- Не стал ли ты перебирать, Морис?
- Да. Но никто этого не знает. Я выпиваю только дома. Сара, правда,
заметила.
- А дома как дела?
- Сару тревожат телефонные звонки. Ей чудятся бандиты в масках. Сэм
плохо спит - ему снятся кошмары: он же скоро пойдет в подготовительную
школу - школу для белых. А я волнуюсь но поводу того, что произойдет с
ними обоими, если что-то произойдет со мной. В конце концов что-то всегда
ведь происходит, верно?
- Предоставь думать об этом нам. Даю тебе слово: у нас тщательно
разработан маршрут твоего бегства. Если произойдет что-то
непредвиденное...
- Моего бегства? А как насчет Сары и Сэма?
- Они приедут следом. Можешь нам поверить, Морис. Мы позаботимся о них.
Мы ведь тоже умеем проявлять благодарность. Вспомни Блейка - мы заботимся
о своих. - Борис подошел к окну. - Путь свободен. Тебе пора в твою
контору. А мой первый ученик приходит через четверть часа.
- Какому же языку ты его учишь?
- Английскому. Только не смейся надо мной.
- Английский у тебя почти безупречен.
- Мой первый ученик сегодня - поляк, как и я. _Наш_ эмигрант, не из
Германии. Мне он нравится - непримиримый противник Маркса. Ты улыбаешься.
Вот это уже лучше. Никогда больше не доводи себя до такого состояния.
- Это все из-за проверки, устроенной безопасностью. Даже Дэвис приуныл,
а он-то совсем невинная душа.
- Не волнуйся. Я, кажется, вижу способ, на кого направить их огонь.
- Постараюсь не волноваться.
- Отныне переходим на третий тайник, и, если дело станет худо, тут же
дай мне знать - я ведь и нахожусь-то здесь, чтобы помогать тебе. Ты мне
доверяешь?
- Конечно, доверяю, Борис. Я бы только хотел, чтобы ваши люди
действительно доверяли _мне_. Эта зашифровка по книге - это ведь жутко
медленный и допотопный способ связи, и ты знаешь, как он опасен.
- Дело не в том, что мы тебе не доверяем. Все делается ради твоей же
безопасности. У тебя дома в порядке текущей проверки в любую минуту могут
устроить обыск. Вначале наши хотели дать тебе микрофишки - я не разрешил.
Теперь ты доволен?
- Не совсем.
- Скажи, в чем дело.
- Я хочу невозможного. Хочу, чтобы вообще не нужно было лгать. И хочу,
чтобы мы были на одной стороне.
- Мы?
- Ты и я.
- А разве мы не на одной стороне?
- Да, в данном случае... на какое-то время. Ты знаешь, что Иван пытался
однажды меня шантажировать?
- Вот идиот. Наверное, потому меня сюда и вернули.
- Между тобой и мной всегда все было ясно. Я тебе даю всю информацию,
какая проходит по моему сектору и интересует тебя. Я никогда не делал вид,
что разделяю твою веру, я ведь никогда не буду коммунистом.
- Конечно. Мы всегда понимали твою точку зрения. Ты нам нужен только в
связи с Африкой.
- Но материал, который я тебе передаю, - я должен сам решать, _что_ это
должно быть. Я сражаюсь вместе с тобой в Африке, Борис, но не в Европе.
- Нам нужны от тебя лишь подробности о "Дядюшке Римусе", какие ты
сможешь добыть.
- А Иван хотел много больше. Он мне угрожал.
- Иван уехал. Забудь о нем.
- Вам будет куда лучше без меня.
- Нет. Лучше будет Мюллеру и его дружкам, - сказал Борис.
Словно маньяк, страдающий депрессией, Кэсл выбросил из себя то, что в
нем набухало, нарыв прорвался, и он почувствовал безграничное, никогда
прежде не испытанное облегчение.
Теперь настала очередь идти к "Путешественникам", и сэр Джон Харгривз
чувствовал себя здесь, где он был членом правления, совсем как дома - не
то что в клубе "Реформа". Погода стояла более холодная, чем в тот день,
когда они в последний раз обедали с Персивалом, и он не видел оснований
идти разговаривать в парк.
- О, я знаю, о чем вы думаете, Эммануэл, но все тут слишком хорошо вас
знают, - заметил он доктору Персивалу. - Никто не станет подсаживаться к
нам за кофе. Всем теперь уже известно, что вы говорите только о рыбе.
Кстати, как вам понравилась копченая форель?
