
лежавшего в санчасти с высокой температурой, прибыл его заместитель капитан
Агуреев.

Без Николаева командир полка совещание не начинал, молча сидел за
маленьким столом, ждал.

Распахнулась дверь, в теплую, хорошо освещенную лампочками от
аккумуляторов землянку ворвался клуб морозного белого пара. Николаев,
красный от быстрой ходьбы, с инеем на бровях, ресницах и на воротнике
меховой куртки, переступил порог и уже открыл было рот, чтобы доложить, но
резкий голос командира оборвал его на полуслове.

- Где ты шляешься? Сколько исправных самолетов будет к утру?

Спокойный, всегда сдержанный Николаев, знавший, как шутили товарищи,
место каждой тряпки-веревки, снял шапку-ушанку, расстегнул куртку, ответил:

- Я не шляюсь, а занимаюсь в ПАРМе ремонтом доставленного с озера
бесхозного самолета. Сколько будет исправных к утру? Инженеры эскадрильи
доложат мне точно в три часа ночи. Думаю, пятнадцать-шестнадцать самолетов
наберем.

Он устало опустился на стул, набрал в грудь воздуха, будто собирался
нырнуть в глубину омута, и, нагнувшись, стряхнул рукавицей снег с огромных
валенок. Это вошло у него в привычку. Так он делал всегда, когда был чем-то
встревожен или обижен.

Ответ Николаева охладил командира, заставив поежиться начальника штаба
Ройтберга и некоторых командиров эскадрилий, когда-то активных ветеранов
полка, ставших при новом своенравном командире ниже травы, тише воды.

Охтень резко встал и, не спросив никого из присутствующих о состоянии
дел в подразделениях, сообщил о разговоре с командиром бригады.

- Полковник Романенко требует надежно прикрывать трассу и перевалочную
базу на берегу... Придется держать в воздухе две группы патрулей
одновременно. Поэтому в каждой эскадрилье надо создать по две тактические
группы и при вылете на патрулирование одну держать в районе острова Зеленец,
а другую - над Кобоной - Лаврово. По тревоге поднимать в каждой эскадрилье
по одной группе, вылет остальных - по дополнительному распоряжению с КП
полка. Всем понятна задача?

После короткого молчания первым встал капитан Агуреев, его предложение
прозвучало не то вопросом, не то просьбой:

- В 3-й эскадрилье будет семь исправных самолетов. Если их разделить на
две группы, будем бить противника не кулаком, а растопыренными пальцами.
Может, лучше иметь одну группу, да сильную.

- Вы не рассуждайте, а выполняйте приказ!

Такой ответ Охтеня заставил высказаться и комиссара 1-й эскадрильи
старшего политрука Дмитриевского. Он резко спросил:

- В эскадрилье всего пять самолетов, как их делить на две группы?

- Как хотите, так и делите, - ответил командир полка.

- Хорошо, тогда меньшую группу - два самолета я буду весь день водить
на задание сам! - с жаром воскликнул часто вылетавший на задания комиссар.

Больше вопросов не было. Тогда заговорил комиссар полка Лазарев:

- Товарищи! Через три часа наступает Новый год. Мне известно, что
некоторые летчики и техники готовятся его встретить с выпивкой, а ведь вы
знаете, что завтра в бой. Прошу всех, кому положено, тщательно проверить все
землянки и дома в деревне, где размещаются люди. Праздновать будем, когда
кончится война.

После всего услышанного поднялся инженер Николаев и спокойно сказал:

- А мы, технари, специально на ужине не выпяли по сто граммов, оставили
их на двенадцать ночи, чтоб выпить за победу. Нам в воздух не придется
подниматься, а дело свое мы знаем и сделаем.

- Дисциплину разлагаете, Николай Андреевич, - с кривой усмешкой сказал
Охтень и закрыл совещание.

Командиры эскадрилий разошлись, не получив ни одного совета, ни одного
указания относительно тактики и взаимодействия с другими группами, а также
прикрытия самолетов на посадке.

Утром 1 января мороз достиг 38 градусов. На востоке занималась заря,
постепенно гасли звезды. Вконец измотанные техники заканчивали подготовку
самолетов. В шапках, завязанных у подбородка, с поднятыми воротниками они
двигались медленно, неповоротливо, словно берегли последние силы на тяжелый
день. Понимали, в такую ясную погоду все начнется с рассвета и будет
продолжаться до темноты. Многие летчики надели зимние комбинезоны, двойные
перчатки-краги, в унты пододели меховые чулки-унтята, лица закрыли масками
из кротового меха: им летать в открытых кабинах. В рассветных сумерках они
были похожи на бурых медведей разного возраста, расхаживающих на задних