от злых и отчаянных слез.
мягкости, и дикий растерзанный зверь все ярче выступал под ним.
стая юрких мышей набежала туда. И первая была та, чтобы немедленно
развязаться с Лидой, дать ей денег, чтобы она устроила выкидыш, и покончить
историю. Но хотя он считал это лучшим для себя и необходимым, Зарудин не
сказал этого Лиде.
хотел сказать, и чувствуя, что скажет.
беспомощно опустила руки и села на кровать.
бы сама себе. - Утопиться, что ли?
ему в глаза, медленно произнесла Лида, - ведь вы даже и очень не прочь,
чтобы я утопилась!
и страшное, что Зарудин невольно отвел глаза.
нем, как о спасителе, о том, чтобы жить с ним всегда. Ей захотелось
почему-то потрясти рукой, высказать ему свое презрение, отомстить за
унижение, но она почувствовала, что если заговорит, то заплачет и еще больше
унизит себя. Последняя гордость, остаток красивой и сильной прежней Лиды,
удержала ее, и вместо того она сдавленно, но ясно и выразительно, неожиданно
и для себя и для Зарудина проговорила: Ско-тина!
замка.
негодяй", он бы снес это совершенно спокойно, но слово "скотина" было так
некрасиво и так противоречило тому представлению, которое создал о себе
Зарудин, что он потерялся. Покраснели даже белки его красивых выпуклых глаз.
Он растерянно улыбнулся, пожал плечами, застегнул и распахнул опять китель и
почувствовал себя искренно несчастным.
радости, что так или иначе - все кончилось. Трусливая мысль подсказала ему,
что такая женщина, как Лида, больше никогда не придет.
любовница, но он махнул рукой.
вызвав на лице беззаботное выражение, вышел к гостям.
XVIII
Тем, которые догадывались, что это Лида Санина, бессознательно было завидно,
и воображение их мешало играть, рисуя ее невиданную ими наготу и ее
сближение с Зарудиным.
свиданья.
запертую дверь. Все засмеялись его словам, как шутке.
сообразил, куда должны выходить окна квартиры Зарудина, осторожно
придавливая крапиву ногами, добрался до забора и легко поднялся на него.
Наверху он едва не забыл, зачем влезал, так приятно было ему с высокого
забора смотреть вниз на зеленую траву и густой сад, и всеми напряженными от
усилия мускулами ощущать свежий и мягкий ветерок, мягчивший жар и свободно
продувавший насквозь его тонкую рубаху.
место и пошел по саду. К окну он подошел в то время, когда Лида сказала:
Прислонившись плечом к стене, он смотрел в сад и с интересом слушал
изменившиеся, расстроенные, возбужденные голоса. И ему было жаль красивую
униженную Лиду, с прелестным обликом которой так не вязалось грубое,
животное и тяжелое слово беременна. Но больше чем разговор, его занимал
странный и нелепый контраст между дикими и злыми голосами людей в комнате и
светлой тишиной в зеленом саду, данном природой этим самым людям.
солнечном воздухе, и Санин так же внимательно следил за ее полетом, как и за
тем, что слышал.
всем телом от стены и, уже не думая о том, что его могут увидеть из окон,
медленно пошел по саду.
Санин долго следил за ее гибким травяным тельцем, ловко скользившим в
зеленых бурьянах.
XIX
лежали под самыми заборами и стенами, уничтоженные торжествующим зноем.
светло или темно, Лида быстро шла вдоль заросших пыльной травой заборов, и,.
опустив голову, сухими блестящими глазами смотрела под ноги. Изредка
навстречу ей попадались равнодушные, пыхтящие, разваренные жаром люди, но их
было мало, и летняя послеобеденная тишина стояла над городом.
увязалась за Лидой, озабоченно пробежала вперед, оглянулась и помахала хвое
гиком, утверждая, что они идут вместе. На повороте стоял мальчик, маленький,
уморительно толстый, в рубашонке, хвостиком высовывающейся сзади из
панталон, и, напружив измазанные бузиной щеки, отчаянно пищал в стручок.
скользило по поверхности сознания, а душа ее была замкнута. Темная сила,
отрезавшая ее от всего мира, быстро несла ее, одинокую и мертвую, мимо
зелени, солнца и радости жизни все дальше и дальше, к черной дыре, близость
которой уже ощущала она в холодной и вялой тоске, залегшей у сердца.
поджиматься свою рыжую, чуть вспотевшую лошадь, на гладкой шерсти которой
солнце клало кованые золотые блики.
такую жару?
ухарски заломленной над потным, наполовину красным, наполовину белым лбом, и
промолчала, только по привычке кокетливо улыбнувшись. И в этот момент с
недоумением спросила себя: "Куда же теперь?"
она пошла к нему, ей казалось, что нельзя жить и невозможно разрешить своего
горя без него, но теперь он просто исчез из ее жизни. Все это было и умерло,
а то, что осталось, касается только ее и ею одной должно быть разрешено.
то, что гордая и прекрасная Лида исчезнет, а вместо нее останется маленькое,
загнанное напаскудившее животное, над которым все будут издеваться и которое
будет совершенно беспомощно перед сплетнями и плевками. Надо было сохранить
свою гордость и красоту, уйти от грязи туда, куда бы уже не могла
дохлестнуть ее липкая волна.
пустота, что свет солнца, жизнь и люди уже не для нее, что она одинока среди
них, что некуда идти и надо умереть, утопиться.
сомкнулся между нею и всем, что было и что могло быть. На мгновение исчезло
даже то противное и ужасное, своей ненужностью и неотвратимостью, ощущение
внутри себя чего-то еще непонятного, но уже разбившего ее жизнь, которое она
не переставала чувствовать с того момента, как догадалась о своей
беременности.
безразличность смерти.
Лида, оглядываясь кругом и ничего не видя.
она уже не шла, а почти бежала, путаясь в широкой модной юбке.
представляла. Было какое-то туманное пустое пятно, в котором все кончится.
на мост. А когда она остановилась у перил и внизу за ними увидела мутную
зеленоватую воду, сразу исчезло ощущение легкости, и все существо ее
переполнилось тяжелым страхом и цепким желанием жить.