- Немного суховата по сравнению с той, что подают в "Реформе", - сказал
доктор Персивал.
- А ростбиф?
- Не пережарен немного?
- Вам невозможно угодить, Эммануэл. Возьмите сигару.
- Если только это настоящая гаванская.
- Конечно.
- Интересно, можно их достать в Вашингтоне?
- Сомневаюсь, чтобы detete распространилась на сигары. В любом случае
приоритет за лазером. Какая это все игра. Эммануэл. Иной раз я жалею, что
я не в Африке.
- Не в старой Африке.
- Да. Вы правы. Не в старой Африке.
- Она навсегда исчезла.
- Я не так уж в этом уверен. Наверно, если мы уничтожим весь остальной
мир, дороги снова зарастут травой и все новые роскошные отели рухнут,
вернутся джунгли, племенные вожди, врачеватели-колдуны, - кстати, в
Северо-Восточном Трансваале все еще есть королева дождей.
- Вы и о Вашингтоне собираетесь им это говорить?
- Нет. Но я без восторга буду говорить о "Дядюшке Римусе".
- Вы против?
- Штаты, мы и Южная Африка - такой союз просто не укладывается в
голове. И тем не менее операция будет осуществляться, потому что Пентагон
за неимением настоящей войны хочет играть в военные игры. Словом, я
оставляю здесь Кэсла играть в эту игру с их мистером Мюллером. Кстати, он
отбыл в Бонн. Надеюсь, уж Западная-то Германия не участвует в этой игре.
- А как долго вы будете отсутствовать?
- Надеюсь, не более десяти дней. Не люблю я вашингтонский климат - во
всех смыслах этого слова. - И Харгривз с довольной улыбкой стряхнул с
сигары наросший пепел.
- Сигары доктора Кастро, - сказал он, - нисколько не хуже сигар
сержанта Батисты [имеется в виду диктатор Батиста, свергнутый в результате
кубинской революции 1 января 1959 г., во главе которой стоял Фидель
Кастро].
- Жаль, что вы уезжаете как раз в тот момент, Джон, когда рыбка,
похоже, у нас на крючке.
- Я вполне доверяю вам вытащить ее без моей помощи... кстати, это может
оказаться всего лишь старый сапог.
- Не думаю. Старый сапог сразу узнается по весу.
- Словом, я спокойно оставляю это в ваших руках, Эммануэл. И конечно, в
руках Дэйнтри тоже.
- А что, если мы не придем к единому мнению?
- В таком случае решение - за вами. Вы будете выступать моим
заместителем в этом деле. Но ради всего святого, Эммануэл, не
предпринимайте никаких опрометчивых шагов.
- Я веду себя опрометчиво только в моем "ягуаре", Джон. Когда я ловлю
рыбу, то проявляю величайшее терпение.
6
Поезд Кэсла прибыл в Беркхэмстед с опозданием на сорок минут. На линии
где-то за Трингом шли ремонтные работы, и когда Кэсл наконец вошел в свой
кабинет, ему показалось там необычно пусто. Дэвиса не было, но это не
могло объяснить ощущения пустоты: Кэсл часто сидел один в комнате - Дэвис
то обедал, то выходил в уборную, то отправлялся с Синтией в зоопарк. Лишь
полчаса спустя Кэслу попалась на глаза записка от Синтии в его корзинке
"Для входящих": "Артуру нездоровится. Полковник Дэйнтри хочет вас видеть".
С секунду Кэсл не мог понять, кто такой, черт подери, Артур: он не привык
называть Дэвиса иначе как Дэвис. "Это что же, - подумал он, - Синтия,
значит, начинает уступать долгой осаде? Поэтому она назвала Дэвиса по
имени?" Он позвонил ей и спросил:
- А что с Дэвисом?
- Не знаю. От него позвонил один из этих ребят, занимающихся окружающей
средой. Он сказал, у Дэвиса что-то с желудком.
- Перепой?
- Он бы сам позвонил, если бы дело было в этом. Я не знала без вас, как
быть. И позвонила доктору Персивалу.
- Что он сказал?
- То же, что и вы: перепой. Они, кажется, провели вместе вчерашний
вечер - перебрали портвейна и виски. Доктор Персивал заглянет к нему в
обеденное время. А пока он занят.
- Но вы не думаете, что это что-то серьезное, нет?
- Я не думаю, что это серьезно, но и не думаю, что это перепой. Ведь
если б было что-то серьезное, доктор Персивал немедленно поехал бы к нему,